***
Мычание, пропитанное сладостным, точно глазурь, дуновением, размеренной, мелодичной песней, звонкой трелью, вкрадчивым шёпотом обхаживало комнату, когда Арси облизывала мою грудь. — Бедненькая, всю ночь терпела, — трепала гладкую голову я, трепетно выдыхая. Она же скулила тёрлась нежной, гладкой щекой о мои фиолетовые, пересохшие губы, шепча: «Я люблю тебя, Эйр. И буду любить всегда. Прошу, останься со мной». Меня сразу же охватило упование и я, ведомая лишь робким зовом замершей искры, пугливо поцеловала своё счастье, обняв заиндевевшими руками стройную талию. — Так в чём же всё-таки дело? — осторожно легла она с боку от меня, оголив влажную, окутанную болезненными переживаниями, любовь. Я же вновь покрылась обжигающе холодной дрожью, немного отстранившись. Мне было так стыдно смотреть в её голубые, окутанные волнением глаза, так противно пользоваться её искренней, тёплой добротой, что точно солнце согревала мою застывшую в страхе душу. Я покрылась раскрепощённой россыпью стыда, когда она подползла ближе, почти вплотную, и приобняла моё скукоженное, застывшее от душевного укора тело. — Ну же, сладкая, говори. Я всё пойму, — чуть ли не беззвучно говорила она, лаская напряжённую спину своей заботливой рукой, — Пожалуйста, не мучай меня. Ещё утром я поняла, что горькая, словно вкус сокрушительного разгрома от злодейки-судьбы, правда вскроется. Она сразу начала аккуратно, неторопливо ласкать меня доводящими до шока поглаживаниями, шептать у самого моего слухового сенсора признания в великой верности и честности, и спрашивать о внутренних волнениях неспокойной души. Арси снова и снова покоряла моё пропитанное беспокойными, хаотичными порывами, сердце... — Прошу... — только и успела произнести она перед тем, как я заткнула синюю жалобным поцелуем. Я вызвала лепечущий, обвитый сладостным мгновением стон, так, будто больше не увижу развратную, но такую наивную и убаюкивающую, словно бархатная колыбель тихого моря, улыбку, будто прямо сейчас меня настигнет изголодавшаяся по мукам участь и разорвёт своими жёлтыми, обагрёнными запёкшимся энергоном, клыками. Я отвернулась, не в силах ощущать молящее созерцание на теле, а Арси обняла меня за живот и прильнула всем своим гладким телом ко мне и успокаивающей песней пролепетала: «Я хочу тебе только добра». — Ты действительно хочешь знать? — сжалась в пугливый комок я. Арси кивнула, прижавшись ещё ближе. — Я изменяла тебе с Родом, — бросила я и замерла, слушая остановившуюся искру. В один миг все исчезло с моих влажных глаз, отчётливый треск громыхнул в голове. Секундное затишье неслышимым рокотом заполнило комнату перед тем, как синяя нарушила его своим ровным, подрагивающим голоском, что сразу перешёл в звонкий, будто птичья трель, смех: «Так вот оно что! Эйр, ты совсем что-ли того? А я-то думала, что всё серьёзно!». — Ты не злишься? — сжалась ещё сильнее я. — А от чего злиться-то? Мы любим Хот Рода и Краша. Секс с ними не делает меня «рогатой», а тебя потаскухой. Да и к тому же, почему тогда это выглядело, как измена, а сейчас почему-то нет? — поцеловала Арси меня в щёку, улыбнувшись. — Не обращай внимания. Просто я псих. Щекотка! — с победным, радостным визгом перевернула её я и начала щекотать, однако мгновенно синяя схватила меня и кубарем свалилась со мной на пол, заливаясь бесподобным, наивным, будто дитя, смехом. — Ах ты маленькая Эйрахнид! Снова проказничаешь! — хохотал автобот покрывая моё тело поцелуями, — Я так и знала, что ты что-то затеваешь. — Как же всё-таки я тебя люблю, — сказала добрым голосом я. — Ну, пошли трахаться? — встала возлюбленная, облизнувшись. — Пошли трахаться, — выдохнула я...***
Стон боли, смешанной с безудержной и воистину детской радостью, грозной молнией, всплеском страстного порыва развратной души разрывал стены комнаты, когда инсектикон вдалбливался своим огромным членом в задницу омеги, а тот, пропитанный похотью, подмахивал ему и задыхался в организме, что сладостным чувством унижения пронзал хлипкое стройное тело. Здоровяк раз за разом, толчок за толчком обильно изливался в любимого, даруя тому пленительную агонию. Он обеими руками сжимал талию автобота и нагло лапал его, получая ещё больше благовонного удовольствия. А тот вилял, извивался, тянулся манипуляторами к ногам верзилы, дабы вогнать шершавый, усыпанный паутиной из спермы, хер в себя и снова ощутить влажное прикосновение небесной благодати. — Ублюдок... настырный... раз.. вёл... таки (ошибка допущена специально — прим. а.)