Я — начало

Я чувствовала себя потерянной, словно заблудилась в самой гуще своей души. Я вновь предпочитаю одиночество и максимально избегаю любых контактов, концентрируя все свое внимание на учёбе, в которой видела куда больше смысла, нежели мои сокурсники. Возможно, обретенные нами знания — это все, что после нас останется, и все, что у нас есть. Информация — это все, и мы одна из ее единиц. Мои знания и изучение чего-то нового пока единственное, что мне нравилось и увлекало настолько, что я вполне могла на какие-то несколько часов забыть обо всей своей истории. Но как бы то ни было, глупо отрицать тот факт, что я вовсе зашла в тупик, погрязла в своих проблемах, закрылась от всего меня окружающего, не оставив и щели для проникновения света и кислорода. Живя в полной изоляции, я словно зарывала себя под слой земли, словно сама себя похоронила, падала на самое дно бездны и не давала себе ни единого шанса вернуться назад, вернуться к своей настоящей жизни, а не жалкому ее подобию. Я потеряла себя где-то меж этих шумных коридоров, фальшивых улыбок и слов, которые то и дело пестрили перед глазами изо дня в день, среди них я призрак. Среди них мне не найдется места, они мне чужды, и их устои лишь растлевают неокрепшую душу. Внутри всё смешалось настолько сильно, что я даже не могла понять, что происходит, казалось, что я возвращаюсь к самому началу своего пути. В эти серые будни я сбилась с пути и не хотела ничего с этим делать. Я не знала, что мне с этим делать. Когда человек опускает руки, он перестаёт бороться, перестаёт жить и, считайте, буквально умирает где-то изнутри. Суббота. Дождь ещё глубокой ночью начал барабанить по оконным шибкам, пару раз заставляя меня проснуться. Это был самый дождливый день из всех, что я здесь провела, день, что был абсолютно под стать моему настроению. Занятий у меня не было, потому что, по счастливой случайности, суббота не входила в график наших учебных дней. А это означало, что я увижусь с мамой, по которой так неустанно скучала все эти дни. Поездка домой на оставшиеся выходные казалась мне единственным выходом из этого осеннего уныния, что могло хоть как-то изменить мое отношение к происходящему, дать себе, пусть и не большую, возможность восстановиться и прийти в себя. Ведь как бы то ни было, я действительно скучала по маме, а дома и стены лечат. Быть честной, мне сложно здесь, и я никак не могу свыкнуться с мыслью о том, что теперь я сама за себя отвечаю и защищаю от пакостей этого несносного мира. Если бы только знала мама, как мне сложно приходится без нее, но мне всегда было, за что бороться. Не было и дня, когда я бы окончательно сдалась, как бы мне ни было невыносимо и дурно, я не теряла надежды. Сдаться — это самое легкая участь, а я привыкла идти до конца, плотно стиснув зубы. Я должна быть выше этого, ради мамы и ее бессонных ночей, ради всех потраченных на меня сил миссис Коллинз, ради той девочки, что почти год назад не знала, как ей быть дальше, ради своей искалеченной жизни и души. Когда-то я сделаю это, я стану обыкновенным среднестатистическим подростком и буду жить обычной жизнью, словно этого сущего ада, который мы проживали приличное количество времени и который принёс не малую, я бы даже сказала, здоровенную кучу страданий, и не было. Трель телефонного звонка выводит меня из транса, и взяв сумки, я спускаюсь на первый этаж в фойе. Мама стоит среди кочующих студентов, которые постоянно что-то выкрикивают, смеются, да и просто радуются тому, что наступила пора выходных, и пытаются уловить знакомый силуэт. Она выглядит такой измученной и уставшей, я уверена, что она плохо спала эти дни без меня, чувствую ее волнение и счастье видеть меня в эту самую секунду. Под глазами слегка заметная синева, но эта тёплая улыбка, которая встречает меня, и сияющие от радости глаза говорят сами за себя и скрывают малейшие недостатки. Я чуть ли не подбегаю