do me a favour

Он плачет почти всегда, а когда не плачет, – веки у него вспухшие и покрасневшие, глаза полны глубокого страдания, взгляд лихорадочный и недоверчивый, как у дикого зверя, и, в общем-то, Тайрелл сам по себе напоминает этого зверя, больного и раненого, лохматого и одинокого. Ирвингу даже становится его жалко. Но он ничего ему не говорит, не пытается прикоснуться и молча уходит, оставляя Тайрелла работать, думать, думать об Эллиоте, о своей семье, из последних сил сдерживать слезы, которые упрямо обжигают глаза, и из горла вырывается еле слышный, но тяжелый всхлип, от которого проходит дрожь по всему телу, и Тайрелл закрывает лицо руками уже в который раз. Жалкое зрелище, он знает это сам. И старается никогда не плакать при Ирвинге, хотя тот все понимает. - Он не слышит, как Ирвинг подходит сзади, шаги мягкие и бесшумные, как у кошки, Тайрелл не слышит их – в ушах лишь стук клавиш по клавиатуре, перед глазами – различные бесконечные коды, буквы и цифры, быстрое движение пальцев, в голове – пристальный взгляд Эллиота, загадочная полуулыбка на губах, полумрак игрового зала и ощущение шероховатой кожи щёк под его пальцами. Перед глазами все расплывается, Тайрелл нервно моргает, и крупные слезы падают на клавиатуру. - Неужели этот парень стоит того, чтобы из-за него плакали? Тихий голос резко разрезает тишину комнаты, и Тайрелл вздрагивает от неожиданности, оборачивается и видит Ирвинга, спокойного, с почти безразличным, но пристальным взглядом. Он засовывает руки в карманы и подходит ближе к Тайреллу. Тот молчит, наверное, чувствует, что если заговорит сейчас, попытается вырвать какие-то звуки из горла, то расплачется снова, на этот раз прямо перед Ирвингом, и этот позор он вряд ли сможет пережить. Хотя, наверное, уже все равно. Тайрелл резко ощущает странную пустоту внутри, ему уже нечего сказать, и он почти ничего не чувствует. Все атрофировалось от ощущения, что он совсем один в этом мире. Что все, кто ему дорог, далеко от него, так далеко, что кажется, будто они и не существуют вовсе. Тайрелл всё смотрит на Ирвинга, прямо в его равнодушные глаза, смотрит в них и понимает, что уже больше не может плакать. Не может отстраниться, когда Ирвинг проводит пальцами по его щеке, вытирая слезу. Щетина, должно быть, царапает ему кожу. - Вы не одиноки, мистер Уэллик. - Тайрелл его почти не слышит, он заворожённо читает это по губам. -У вас есть я. Тайрелл ничего не чувствует, не может чувствовать, но, когда Ирвинг запускает пальцы в его волосы, - с губ срывается судорожный вздох. Вздох облегчения. Он не один. Ирвинг рядом. Ирвинг готов помочь. Ирвинг проводит рукой по его грязным волосам. Ирвинг ведёт указательным пальцем по его шее, а затем берёт за подбородок и мягко давит на нижнюю губу большим пальцем. Тайрелл чувствует приятную усталость, ему не хочется сопротивляться, ему не хочется думать, он лишь приоткрывает рот, позволяя пальцам Ирвинга скользнуть внутрь, закрывает глаза, тихо всхлипывает, когда проводит языком по шершавым пальцам Ирвинга. Чувствует соленый пот, но ему все равно. Тайрелл покорно лижет и посасывает, открывает глаза и с надеждой смотрит на Ирвинга, но видит все тот же равнодушный взгляд. На этот раз он почти мягкий, наверное, снисходительный. Тайреллу все равно. Ирвинг убирает пальцы из его влажного рта, наклоняется достаточно близко, чтобы губы почти соприкасались с губами Тайрелла, но замирает, чтобы Тайрелл первый потянулся к нему, как тянется умирающий от жажды путник к сосуду с водой. Тайрелл целуется так, будто его никогда не целовали, будто его никогда не касались, целует судорожно, торопливо, шумно, с тихим отчаянием, будто боится, что это всё исчезнет навсегда. Он стонет в рот Ирвинга, когда тот открывает его губы языком. Тайрелл ни о чем не думает, не хочет думать, воздуха в легких не хватает, он задыхается, всё пространство вокруг плавится, и он вместе с ним, его так давно не трогали, не целовали, и он понимает это только сейчас, понимает, как он изголодался по ощущению чужих губ на своих губах. Он мычит в чужой рот от удовольствия, глухие стоны вибрируют в горле. Он старается не думать об Эллиоте, но, когда Ирвинг резко давит ему на плечо, и Тайрелл невольно сползает со стула на колени, он вспоминает, как когда-то, будто вечность тому назад, он так же стоял на коленях перед Эллиотом, чувствовал холод дула на своём лбу и отсутствие страха, потому что умереть от руки Эллиота было бы, наверное, самым лучшим исходом его судьбы. Но сейчас он стоит на коленях перед Ирвингом, сейчас ему хочется, чтобы в нем нуждались, чтобы его касались, чтобы он мог наконец-то забыться. Перестать думать об Эллиоте, о его странной ухмылке, которая неестественно ломала его губы, которая смотрелась чужой на его лице. Перестать