... меня... на... секс, — шумно пыхтел Краш. — Какие страсти, какие эмоции, какой неистовый секс! — вошла в комнату Эйрахнид вместе с Арси, но парни их даже и не заметили. Настолько разврат захватил их тела, настолько они были поглощены похотью, настолько их тела погрязли в приятном грехе. Лишь инсектикон окинул взглядом обоих, мол, «присоединяйтесь, если хотите». — Ты не против, если я немного попользуюсь твоим мальчиком, — вогнала колом стоящий член в рот стонущему и изнывающему под давлением манящего вкуса запретного плода автоботу. Тут же бот впился тонкими губами в истекающее смазкой гладкое достоинство. — Пусть тогда твоя подруга покажет, на что способна, — выдохнул остановившийся здоровяк, чем «пассив» не был доволен: он неодобрительно замычал, горя убийственной жаждой по боли. — И не сомневайся, большой мальчик! — бросилась на Краша Арси, обхватив ногами его живот и укусив в шею. — Праймус, я попал в Рай, — подумал громила, прежде чем синяя повалила того на пол. Он же, развернувшись, резко вошёл в неё. Из глаз автобота брызнули слёзы, а кривая ухмылка заставила лицо сморщиться в гримасе радости. Во влагалище мгновенно волнами разошлось жгучее возбуждение. Она испустила несдержанный, глубокий стон. — Ты слышал его, раб. Пришло время ублажать хозяйку, — вкрадчивой песней сказала Эйрахнид. Род обнял за ягодицы пассию, а та, что-то нежно пробубнив, томно, протяжно вздохнула и легла на каменный пол, отдаваясь золотому сиянию обвивающего её блаженства... Мощные, беспардонные, властные толчки разрывали вагину автобота изнутри быстрыми, точными рывками. Вязкая, тягучая, словно паутина, сперма заставляла Арси царапать спину Краша, страстно кричать во всё пересохшее горло и изнывать пред небесным счастьем, что схватило её и вознесло к заоблачному пьедесталу разврата... Она даже не могла пошевелиться — только дрожать под весом инсектикона. А тот изливался и изливался внутрь девушки, облизывая острым кончиком длинного языка её подбородок. — Блять, давай же, сука, выеби меня! Давай! — вопила Арси, когда инсектикон, взяв её за обе ноги, стал буквально насаживать её на свой член. Никогда ей ещё не хотелось трахаться так жёстко... Здоровяк рычал, обжигаемый тысячей жгутиков, что изнутри неугомонно, игриво пронзали его. Узкое влагалище синей наотмашь по его разуму, что был сокрушён мыслями о бесконечном разврате и был поглощён страстным желанием. Видя, как автобот дёрганно извивается, как её белоснежное лицо корчится в нескончаемых оргазмах, как похотливо, громко она стонала, он приходил в безудержное, хаотичное бешенство и врывался в неё с новой силой, сжимал ноги и тянул её на себя, лишь бы вновь услышать нежное «Ах!», лишь бы вновь кончить внутрь Арси, лишь бы вновь ощутить давление узких стенок на своём налитом энергоном достоинстве. Казалось, прямо сейчас он разорвёт милое создание на сотни маленьких клочков. Даже не верилось, что его огромный член целиком помещался внутри юной нимфетки... Глухие шлепки обвисшего лица о пах утопали в звенящих, словно сталь, стонах Арси. Эйрахнид бесцеремонно, властно трахала в рот одного из самых храбрых автоботов, шумно, возбуждённо дыша и приговаривая: «Хорошенький, послушненький, миленький». Её протяжный, воздушный, будто лёгкий поток, нежный голос гипнотически действовал на Хот Рода, тонким поводком тянул его к члену десептикона, замыкал тонким намордником его белые губы на члене. Он неторопливо облизывал каждый кусочек её длинного фаллоса, ласкал его податливыми, бархатными поцелуйчиками (иначе их и не назовешь), сглатывал сладкое, тягучее семя и мычал, точно дитя, когда паучиха проводила тонкой ладонью по его щеке. Ровный, короткий язык получал тысячу и сотню ожогов, касаясь липкой от смазки головки. Он волнами обвивал пульсирующий орган и точно копьё вонзался в него. Десептикон таял, будто весенний лёд, будто утренний туман, что тяжёлым паром окутал комнату, а затем обрушился на них двоих, даруя сладостное мгновение. Паучиха могла только отдаться дурманящему наваждению и упасть, достигнув небес... Он осторожно, будто боясь навредить десептикону, обнимал большие, упругие ягодицы, гладил их, массировал, получая истинное наслаждение, а Эйрахнид лишь широко улыбалась и ангельской трелью говорила ему, продолжая заниматься оральным сексом: «Ты даже не представляешь свою ценность. Иметь такого омегу — иметь целое сокровище. Строптивый, властный, горячий, но одновременно с этим податливый, нежный и вежливый. Ты всегда заводил меня, а когда мы впервые занялись с тобой сексом, я поняла, какой же Краш счастливчик, раз получил тебя. Я до сих пор ему завидую». — За... вали... своё... ебало, сука! Когда он... меня затра.... хает, я... тебя от... ы... ме... ю, наху... й! — кричала