к ней, бросая сумки на пол, обвиваю её шею, и плевать на всех тех, кто находится здесь и осуждающе смотрит. Ведь со стороны это выглядит совсем по-детски и скорее всего странно для них. — Я так скучала, — по телу пробирается еле заметная дрожь, и я ещё сильнее вжимаюсь в материнское тело. — Знала бы ты, как я скучала, милая, да я просто не находила себе места, мне хотелось названивать тебе чуть ли не каждую секунду, — и по фойе разлетается мой звонкий смех, привлекая пару лишних глаз. До дома мы добираемся на такси чуть больше чем за час. На окно машины, сквозь которое я пытаюсь разглядеть мельчайшие детали всего, мимо чего мы проносимся с быстрой скоростью, всё так же опускался дождь. Мимо нас мелькают окрашенные осенью в багровый цвет макушки деревьев, небольшие домики с резными заборами и люди, много людей. Все они такие разные, по-своему необычные и странные. Кто-то счастлив, а кто-то грустит. Кто-то переживает утрату, а кто-то рождение нового и светлого начала. Все люди разные, и у всех здесь своя история, как и у меня. История, которая, боюсь, не с самым радужным содержанием. — Хлоя, все в твоей комнате осталось нетронутым, ты можешь пойти переодеться, только спускайся обратно. Мы покушаем, и ты все должна мне рассказать, я так соскучилась по тебе, — она целует меня в макушку, поглаживая по спине, и уходит на кухню. Зайдя в комнату, я замечаю, что все действительно не тронуто вплоть до оставленной кружки из-под кофе. Заправленная мной кровать голубым покрывалом, раскиданные по ней мягкие игрушки с подушками вызывают умиление, а лежащие на окне книги, где я проводила большую часть времени, заставляют вспомнить, с каким восхищением я читала каждую из них. Я так скучала по своей комнате, по этому уюту, который я создавала годами, и по чувству безопасности, которое только здесь я могу ощутить настолько чётко. — Мам, ты ведь звонила Коллинз? — я захожу на кухню уже в домашней одежде и сажусь за барную стойку. — Да, но она придёт завтра. Что-то случилось? Ты ничего не хочешь мне рассказать? — она сразу же отвлекается от приготовления еды и начинает пристально разглядывать моё и без того замученное лицо. Волнуется. — Нет, всё в порядке, правда, просто хотела бы похвалиться ей своими успехами, — я слегка усмехаюсь, и передо мной появляется тарелка любимого куриного супа. Как же я скучала по домашней еде. Весь день мы с мамой не отходили больше ни на шаг друг от друга, болтали, смотрели кино, заедая попкорном и запивая такой каллорийной, но любимой колой, даже устроили войну подушками и пижамную девчачью вечеринку на двоих. Она рассказывала, что на работе её наконец-то ждёт повышение, о котором она так долго мечтала и так усердно шла к этому, но не могла полностью отдаться своему делу, так как на её шее висел очень тяжёлый и непосильный груз в виде меня. Всё было, казалось бы, хорошо, если бы я не словила себя на странной мысли: её прикосновения стали совсем другими после того, как Джастин прикасался ко мне, они стали не такими особенными и единственными, они стали более обычными и привычными, нежели прикосновения Джастина, которые стали чем-то новым и странным для меня, чем-то необычным и будоражащим. Перед сном я забираюсь на дубовый подоконник и устраиваюсь на нём, закутавшись в голубое покрывало, которое до этого покоилось на моей кровати, так намного комфортнее, чувствую себя абсолютно защищенной. За оком ни на секунду не перестаёт бушевать ветер, сметая всё на своём пути, так же как и мои переполняющие голову мысли, они не дают мне покоя уже приличное количество времени. Я открываю массивные деревянные окна и вдыхаю полной грудью ворвавшийся внутрь ветер, который небрежно перелистывает страницы разбросанных на столе старых книг. Беру заранее подготовленную пачку сигарет и извлекаю оттуда ровно одну штуку. Вставляю её между губ, и уже чувство наслаждения окутывает меня с ног до