думать о глазах, которые блестели в полумраке игрового зала, блестели почти безумно и от этого не менее прекрасно. Звук расстёгивающегося ремня возвращает Тайрелла в действительность. Он смотрит снизу вверх на Ирвинга, свет отражается от его очков, так что Тайрелл не может прочесть его взгляд и чувствует себя внезапно таким беспомощным, что ему снова хочется плакать. Но Ирвинг со сдержанной нежностью проводит большими пальцами по его щекам, почти бережно убирает прядь, которая лезет в глаза Тайреллу, чтобы тот посмотрел на него и поверил, что все в порядке. И Тайрелл верит. Ирвинг все ещё рядом, Ирвингу не всё равно, и уже не надо чувствовать себя одиноким и всеми брошенным. Когда Тайрелл смотрит в глаза Ирвинга, когда он ощущает его прикосновения, он успокаивается, он чувствует, как улыбается, и вдруг осознает, как давно он не улыбался вот так. Тайрелл не помнит, когда в последний раз кому-то отсасывал. Может, это было еще в колледже, когда ему нужно было исправить оценку на «отлично», или когда он хотел получить определенную должность еще в начале своей карьеры. В любом случае это было давно, поэтому Тайрелл сначала неуверенно проводит языком по всей длине и, услышав, как резко сбивается дыхание Ирвинга, полностью берет его член в рот и начинает двигать головой, не совсем попадая в определенный ритм, но это не важно. Сейчас уже ничего не важно, кроме хриплых стонов Ирвинга, его ладони на затылке Тайрелла, сжимающей волосы в кулак. Тайрелл закрывает глаза, он снова думает об Эллиоте. Расслабляет горло, чтобы взять глубже. Тайрелл думает о том, как он стоял тогда перед Эллиотом на коленях, о том, что они могли бы сделать там, в этом пустом, пыльном, заброшенном игровом зале, когда они были совсем одни. Тайрелл сдавленно стонет, ему жарко, ему хорошо, рот полон слюны, губы обхватывают член Ирвинга, но Тайрелл представляет, что это Эллиота. Ирвинг толкается в рот Тайрелла, так что тот давится, а на глазах наворачиваются слезы. Тайрелл выпускает член изо рта, чтобы судорожно вдохнуть воздух, а потом снова взять по самое горло. Он издаёт неразборчивые звуки от удовольствия и чуть не плачет, потому что представляет, что отсасывает сейчас Эллиоту, что чувствует его, как тот грубо двигает бедрами и крепко держит его голову, заставляя Тайрелла подчиняться своему ритму. Тайрелл не против. Он убыстряет темп, он хочет, чтобы Эллиот выебал его в рот так же сильно, как это делает сейчас Ирвинг. От одной этой мысли дрожь проходит по позвоночнику. Дыхания не хватает совсем, но Тайреллу плевать, боль пульсирует в глотке оттого, что он берет слишком глубоко, но Тайреллу это нравится. В ушах гудит шум крови, слышатся его собственные всхлипы и то, как Ирвинг ругается и чуть ли не рычит, пока вбивается в податливый рот Тайрелла. Звуки, чувства, мысли сливаются в единый ком, переворачивающий сознание, но Тайрелл умудряется подумать об Эллиоте даже в этот момент. Ирвинг с тяжёлым стоном кончает Тайреллу в рот, тот тут же сглатывает и откашливается. Перед глазами немного плывет, но он делает над собой усилие и смотрит на Ирвинга исподлобья, видит, как часто вздымается его грудь, слышит, как Ирвинг пытается восстановить дыхание, которое судорожно с хрипотцой срывается с губ, и Тайрелл невольно улыбается. Они молчат несколько секунд, Ирвинг избегает смотреть Тайреллу прямо в глаза, нервно прочищает горло и, как ни в чем не бывало, застёгивает брюки, подбирая нужные слова. -Что ж, это было... э... весело. Тайрелл усмехается. Ирвинг смотрит на него сверху вниз. Свет снова отражается от его очков, Тайрелл снова чувствует себя беспомощным. На губах Ирвинга застывает полуулыбка. Он внимательно всматривается в глаза Тайрелла, зрачки которого – два маленьких уголька в холодной прозрачной воде, дребезжащие на самом дне. Он вот-вот заплачет. Прямо здесь, стоя на коленях перед Ирвингом, с губами, слипшимися от спермы. Ирвингу его почти жаль. Он старается мягко провести ладонью по его щеке, но выходит немного грубо, костяшками пальцев он вытирает губы Тайрелла и даёт ему слизать остатки. Тайрелл немного успокаивается, льнет к этим прикосновениям, целует руки Ирвинга влажными губами, жаждет ласки, любви. В его взгляде светлеет надежда, слепое обожание, собачья благодарность. Ирвинг не может сдержать смешок. -Пора возвращаться к работе, Тайрелл,- говорит он, все ещё поглаживая Тайрелла по щеке, и щетина слегка царапает его пальцы. Тот молча кивает, с трепетом глядя на Ирвинга. -Спасибо,- тихо вырывается у Тайрелла, прежде чем он успевает подумать. Он снова чувствует, как усталость мягко наполняет его вязкие мысли. Ирвинг замирает от неожиданности, его брови приподнимаются в легком недоумении, но это быстро проходит. Он улыбается с прозрачным снисхождением. -Всегда пожалуйста.