— Ты так же хороша, как и несколько лет назад, — гладил нежный живот Эйрахнид Саундвейв, целуя ту в щёку. Он, глубоким, вкрадчивым голосом, томным взглядом пылающих глаз, трепетной душой, окутанной благоговением, ласкал десептикона, отдавал тому что-то, что было сокрыто за маской, лежавшей теперь на полу, за обвисшим от грусти лицом, за дрожащим от вечного мгновения вздохом. Что-то, что заставляло тело покрываться тонкой, покрытой кривыми узорами их трещин, коркой льда, что был усыпан бледным инеем. Что-то, из-за чего её обагрённое страстью тело млело, плавилось, сгорая в огне томительного ожидания очередного поцелуя, который снова и снова возвращался к ней. Нечто проникновенное, точно его бархатный, мелодичный шёпот. Нечто родное и уютное...
— Даже если сами боги, сам Юникрон и Праймус спустятся с небес и попытаются забрать тебя у нас — поверь, я встану у него на пути и ради твоего и общего блага, ради сохранения ангельского творения я сокрушу его... — покрывал поцелуями пропитанное жаром чистого цепенения тело паучихи Хот Род, опускаясь всё ниже и ниже к её сжавшемуся до боли влагалищу, — Вы и Арси и есть наши богини, наше всё...
— ...И вы даже не понимаете, насколько сильно, насколько страстно мы любим вас, — дополнил Саундвейв, шумно, несдержанно, горячо дыша над её слуховым сенсором...
Эйрахнид стонала, отдавалась той гари, той благодати, что снизошла к ней прямо с ясных небес. Её стройное, обласканное добротой, тело выло, сжималось и разжималось, когда в очередной раз автобот, осторожно сжимая её большую грудь, нежно, точно невинное дитя, целовал паучиху в её фиолетовые губы, пока Саундвейв осторожно, неторопливо, облизывал бока её живота, что утопал в тянущейся боли.
Она, будто ангел со сломанными крыльями, внимала каждому податливому слову, каждому заботливому движению, каждой капельке того, что называют лаской. Эйрахнид снова и снова целовала их почти парализованные тела, чтобы вновь ощутить прелестные порывы, вновь оказаться в заоблачном Раю, что был так далеко, но так близко, вновь воспарить, вдохнуть полной грудью воздух с небес и вновь спуститься на грубую землю. Паучиха желала прочувствовать каждую клеточку их млеющих лиц, окутанных душевным теплом, лишь бы отойти от того смрада, той серости, той желчи, что была в её жизни.
— Почему ты так груба с Арси? — спросил десептикон, опустившись к бёдрам.
— Она... сама этого... хочет, — только и успела ответить она до того, как юношеские губы снова прильнули к её.
— Ах, Хот Род! Ах, Саундвейв! Знали бы вы, как я скучала по вам всем, как: по вашим нежным лицам, по вашим жалобным порывам, по вашим трепетным искрам, по вашей божественной заботе. Как долго тянулись дни мои с тех пор, как вы все покинули меня, как скучно мне было тогда без вас, — откинула туманную голову она и тут же получила хлёсткий ожог от поцелуя в шею.
— Прости нас, прости меня, глупца, что не послушал тебя тогда и бросил одну в жестоком бою со смертью, — шептал Саундвейв и облизывал подбородок Эйрахнид, слушая её жалобное, протяжное скуление. А она лишь отвечала ему лишь ярким поцелуем, отдаваясь истинному, влажному счастью.
— Не нужно винить себя. Я сам виноват, раз отказал тебе в помощи, раз в самый нужный момент, когда смерть занесла косу над твоей поникшей головой, я бросил тебя, — припал горячими губами к губам десептикона Хот Род. Саундвейв только томно застонал сквозь страстный, робкий поцелуй. Его корпус, получив пылающее, обвитое теплотой и заботой, огниво начал буквально плавиться пред голубыми глазами автобота, которые смотрели в его замершую душу и напевали ему благовонную колыбель.