головы. Я медленно подношу к ней огонёк, который на несколько секунд озаряет моё бледное лицо, и она вспыхивает, отдаваясь в ушах еле слышимым треском. Я делаю первую затяжку, которая вводит меня в эйфорию. Откинувшись назад, я облокачиваюсь головой о стену и прикрываю глаза от наслаждения и мимолётного расслабления. Первый клуб дыма обжигает горло и врывается в мои лёгкие, от чего голова начинает немного кружиться, но что может быть лучше чувства, что ты медленно себя губишь. FLASHBACK Я сижу на полу, вокруг меня полный хаос, но я всегда утверждала маме, что это всего лишь творческий беспорядок. Огромное количество разноцветных мелких лоскутков смешались в одно сплошное радужное месиво, а я все продолжала нарезать ткань из небольшого рулона. Я уже несколько лет подряд была абсолютно уверена, что модельерство это мое, да настолько в это поверила, что даже мама согласилась купить мне дорогущую домашнюю швейную машинку и обтянутый атласной тканью манекен, что зачастую стоял в элитных швейных мастерских, который я каждый день наряжала в наряды своего авторства. Мода и дизайн были главной страстью в мои 15, даже не спрашивайте, как такое могло произойти. Я и сама не могу на это вразумительно ответить, просто в один день проснулась с мыслью о том, что я должна создать свою коллекцию одежды. Но самое странное в этом то, что никогда не надевала ее на себя, а купить второй шкаф для этих вещей все-таки пришлось. Я снимаю мерки, хоть и знаю их наизусть, пританцовывая под негромко включенную веселую песню. Всё бы ничего, если бы от моего занятия меня не оторвал звонок в дверь. Если мама опять забыла ключи, то я её покусаю, ну который уже раз. Я встаю, попутно втыкая иголку в клубок с нитками, спускаюсь к двери, что-то бормоча себе под нос, и открываю её, даже не посмотрев в глазок. — Добрый день, красавица. Мы надеялись увидеть твою мать, ей пришла посылка. Не подскажешь, где она? — передо мной вырастают двое мужчин и приветливо улыбаются, строя из себя святош, что вызывает у меня некое отвращение, ведь на лице у них чёрным по белому написано «мерзкие типы». — Её нет дома, зайдите позже, ну или же можете оставить её мне. — Пожалуй, мы зайдём в другой раз. END FLASBACK Это была самая сладкая и спокойная ночь за эту неделю. Никаких кошмаров, пробуждений посреди ночи в холодном поту, ни дьявольского скрежета зубов, разносящегося по всей комнате, от страха. Словно что-то защищало меня сегодня ночью от всех этих ужасов. Я находилась будто в оболочке, в прострации, отделяющей меня от внешнего мира, где была лишь я, самые трепетные и заботливые прикосновения, что я ощущала за свою жизнь, и глаза. Глаза цвета миндаля, которые влекли за собой в пучину, не давая покоя моему и без того больному воображению. Сегодня я как никогда ждала миссис Коллинз и даже не думала о том, что она как обычно придёт копаться у меня в голове, чего до жути я не любила. Утром я сходила в душ и уже ровно в девять утра сидела за кухонным столом, как ненормальная поглощала кофе с печеньем. Признаюсь, сегодня я была сама не своя. Мама ещё крепко спала у себя в комнате, укутавшись в белое пуховое одеяло, поэтому я могла ещё немного посидеть в тишине, обдумывая то, о чем я буду разговаривать с психологом. В голову ничего разумного мне не приходило, а вскоре, смотря, как за окном осыпаются листья и бушует ветер, я уже успела подумать о том, что может и не стоит никому ничего знать. — Доброе утро, Хлоя. Тебе плохо спалось, почему так рано встала? Обычно в такую пору тебя не разбудишь, — мама зашла на кухню в своей розовой шелковой пижаме и обняла меня сзади, целуя в макушку и кладя голову на моё плечо. — Нет, сегодня я выспалась, как никогда раньше, — я слегка повернула голову назад и, улыбаясь, чмокнула ее в щеку, после чего она пошла ставить чайник. Спустя немного времени по дому раздался звонок, что означало лишь одно — она пришла, а вместе