Арси, задыхаясь, когда инсектикон неистово трахал её в задницу, звонко шлёпая яйцами по ягодицам. Её пах, задница, живот — всё было измазано спермой. Даже на лице отливало бронзой несколько капель. — Закройся нахуй, шавка, — смеялась фиолетовая, засовывая член в рот омеге, — Ты, блять, себя видела? Стоит тут такая раком, орёт на всю улицу и ещё что-то пиздеть умудряется. Ты не охуела случаем? — немного отстранилась она. Синяя не ответила — здоровяк заткнул её рот властным поцелуем. Вдруг автобот стал вынимать орган изо рта, что явно не понравилось «активу»: она пыталась вновь вогнать достоинство, однако недовольное урчание отогнало её. — Можно мне высказаться о вашем великолепии, госпожа? — вежливо упрашивал Хот. — Да, — кратко бросила та, упав на пол, не имея больше сил терпеть ласки. — Ваши стройные, грациозные ноги, словно небесный дар, чаруют меня и я просто не могу держать себя в руках, когда они лежат передо мною. Даже одно мимолётное прикосновение способно пробудить во мне страсть, — поцеловал ногу чуть выше ступни богач, — гармоничные икры общая форма и длина — идеал окутал вас, не оставляя ничего лишнего, — медленно, аккуратно вылизывал он её ноги. Каждую часть, каждый сантиметр, каждый клочок тёмного металла был обожжён его языком. Десептикон стонал, бился в лёгких судорогах и жарких конвульсиях. В одном только вкрадчивом юношеском голосе было столько нежности, столько ванильной хрупкости, столько благовонной доброты, что она мгновенно растаяла и, широко раздвинув манипуляторы и продемонстрировав истекающее смазкой влагалище, шёпотом произнесла: «Прошу, войди в меня». — Ваша талия так пышна, что затмевает собой всё, даже яркое весеннее солнце, — припал он губами к левому боку живота, облизнув его, — Ваш живот никогда не оставлял меня равнодушным: божественный сплав небесного идеала распластался именно здесь. Металл этого места особенно нежен и сладок, даже боги не имеют права прикосаться к нему, — впился в гладкую поверхность Хот Род, но тут же женские руки взяли его лицо и поднесли к фэйсплейту девушки, — Ваше лицо... оно... — не успел что-либо сказать очарованный воплощением чистой красоты автобот — страстный поцелуй захватил заколдованный разум, тонущий в благоговенном наваждении. — Прости меня, мой кавалер, ты был так хорош, что я не сдержалась... — только и смогла промямлить фиолетовая. — Вам незачем расстраиваться. Это я виноват, раз начал вас испытывать. Позвольте мне исправиться, — тёрся лицом о её щёку омега. Эйрахнид кивнула... — Ну же, грубее, грубее, сука! Давай, еби меня! Это всё, да?! Это всё что ты можешь, слабак?! — буквально рычала Арси, стиснув зубы. Она держась ногами за пояс, обхватив руками вытянувшуюся шею Краша, царапала его могучую спину, пока здоровяк входил в неё, обжигая изнутри своим раскалённым членом. Синяя кричала, стонала, орала — делала всё, чтобы громила врывался в неё сильнее и сильнее, чтобы он до отказа залил её семенем, чтобы снова и снова ощущать сокрушительные, яростные толчки на своём клиторе. Она царапала острыми, точно клыки, ногтями его разбухший фаллос, чуть ли не раздирая его. А инсектикон, прижав её к стене, будто старался вбить её туда. Он рычал, пыхтел, чувствуя жар в своём теле, чувствуя, как тот задыхается в кошмарном, густом пару. Жжение в его органе только подталкивало широкоплечего к безудержному рыку. Здоровяк сжимал её согнувшуюся спину, тёрся своими здоровыми лапами и сжимал её твёрдые соски от чего та только сильнее сжимала его мокрое достоинство и он ещё агрессивнее входил в неё. Тело Арси будто покинуло её, оставляя наедине с собственным оргазмом: руки отрешённо повисли, как и ноги, голова трескалась от звонкого гула, в глазах был лишь туман, а в разуме смог. Близился финал, рычание становилось всё громче и громче, хлёсткие удары становились всё сильнее и сильнее, по корпусу пробежалась дрожь. Чувствуя, как Краш приближается к своему пику, синяя, как только могли её ослабевшие руки и будто разодранные пальцы, впилась в его член, и тут же потеряла сознание, почувствовав, как струя семени ударила по ней. — Вот... блять... — бросил инсектикон и тут же из его органа рекой полилась горячая сперма. Он положил обессиленное, ватное тело на пол и сам незамедлительно рухнул, погружаясь во тьму... — Всё готово. Можешь заходить, — поднялась Эйрахнид. — Уже тут, — вошёл в комнату голый бот, — Как же я этого ждал, любимая. — Сомневаюсь, что также, как и я, — заглотнула пока ещё вялый член паучиха. — Ты никак не изменилась, — как бы невзначай толкнулся тот. — Даже не представляешь насколько, — облизнул шею вошедшего Хот Род...