— Вам не стоит искать вину там, где её нет. Всё целиком и полностью лежит на мне: именно из-за меня ты только через два года смог увидеть нам всех. Я, вместо того, чтобы пойти вместе с тобой, вместо того, чтобы в трудную минуту прийти тебе на выручку, ещё больше отдалилась от твоей несчастной души. Прости меня, Саундвейв. Если прямо сейчас ты отрекёшься от меня, бросишь на жестокий произвол коварной судьбы, то я не обижусь, — почти беззвучно, понуро говорила Эйрахнид своим виноватым шёпотом, шумно, протяжно и просто горько вздыхая. Чувство собственной вины, собственной глупости, собственной убогости захлестнуло её, но тут же исчезло, словно сон, от приложившегося губами Саундвейва и Хот Рода, что, обняв ту за талию, начал водить своим коротким, дрожащим языком по её левой вибрирующей щеке.
— Не говори так... — на вечную секунду прервался десептикон, чтобы хоть на одно жалкое мгновение, на один короткий миг притупить боль в её застывшей искре.
—... Мы все любим тебя и никогда, даже в мыслях, у нас не возникало желание бросить тебя, — припал нежными, почти что женскими, губами к ноге Эйрахнид автобот, поглаживая её и прищипывая.
Видя, как лицо паучихи кривится, от неизмеримого восторга, как её идеально гладкое тело извивается в несчетном оргазме, как она, полная сладкого, лёгкого дуновения, своими скованными судорогами руками обнимала их обоих за талии и блаженно смотрела в тёмный потолок, омега старался ещё сильнее накрывать поцелуями её стройные манипуляторы, обдавать ту своей безграничной любовью, делиться с ней своей ангельской теплотой.
— Прошу, Род, сделай
ЭТО... — томно, горько трепетала паучиха, раздвигая ватные ноги, — Вчера я ещё стерпела, но сегодня жажда слишком велика, слишком могущественна, чтобы я могла подавить в себе страсть.
— Я... я... — только и выдавил из сдавленного горла автобот до того, как хрупкие руки, обхватив шею, потянули его на себя. Тут же горячий, просящий ласки поцелуй филигранной алебардой разрубил его опьянённое радостью сознание, — А как же Саундвейв?
— Я буду спереди, — тёрся нежным лицом о грудь Эйрахнид десептикон, облизывая её усыпанную мелкой дрожью щёку. Она была так холодна, будто покрылась инеем. Лишь горячая любовь согревала её эти дни...
Стоило автоботу провести своим затуплённым языком по её сжавшемуся лону, как паучиха тут же испустила благоговейный стон, отдаваясь небесной мане, спустившейся с небес. Ибо нет в хаотичном мире ничего лучше, чем жаркого секса, чем любвеобильного партнёра, чем липкая сперма у себя во рту...
Любовь отошла на второй план, нежность растворилась в пучине стремительно приближающегося желания, пока сумасшествие тончайшими нитками сжимало процессор. Теперь не было романтики — настала безудержная похоть и яростное стремление к половому акту. Всё-таки жажда трахаться сближает...
— От тебя так сладко пахнет. Позволь же мне вкусить твоего божественного металла, — высунул глоссу наружу Хот Род, обнажив в похотливой усмешке свои острые зубы.
— Не заста... вляй... меня ждать, малыш, — хриплым от жажды голосом сказала та.
Войдя в её упругую задницу, автобот ощутил вместе с фем, как горячо было в их порочных душах, как прелестно было и будет придаваться разврату, как спала вся наивная робость с их лиц и теперь ими правит лишь похоть. Это чувство, когда всё горит в груди, когда хочется кричать во всё горло, разрывая его, когда вот-вот ты утонешь в бесконечных звонких стонах и отдашься снизошедшему восторгу. Потрясающе!