с её приходом по моему телу пробежался холодок от предстоящего разговора, ведь никто не знает, какую реакцию мне ожидать. — Доброе утро, Хлоя, выглядишь отлично, — и все же я люблю эту женщину за её позитив, но ненавижу от того, что по приходу она всегда взъерошивает мои волосы. Ужасная привычка, миссис Коллинз. Пока они с мамой внизу обсуждали моё поведение после нового этапа моей жизни, а я уверена, что сейчас они занимаются именно этим, я устраивалась на своём подоконнике, где раньше проводила большую часть времени за какой-нибудь книжкой и чашкой любимого кофе со сливками. Я сидела в позе лотоса и, облокотившись головой о холодное окно, раздумывала о том, что будет, когда я вернусь в универ. Найду ли я себе того, с кем могу поделиться своими переживаниями или хотя бы просто непринужденно поболтать после занятий в беседке, которая расположена на территории? А может мне и вовсе будет комфортно одной, кто знает. — Можно? — в дверь постучали, и я заметно сжалась. — Хлоя, что случилось? Ты сидишь на этом подоконнике, только когда тебя что-то волнует, — она по-хозяйски устроилась на моем кресле, беря в руку блокнот с ручкой, и включила диктофон. — Я тоже по Вам скучала, — я мило улыбнулась, но продолжила: — я хочу продолжить учиться там, мне нравится. — Это хорошо. У тебя появились подруги? — снова вопросы, ожидаемо. — Да, несколько знакомых девочек из моего класса, милые, но слишком много пустой болтовни, — я усмехнулась и опустила глаза, решаясь сказать. Ничто раньше не давалось мне настолько сложно, даже разговоры о тех страшных вещах, что со мной делали. В последнее время наш контакт был чем-то вроде дружеской беседы, но не сейчас. Я сидела, опустив глаза на свои руки, и разглядывала свой не совсем идеальный маникюр, свои ладони, которые я то и дело сжимала и разжимала, причиняя мимолётную боль. А она сидела, выжидала, когда я решусь. В своём деле она просто ас, это безусловно. — Меня трогал, — я нервно выдохнула, поднимая взгляд на её взволнованное лицо, — трогал мужчина. Он учится в универе, но выглядит намного старше меня. Он старшекурсник, — каждое слово давалось с большим трудом, но я продолжала. — Продолжай, все хорошо. — Его друг хотел познакомиться, а я впала в панику и снова поранила себя, ну, как обычно, — я протянула поцарапанные ладони, чтобы она могла разглядеть, — а тот парень, Джастин, он последовал за мной, остановил, закрывая рот своей рукой, чтобы я перестала кричать. Сначала было так страшно, и я была где-то на грани, чтоб потерять сознание. Тело было словно не моим, я чувствовала только одно: будто кожу прожигает огнем, но не могла и пошевелиться, не то чтоб оказать хотя бы долю сопротивления. Он сказал, что если я не буду кричать, он отпустит, но, знаете, парадокс в том, что я послушалась не из-за здравого ума, а по старой привычке, привычке послушной куклы. Мне до сих пор дурно даже от мысли об этом. Но такого никогда не было раньше, он сказал, что хочет помочь, и это сработало. У меня в комнате он обработал мои руки, ну знаете, перекись, бинты, все в этом роде. Это было странно, я не могу разобраться, а если сказать маме, то будет истерика, Вы должны понимать, — я выжидающе смотрела на Коллинз, а она, видимо впервые в жизни, не знала что сказать. — У меня нет слов, Хлоя. Я даже не могу понять, как реагировать на сложившуюся ситуацию, — она собиралась с мыслями, чтобы помочь, наверное, не только мне, но и себе.— Знаешь, с одной стороны, я боялась этого, что кто-то дотронется до тебя, а с другой стороны, ты фактически не ушла в себя после такого. Это многого стоит. Нам не нужно связаться с тем парнем? — Нет, ни в коем случае. Это просто разрушит мой образ обычного подростка. — Ладно. Расскажи про свои ощущения, когда паника отступила. Какого это было? — По-особенному. Страшно, но хочется ещё. — Ты хочешь вернуться обратно? — Да. И, возможно, даже увидеть его вновь.