Без обратного адреса

«Друг мой, здравствуй. Уже давно стоило объясниться с тобой. Но не хватало сил… и смелости. Помнишь, при нашей первой встрече ты посмеялся надо мной? Разбил в пух и в прах все мои верования… А я помню. Помню, как однажды, рассуждая о чужом горе, мы настолько разошлись, что начали драться. А потом стали друзьями. Нет, даже не так. В чём-то мы стали даже соперниками. И при этом подставляли друг другу плечо в тяжёлую минуту. Забавно и странно. Ты, мой злостный циник, всегда был мне ближе сладкоречивых врунов. По крайней мере, так я думал о них. А тебя в сердцах боготворил. О, как я тобой восхищался… А вскоре и сам научился жить играя. Ты всегда находил острое словцо – не важно, о чём шла речь. От твоей прямоты, переходящей в грубость, от твоих комментариев с тонкой издёвкой захватывало дух. Я считал тебя мудрым. Я считал тебя храбрым. Но я ошибался. И заметил это не сразу. Два года мы веселились, расследовали дела, спорили, напивались, а потом шаткой походкой брели по улице, подхватывая во время падения, и криком оповещали о хитро прячущихся лужах. Это было счастливое время, за которое я безмерно тебе благодарен. А затем получил известие о смерти матери. И мне пришлось уехать. «Большое видится на расстоянии», – не даром так говорят. Именно эта поездка остудила мой пыл и потом изрядно помогла мне в переосмыслении наших отношений и, особенно, твоих действий. Помнишь, я рассказывал тебе о своей сестре теперь последней моей родной душе? Частенько упоминал, какая она неправильная, и ужасался её глупости. Делился с тобой и всеми другими мыслями. Считал тебя своим братом. И ты поддерживал меня, что тебе совсем не свойственно. Правда, и выражал это по-своему: говорил, что нечего с дурами общаться. Да, для тебя ВСЕ были «дураками» и «идиотами». Я не придавал этому никогда значения, ведь считал себя особенным, не относящимся ко «всем». А теперь не уверен в этом, и оттого на сердце кошки скребут. Но не об этом речь. Тогда я считал тебя гением, воспринимая твоё показное равнодушие и скуку как способ скрыть глубину своей натуры. Я считал тебя человеком, скрывающим величие своей души от недостойных. Каюсь, был глупцом. Во мне всегда сидели ростки романтика, которые ты старательно выбивал пощёчинами реальности, граничащими с депрессизмом. Тонкая грань. И ты мастерски её огибал. Но меня не хватало надолго. И люди снова начинали казаться мне загадочными и завлекательными персонажами. Особенно ты, мой друг… Особенно ты… Но что-то я отошёл от темы. Так вот, спустя пару дней после похорон, сидя за пустым столом (сестра обедала у себя), мне впервые стало одиноко. Ты говорил, что одиночества не бывает. Что это простая реакция организма на застой в жизни, которой подвластны только слабые люди. Возможно, я и слаб, возможно… Но меня обуяла такая тоска, что вечером мы с сестрой поговорили. Говорили долго. Вначале было тяжело, никак не получалось завязать разговор. Но постепенно становилось легче, скованность исчезала. Потеря матери объединила нас. И мы впервые отнеслись друг к другу с пониманием и доверием. Хотел бы описать тебе, как хорошо мне после этого стало. Но ты вряд ли сможешь понять, да и не захочешь. Не спорь, ложь тебе не к лицу. Вернувшись, я продолжил кутить с тобой, будто ничего и не бывало. А ночами сидел на постели и не мог заснуть. Нередко в эти часы я писал письма, которые после сжигал. Не хотел казаться слабым. В моей жизни произошло ещё одно изменение. Впервые я что-то тебе не рассказывал. Боялся нарушить нашу шаткую гармонию. Боялся… Как горько признаваться себе в трусости! Скажи мне, друг мой, ты же всё видел? Ты ведь понимал, что меня что-то терзает, но предпочёл не лезть, не «утомляться». Брат, ты счастливец. Ведь тебя волновало лишь одно – ты сам. … «Пустое сердце бьётся ровно», не так ли? Однажды вечером, когда шёл ужасный ливень и все честные люди грелись дома возле каминов, я путешествовал по злачным заведениям и решил отправиться к тебе. Не знаю, почему. Возможно, выпитый алкоголь ударил в голову. Ты тогда ещё болел дольше недели, и я решил не просто наведаться, но и подшутить для ободрения духа. Подкрался к открытой двери твоей комнаты и заглянул внутрь, желая проверить, там ли ты. Тогда впервые я увидел в тебе другого человека. Признаю, испугался. Добрался к себе и упал, как только захлопнулась дверь. В сапогах облепленных землёй рвотного цвета я сидел насквозь мокрый, пока озноб не заставил меня подняться. Ты, конечно, не понимаешь, в чём дело. Но я и сам не могу это толком объяснить. Ты сидел в кресле с книгой в руках и смотрел. На всё, и в то же время ни на что. Рядом прибиралась хромая девушка, что ты нанял недавно. Но для тебя её будто не было. Ты не видел её, хотя и мимо скользил взглядом. Друг мой, я впервые увидел твои глаза такими. Вернее, я впервые заметил, что они такие... Ты не был похож на человека. Я будто увидел куклу, вот только пустую, потрёпанную, старую. Тронешь – и рассыплется пеплом. А ведь с таким же выражением ты смотришь на людей. Вернее, именно его ты прячешь под маской нарцисса, повидавшего в этой жизни всё. Я заметил это совсем недавно: ты смеялся над шуткой одного актёра, а когда он отвернулся, посмотрел на него.… Мурашки пробегают по коже, стоит лишь вспомнить об этом. А ведь тогда я решил не заметить этого. Ты будто посмотрел на кусочек грязи, прилипшей к манжету рубашки. Прошу, скажи, что я не прав. Скажи, что люди для тебя важнее стула или мёртвого цветка в вазе! Хотя нет. Молчи. Не разбивай мои последние надежды. Вскоре мне снова придётся уезжать. Я нужен дома. Дом… когда я в последний раз произносил это слово? Уж точно до нашего знакомства. В этот раз я покину тебя навсегда, и не знаю, как проститься, что сказать тебе. Я думал об этом всю ночь. В итоге и решил написать письмо. Но, друг мой, его ты не получишь. Я заберу его с собой. Или сожгу. Ещё две рюмки, и решу окончательно. Мне больно. Безумно больно с тобой прощаться. Но пора. Ты многому меня научил, сам того не зная. Помнишь, о чём мы чаще всего спорили? Так вот мой последний аргумент: «нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви». Именно в ней ты и найдёшь однажды истину. Поэтому желаю тебе однажды полюбить. Полюбить и не сойти с ума, ведь ты слишком давно никого не любил если и любил вовсе. Мужайся, друг, и будь счастлив. С уважением и заботой. Твой друг, Дж. Ватсон» Через несколько дней незнакомец в сером плаще оставил шесть белых лилий и письмо возле свежей могилы. А после уехал, и больше его не видели.