Следом был Саундвейв. Он засунул свой член ей в рот, а паучиха страстно приняла его, опутав припухшими фиолетовыми губами. Его фаллос пульсировал от каждого витка её языка, подрагивал от длинных и острых ногтей, что, будто когти, разрывали наполненные спермой яйца. Талия бота была в руках Эйрахнид и она, словно зачарованная грехом, тянула того на себя, стремясь как можно глубже вогнать колом стоящий орган себе в рот.
— А... ты... не утратила... свои навыки, — морщился десептикон. Внутри его тела всё пылало ледяным пламенем развратных побуждений, а в душе могильный ветер торжественным гулом истязал её и разрывал.
— Госпожа... всег... да славилась... своими умениями... — заплетаясь в раскалённой паутине бубнил автобот, врываясь в задницу фиолетовой (впрочем, стоило бы сменить цвет на розовый). Он не был груб, как Краш, он не был быстр, как Арси, он был обычен. Настолько примитивны были его толчки. Но эти медленные рывки, эти страстные всхлипы от каждого действия, эти руки, которые, как пауки, ползали по её корпусу и щекотали стальную кожу... Они были чудесны и идеальны в своей невинной, искренней простоте. Потому она всё настойчивее и настойчивее виляла задом, выгибалась и тянулась под раззадоривающими порывами.
— Я... за это её и люб... блять, сука, нахуй! Те, ёбанный рот, говорили, что ты пиздец какая заебатая, а? Как же ты... ох, твою мать... — взвыл Саундвейв от решений фиолетовой: она не просто делала ему минет — она тянула его на себя, чтобы вогнать член вместе с яйцами в себя, чтобы заглотнуть
ВСЁ семя, чтобы окончательно свести с ума любимого опуститься на колени перед сладким запахом греха. И он не выстоял (о чём свидетельствовал мат)... Вдруг девушка, раскрыв рот ещё шире, вдруг свалила десептикона с ног.
— Бля, ты чё, ёбнулась?! — не довольствовался тот. Хот Род никак не отреагировал на это — он, окончательно сорвавшись, остервенело врывался в паучиху и едва слышно говорил: «Ёбаный... рот... сука, блять, нахуй, как же это ахуенно...». Ибо похоть сжала до утечки энергона его искру, ибо боль в фаллосе грубым ударом сразила голову, ибо хаотичная музыка из смешанных стонов уже заполнила собой его разум.
Эйрахнид извивалась в безумном танце, мычала сквозь реку семени, льющуюся ей в рот и истекала слюной, будто животное. Она была полна холодного пламени и горячего льда, заключена в казематы желанного разврата, поглощена собственной неутолимостью. Её ноги свело до оргазма приятной болью, окатило кипящей лавой и с надлежащей голоду неукротимостью пронзило затупленным жалом.
Бывший офицер армии Мегатрона грубыми, неистовыми рывками, переходящими в слабые и аккуратные мазки, раззадоривала любимых, вынуждала их на беспардонные толчки, дразнила извилистыми движениями изящного тела. Её влагалище сокращалось в ожидании большего, а глаза как будто покрылись толстой серой плёнкой, что вдавливала их обратно. Извращённое, мерзкое желание полностью поглотило девушку, опуская всё ниже и ниже к звёздам. Настолько хорошо ей было, настолько неистово трахали её возлюбленные, настолько приятной было мужское семя.
— Эйр, сука, что ж ты так... изви... ва... ешься... — разбивалось о стены сдавленное мычание Саундвейва. Лицо десептикона было пропитано дрожью и усыпано наслаждением. Он, точно тиран, точно тёмный властелин, упивался своей безусловной доминантностью и вопиющей безнаказанностью.
— Я... я щас... кончу, н... нахуй... — звучало, будто нежная мелодия, шумное пыхтение автобота.
Чувствуя, как оба партнёра приближаются к своему пику, паучиха со всей силы вгрызлась в член партнёра и обледеневшими руками вогнала до основания в себя Хот Рода. Вязкая сперма океанским потоком брызнула в неё, а парни стали понемногу выходить из неё, выливая на освещённый солнцем пол ещё немного белой жидкости.
В комнате воцарился едкий запах прошедшего секса, воздушная гладь сменилась тяжёлым ветром, который безжалостно вдавливал троицу в пол и даже яркое багровое солнце было лишь жалким пшиком по сравнению с той грузной усталостью. Юноши, сражённые развратными мечтаниями, подползли к девушке и облокотились о стену.
— Это... было потрясающе. Воистину, ты — снизошедшая богиня... — через хриплые вздохи бросил Род, поцеловав фиолетовую в щёку.
— Великолепие твоих движений заслуживает оды, — сомкнул губы на её плече Саундвейв.
— Странные вы, мальчики: сначала эпитетами красивыми осыпаете, а потом матом кроете. Но за это я вас и люблю, — обняла обоих та. Её голос звучал необыкновенно энергично.
— Слушай, ты так весело говоришь, будто до этого ты не захлёбывалась в оргазмах, — деловито подметил бот.
— Поверь мне, с вами я готова утолять жажду всю жизнь, — улыбнулась Эйрахнид, достав сигарету.
— Ты до сих пор не можешь бросить? — недовольно взглянул на неё десептикон.
— В большом городе я курю от грусти — с вами затягиваюсь от радости. В этот раз я обещаю тебе забыть о столь вредной привычке, — выдохнула серый, ветвистый дым паучиха.
— Эйр, это вредно, ты же сама знаешь. Мы не хотим однажды узнать, что ты умираешь, — прижался к бывшему офицеру кассетник с надеждой и омега с заботой. Она всегда давала ему слово о прекращении курения, но каждый раз возвращалась к этому. А они только мило улыбались со словами «ох, Эйрахнид».
— Я уже всё сказала. На этот раз всё серьёзно, — демонстративно выбросила сигару девушка, — Я люблю вас всех, парни.
— Мы тоже любим тебя, — вновь погрузились в пучину романтичного поцелуя они...
***
— АРСИ, БЛЯДЬ, КАКОГО ХУЯ ТЫ ВООБЩЕ ТВОРИШЬ?! СНИМИ С МЕНЯ ЭТИ ЦЕПИ ПОКА Я НЕ РАЗОРВАЛ ИХ И НЕ ВЫЕБАЛ ТЕБЯ К ХЕРАМ! ТЫ МЕНЯ ВООБЩЕ СЛУШАЕШЬ?! — звериным рыком буйствовал Краш. Он, неукротимо пытался вырваться из окутавших его цепей. Казалось, ещё немного, и он вырвет их вместе со стеной.
— Спокойно, здоровяк, мне приказано было связать тебя и держать от греха подальше, пока порты Эйр проходят, скажем так, некоторую тренировку, — весело ответила Арси. Все её «прелести» были сокрыты за металлическим лифчиком.
— КАКУЮ ЕЩЁ ТРЕНИРОВКУ?! ТЫ МОЖЕШЬ ВЫПУСТИТЬ МЕНЯ ИЛИ НЕТ?! Я ТЕБЯ ТОЧНО ДО СМЕРТИ ЗАЕБУ! — продолжал сиять недовольством инсектикон. Синяя молча подошла к нему и взяла за острый подбородок.
— Милый, если ты сейчас не закроешь свой рот, я оторву твою огромную башку, запихаю тебе в задницу, а потом трахну в образовавшееся отверстие. Так что завали своё ебало нахуй и сядь спокойно на корты, — сжала его щёку она и поцеловала в лоб.
— Я КОМАНДИР ДВАДЦАТЬ ПЯТОЙ ДИВИЗИИ АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ АРМИИ НОМЕР ПЯТЬ И ТЫ ТУТ МНЕ УКАЗЫВАТЬ СОБРАЛАСЬ?! ДА Я... — начал было громила, однако автобот снял паховую пластину и засунул член ему в рот. Как ни странно, он не стал противиться, а даже наоборот — с охотой принял затвердевший орган.
— М, а ты, я посмотрю, профи. Умело отсасываешь. Даже лучше, чем Эйрахнид, — положила обе руки на макушку верзилы та. Она неспешно двигала его голову в такт похотливой музыке раскрепощённой натуры.
— Твою мать, мне это нравится. Я... Я не могу остановиться. Её член... он такой гладкий. Теперь я понимаю её, — пронеслось у него в голове. Густой, сладкий привкус прозрачной жидкости радовал длинную глоссу, а общая форма и длина колола щёки.
— Хочу сказать тебе, мой милый пухлячок, что ты чуть не убил меня тогда. Что-что, а трахаться ты умеешь. Конечно, моя фиолетовая госпожа всегда будет мне приоритетом, но ты очень даже близок. Даже как-то жаль, что через — тут она взглянула на встроенные часы — пять минут нам придётся отправиться на прогулку, — улыбчиво вещала она, щекоча щёки исполина.
Вдруг позади послышались шаги.
— Так, ну-ка завязывай давай. Пора уже, — суетливо шепнула Арси, снимая оковы с того. Правда, тот не упустил возможности ей насолить: он укусил её, причём достаточно больно.
— Сколько часов, сколько минут не виделись, Арси! — послышался знакомый таинственный голос.
— Достаточно, чтобы успеть тебя возненавидеть, — саркастично ответила синяя, обняв за шею любовницу, а потом протяжно добавила, — Что-то ты стала про меня за-бы-ва-ать.
— Ну-ну, сладкая, всему своё время. Просто дела сейчас обязывают, — положила руки на талию девушку та, широко улыбаясь.
— Перед тем, как мы отправимся на прогулку, скажи, как давно ты это планировала? — отстранилась она, чмокнув фиолетовую в лоб.
— Давно, очень давно, — поглаживала её по голове паучиха.
— Мне хоть кто-нибудь объяснит, почему именно меня приковали цепями? — поднялся с пола Крашер.
— Это было потому что мы... хотели поздравить тебя с днём твоей сборки! — вдруг достал небольшую коробку Хот Род и обнял возлюбленного. Тут же остальные, крикнув «с днём сборки», присоединились к столь приятному мероприятию. Именно в эти нежные, детские моменты в воздухе появлялся лёгкий запах любви и солидарности. С лиц спадала похоть и появлялось ребячество и баловство, а разум очищался от развратных мыслей. Любовь она такая — неизведанная, словно космос, но приятная, точно первый поцелуй. Но когда громила увидел Саундвейва, он замер. Картины прошло бурным потоком промелькнули перед окулярами, в душе воцарилось молчание. Тот, кто любил его, кто дорожил им и отдал всё, лишь бы найти его и обнять, стоял сейчас с ним и нежился под размеренными волнами счастья и доброты.
— Желаем тебе здоровья, счастья и как можно большего времяпровождения в дружеской компании! — дружным хором произнесли все.
— Тебе, грозный воин, я вручаю фирменный перстень десептиконов, оформленный в стилистике предаконов. Бери же, — приоткрыла стальной лифчик Эйрахнид. Инсектикон с улыбкой взял кольцо, лежавшее меж её грудей. Нежная стальная кожа была весьма приятным бонусом.
— Тебе, большой мальчик, я дарю вот такой ключ за открытость. Ты, я думаю и так догадался, от чего он, — протянула руку с розовым ключом синяя, — Он от секретной двери в твоём доме.
— Тебе, как честному боту, я торжественно вручаю самый дорогой и передовой передатчик на рынке, — отдал ему небольшое устройство тот.
— ... Я... кхм... вручаю тебе... эмм... давно утерянную тобой вещь... в знак то, что ты... то есть, я... люблю тебя, — путаясь в беспорядочных метаниях мыслей приоткрыл коробку он. В ней лежал один кредит с автографом Альфа Триона.
— Это... это... волшебно, Хот, — не находя слова ответил исполин, пропадая в поцелуе с богачом.
— Ну что же, в путь?..
***
Вечерело. Солнце устало заходило за горизонт, пока громадные облака накрывали густой тенью опустевший городок. Толстый слой пыли, точно саван, лежал на всём и везде. Тёмное небо ехидно улыбалось, с высока глядя на пятерых ботов, идущих по когда-то людной улице, а редкие звёзды рисовали крошечные картины природы, умиляющие взор. Ржавые, покрытые засохшей грязью, машины с грустным видом были разбросаны по всему кварталу, пока извилистый ветер сдувал с них пылинки. Общий вид живописного уродства чаровал и зачаровывал, подгоняя цепенение к душе. Он был мёртв, но внутри него ещё кипела жила...
— Что ж, Саундвейв, рад видеть тебя, — сказал инсектикон со скрытым восторгом и обнял его за талию.
—Я тоже рад вновь слышать твой голос, — тихо ответил кассетник, целуя верзилу в губы.
— Ну-ну, мальчики. Не сейчас. У нас культурная прогулка. Прошу, держите себя в руках, — раздался вкрадчивый, поглощённый туманом, голос. Те остановились.
— Итак, дорогие мои гомики, вы сказали, дескать у вас в космосе ничего интересного, но любопытство всё ещё меня терзает. Может, у вас что-то всё-таки есть? — с интересом спросила Арси, забирая на себя инициативу.
— Единственное, что хоть как-нибудь нам запомнилось, так это планета Зета. Ты только представь — там столько борделей! Вектор сигма, как же я хотел там остаться! Род, скажи, там охрененно? — оживлённо говорил, а потом передал слово омеге Крашер.
— Подтверждаю. Умения роскошных дев и юношей доводить до оргазма способно сравниться по величию с самим Оптимусом Праймом, — восхищённо нахваливал он, — А помнишь того странного бота в торговом центре, который торговал хламом?
— Ах да! Вот кого я забыл, — опешил громила, — Знаете что, все те мелкие барыги, которые готовы были себя в клочья разорвать ради товара, это так — цветочки. Этот индивид же видимо наркотой перед вылазкой ширяется. Ты мимо него проходишь, а он тебя как ухватит за руку и на себя потянет. Ты ему объясняешь, что товар не нужен, так он всё равно напирает. Хорошо хоть, что в морду дать можно, — звучал бесспорно интересный, а главное, важный рассказ.
— Да уж... в этой жизни ничего интересного не происходит. Может, у тебя есть что-нибудь интересное, Саунд? — с надеждой в глазах спросила синяя.
— Нет данных, — улыбнувшись, произнёс десептикон.
— Может, про дела давно минувших дней поговорим, — предложила фиолетовая.
— Эйр, в нашей жизни ничего интересного не было. Да и потом, что может бывший разведчик в низком звании поведать высокопоставленному офицеру Мегатрона? — ответил ей скучающий голос.
— Ну и что же нам делать? — влез Саундвейв, зевнув.
— Эх... даже не знаю. Ничего на уме нет. Можно в теннис сыграть... — ответил Род.
— Хм, а это неплохая идея... — протянул кассетник, — Ладно, я иду за необходимыми инструментами. Ждите.
Саундвейв скрылся за ближайшим углом очередного разбитого ресторана. Крашер шепнул на ухо автоботу: «Нам нужно поговорить». Тот, не сопротивляясь, последовал за ним.
— Вот мы и одни... — констатировала очевидное Эйрахнид.
—Ну что, вёрткая паучиха, уделишь мне пару минут? — похотливо улыбнулась Арси.
— С радостью, сладкая, — затянула в глубокий поцелуй её та. Она была голодна и пленительное утоленье было ей сладко и прекрасно. Серый язык любовницы нетерпеливо скользил по стенкам её рта, что издавал приглушённые стоны мольбы.
Загребущая рука скользнула с рук синей к её маленькой левой груди прямо под стальной лифчик и оплела её. Острые ногти жадно сжали сосок и тут же ответный страстный стон звоном прокатился по слуховым сенсорам. Было невероятно сложно оторвать её от себя, оставить без внимания столь спелый фрукт, прервать романтичное лобызание и вернуться в безрадостную скуку. И фиолетовая так и осталась лежать на холодной земле, целуя в фиолетовые губы свою любовь...
***
— Род, почему ты мне не сказал? — недовольно вопрошал Крашер.
— Это был сюрприз. Я не мог, — зажато оправдывался Хот.
— Но мог бы хоть предупредить, что-ли, а то кандалы на руки и хер в рот. Ты же знаешь, я люблю секс, но всё-таки стоило меня предупредить. Ведь мы всё ещё доверяем друг другу? — с улыбкой произнёс инсектикон и приобнял автобота за плечи, развернув к себе. Он даже не представлял, как нервно было внутри омежьей груди колыхался ветер, как трепетно вздымались всплески вины, как больно было ему слушать всё это, зная, что был не прав и правом не обладал.
— Род? Всё нормально? — раздался обеспокоенный бас. Здоровяк заметил его понурый взгляд.
— Краш! — воскликнул богачи и увлёк в робкий, вызванный лишь желанием оставить при себе свою любовь, поцелуй. Он тянул его на себя, боясь потерять. Он визжал в недрах помутнённого сознания. Он пылал и затухал, точно падший предвестник, который принял свою судьбу.
Громила ответил ему. Страстно, однако податливо нежно. Он будто успокаивал его искру, что давно покрылась пламенем.
— Я люблю тебя... я... я бы никогда... ты же сам знаешь... — не находя слов, бросился бот на шею широкоплечему. Он, утягивая того на дно неизмеримой любви, сам достиг его и разбился на осколки от мощного, беспардонного удара самого себя.
— Ну чего ты? Я ж тебя не ругал! Просто попросил, — через смех ублажал партнёра тот.
— Можно мы зав... завра утром?.. — прижался ещё сильнее красный, ощущая светлый лик надежды на себе.
— Ты ещё спрашиваешь! Я всегда готов уделить тебе внимание, — поцеловал тот его в лоб, — К тому же, мой меч подзарядился и жаждит приключений в тёмных пещерах.
— Ладно, настало время игр...
***
— Чёрт! — ругнулась Арси, когда мяч пролетел мимо неё. Она специально поддалась возлюбленной, чтобы вновь лицезреть её таинственную улыбку, дающую прозрачный намёк.
— И снова ты пытаешься кому-то доказать, что любишь меня сильно и эмоционально, — ответил ей полный вкрадчивой ласки голос.
— Да, это так, но в следующий раз те-бе мо-жет и не по-вез-ти, — протяжно, с тихим игривым хохотом обняла её та.
— Арси? — вдруг перестала улыбаться паучиха.
— Что? — настороженно спросила синяя.
— Ты лесбиянка! — упала на землю от детского смеха фиолетовая, что въелся ей в живот. Сзади стали слышны хихиканья.
— Вообще-то, я бисексуал, — надула губы она, а потом тут же рухнула на свою любовь.
— Как же я люблю тебя, сладкая, как ты вкусна и прекрасна под бликами луны, — облизнула щёку любовницы та.
— И я тебя люблю. Ты — самая охуенная девушка из всех, что я знаю, — сомкнула губы на губах Эйрахнид девушка.
— Фу-у-у! То же мне комплимент! — восклицал Краш.
— Как тебе вообще такое могло в голову прийти! — содрогался Род.
— С твоей стороны это было нелогично, — констатировал Саундвейв.
— Идиоты... — вздохнул автобот.
— Но именно за это мы их и любим, — обняла за талию мотоцикл возлюбленная.
— Ладно, завтра мы продолжим... Эй вы! Пора идти назад! Уже поздно! — позвала заводным криком Арси. Все благополучно подчинились...
***
Воистину! Этот день войдёт в историю, ибо сегодня эти мерзкие черви падут передо мною, а я, словно небесный судья, хладнокровно отдам их на растерзание судьбы — смерть от рук Мегатрона!
