В пасти разврата

      Шумное дыхание, точно буря, рокотало на всё помещение. Эйрахнид, словно невинный ребёнок, дрожащими губами скользила по всему телу Арси, смачно причмокивая. Она не могла выбрать, какую часть великолепного тела ей покрывать поцелуями: сначала, фиолетовая ласкала щёки, потом, прикусывая стальную плоть, облизывала грудь, затем, спустившись к груди, вдруг становилась медленной, будто бы укрощая в себе инстинкты, и начинала неторопливо, сдерживая бурный трепет, облизывать затвердевшие соски.       — Эйр... Эйр... да... это... ты... прекрасна... — отрывисто звучал беспомощный шёпот. Синяя оказалась в центре мощного взрыва, пропитанного искренними, любовными чувствами, что, как стая бабочек, разлетелись по комнате, образовав невидимую живописную картину из хаотично набросанных красок.       — Мнх... Арси... сладкая... любимая... ты... ах... Праймус, ты подарил мне жизнь... — послужило ей ответом. Фиолетовая вдруг сорвалась с хрупкой цепи, расторгнув договор с самой собой. Она пустилась к её ногам, припав мокрыми от слюны губами к колену. Нежная, металлическая обшивками тонкими коготками изрезала её фиолетовые губы, наполняла яростным пожаром сердце и душу пропитывала разум мыслями о манящем разврате. Она буквально грызла любимую, судорожно водя языком по месту укуса, царапала, а затем ублажала плавными движениями рук и просто сводила с ума своими нетерпеливыми стонами.       — Ах, Эйр... что... что же ты творишь? — облокотилась на дрожащую руку синяя, когда паучиха спустилась к её влагалищу и, словно в последний раз, впилась в его губами. Прозрачный сок был для неё самым обжигающим, самым сладостным, самым дурманящим напитком, что, словно дар всевышнего божества, воодушевлял её на новые рывки, взывал к искре и заставлял её пускаться в аккуратный, полный лёгкости и туманности пляс. Смазка жгла язык, рвала его, мяла и истязала, но ровно настолько, чтобы заставить Эйрахнид вонзить целиком свою глоссу, дотронувшись до самой уязвимой точки. Сразу же с уст автобота сорвался пропитанный блаженным трепетом стон, который был обращён к самой развратной сущности фиолетовой. Вдруг, когда десептикон со всей силы сомкнул ногти на ногах Арси, она вскрикнула.       Манипуляторы сами схватили голову фиолетовой, пальцы сами сжались на макушке, ущипнув её, ладони сами начали трясти безумную голову возлюбленной. Из-за хаотичных движений, которые то вдалбливали паучиху в влажное влагалище Арси, то медленно двигали её внутри, то вовсе вытаскивали, давая развратнице выдохнуть, хаос внутри Эйрахнид начал нарастать и разгораться по всему аппетитному телу, ошпаренному до хрупкой корочки ровной сталью автобота.       Воистину длинный, острый, слюнявый язык десептикона до упрашивающего стона, до горючих слёз радости, до безумия, до оргазма щекотал стенки её влагалища и колол их непростительно острым жалом. Тягучее болота самого сладкого запретного плода было столь приятно, столь грязно и убого, что мерзкий, желчный привкус во рту сам собой вызывал сухость, а склизкие воды оргазм. Быстрые, упорядоченные мазки взывали к пульсирующей искре и беспощадными ударами острого ножа вырывали из Арси робкие стоны. Она только от одного только лёгкого трения пальцев о покрытые ярко-красным румянцем щёки расплывалась в стонах и оргазмах, пока фиолетовая судорожно, остервенело вылизывала её влагалище и высасывала все жизненные соки из нежной плоти.       — Эйр, я... эх... я хочу... хм... боль... ах... шего... — жалким лепетом отозвалось у Эйрахнид в голове.       Паучиха остановилась. Она обняла синюю и положила её израненное удовольствием тело на себя, обняв за пышную талию. Её губы шептали одно лишь имя — Арси — её руки сразила знакомая дрожь, её лицо, грудь, ноги горели синим, колким пламенем наслаждения от идеала тела, которое прикасалось к ним. Гладкий, длинный член уже стоял колом и требовал внимания, истекая смазкой, а внутри души была агония от томительного нетерпения, что разрывающим голову гулом звенела в слуховых сенсорах, мозолила малиновые окуляры, раздирая их на клочки, и прожигала стальную кожу безумным потоком извращённых желаний.       Она прильнула губами к её губам. Сладостный привкус чужих уст был полон явственного совершенства, серафических блаженств и чистейших порывов развратной доброй души. Их языки будто слились в едином восхищении и отдались друг другу без промедления. Предаваясь страстному, пылкому поцелую, фиолетовая гладила упругие ягодицы, проникая в них своими пальцами. Она чувствовала, как её руки плавятся от горячего свечения, что исходило от мягкой кожи Арси.       Синяя вскрикнула и прикусила язык возлюбленной, когда острые ногти вошли в её «порт». Все свободные восемь пальцев остервенело разрывали нимфетку изнутри, истязали ожидающую большего искру и дарили ей почти забытые оргазменные ощущения. Паучиха жадно, несдержанно, властно целовала автобота, вкушая все соки её прелестной фигуры и забирая их себе. Насколько же была она божественна для развратного десептикона! как прекрасно было пробовать каждый уголок гладкого тела: облизывать чёрные пальцы, пронзая язык солёным привкусом, сосать маленькую, аккуратную грудь, прикусывая зубами сосок, лакать сперму из её вагины, будто под жаждой, пробовать на вкус серые губы, грызть плечи, царапать спину — великолепно!       — Арси, твой порт, он... дразнит меня... ох... я хочу его, — хрипло, отрывисто, болезненно дышала Эйрахнид, упрашивая любимую об услуге.       — Не бойся, Эйр, я всё понимаю. Можешь войти, — усмехнувшись, бросил автобот. В искажённой собственным восторгом улыбке прослеживался азарт.       Синяя легла рядом, раздвинув ноги.       — Порт ожидает прибытия кораблей, шлюха! — резким звоном раздался хохот. Для неё это была игра. Игра, способная вывести любовницу из себя и заставить дикого, поглощённого яростью и злобой, монстра проявить себя на поле брани       Она резко вошла в Арси, впившись зубами в шею. Сразу же она перешла на поистине звериный ритм, уничтожая влагалище автобота, вырывая из неё крики радости и доставляя пульсирующую боль, которая растекалась по всему телу и растворяла его, даря благовоние и лепет. Руки давно свело в страшнейших судорогах и они въелись в простыню роскошной кровати, а ноги обхватили Эйрахнид за талию и с двойным усилием души начали буквально вколачивать развратницу в синюю.       Фиолетовая лепетала, стонала, визжала, когда в очередной раз достигала уязвимой точки любимой. Она чувствовала гнилые зубы на своей шее, чувствовала смердящее дыхание своей тёмной стороны, чувствовала хаос внутри своего тела. Ликование, удовлетворение, боль — всё смешалось в единый хаотичный омут. Ни милый лик солнца, ни лёгкий ветерок, ни ясное небо не могли затмить то великое воодушевление, что вызывала Арси.       Автобот всё сильнее и сильнее, всё усерднее и усерднее, всё жёстче и жёстче вгонял десептикона в себя. Каждый толчок, каждый крик, каждый вздох разгорячал и без того неистовые стремления. Неукротимый монстр был внутри обоих. Именно он изливался в синюю и входил в её мокрую вагину, именно он вжимался в кровать и страстными стонами, мятежными движениями, непокорными желаниями раззадоривал другого.       Когтистые пальцы расцарапали спину, длинный член, точно бешеный бык, врывался снова и снова в Арси, пока маленькие, но острые зубы терзали её всю. Ощущения были для неё нектаром, святым напитком, вкус которого был создан самим Праймусом. Не было достаточно тонкой иглы в искре, не было достаточно было пленительного оргазма, не было достаточно чудовищных мук. Ей хотелось большего: хотелось, чтобы «порт» страдал ещё сильнее, хотелось, чтобы семя густыми океанами омывало её, чтобы вязкое болото поглотило её всю без остатка и замедления.       — Арси, я... я... не могу... хватит... — жалким лепетом взывала Эйрахнид. Но та её даже не слушала.       Она резко перевернула паучиху и начала раскачиваться на её члене. Пульсирующий фаллос длинными потоками спермы изливался в неё, пока неутолимая жажда схватила разум и разорвала его на маленькие, быстро сгорающие кусочки. Арси испустила стон, шуршащий плеск грозных волн стал ещё громче, а фиолетовая взяла в бархатные ладони груди автобота. Бьющий по глазам свет, подобный свечению Великой Искрый, стал ещё ярче, смачные удары молота ещё хлестче дробили силы обоих, пока робкая любовь продолжала изводить поющие комариным писком лавры и только сладковатый привкус удовлетворения во рту радовал изнемождённые тела.       Казалось, словно Арси сама входила в Эйрахнид. Пускай в неё сейчас изливались, пускай она сейчас скакала на длинном члене, пускай её стоны просили животного темпа, именно синяя могучей рукой вдавливала паучиху в её развратную натуру, показывала во всей ужасной красе неугомонный нрав, напоминала ей об истинном, уродливом, мерзком и грязном, однако таким обаятельным лицом души, которым та обладала. Кровать гнулась под тяжёлыми грубыми рывками автобота, простыня уже давно пропиталась липкой спермой.       Хлюпающие звуки разливались по их аккуратным телам и разрушали, движения теряли сверхъестественную скорость и монструозную тяжесть, приобретая вялую, понурую суть. Даже сила чистого влечения не могла заставить ограничения природы сдвинуться, прогнуться под силой романтизма и дать им ещё несколько счастливейших минут, проведённых в крепком слиянии двух лун. Кристально-белый пар исходил от обоих усталых корпусов, распыляясь по всей просторной комнате. Горячий пик близился к своему торжественному появлению, отточенный в неисчисляемых постельных играх ритм спал до мелчных толчков. Эйрахнид выпустила язык и лизнула язык Арси, получив очередной сладкий выпад знакомого тока.       — Гм... тмвся, сейчас будет... кхм... сперма... — информировал десептикон.       Девушка тут же спустилась к набухшему органу и ртом стала глотать весь тот поток тягучего семени, что вытекал из любовницы. Она захлёбывалась белой жидкостью, которая обжигала горло своим гадким сладковатым вкусом, но всё равно с упорством, равным Мегатрону, и настойчивостью, схожей с Старскримом, лакала приятную мерзость. Фиолетовая вновь дала понять, за что её так все хотят — она легонько ударила ладонью автобота по затылку, на что она ответила улыбкой и мазком языка о головку.       — Я люблю тебя, Эйр, — легла рядом улыбчива девушка.       — А я от тебя просто без ума, Арси, — слизнула остатки собственной субстанции паучиха.       Лёжа сейчас с ней, обнимая ногами её ногу, погружаясь в трясинную топь и слушать усыхание собственных порывов, Эйрахнид гладила голову синей, которая, в свою очередь, явно размышляла, как развлечь отдыхающую пассию.       — Эйр, — улыбнулась ещё шире нимфа.       — Да? — десептикон всё знал с самого начала... а так ли?       — Пип, — мягко ткнула пальцем в лоб любимой та, заливаясь по истине добрым и тёплым смехом, что вызывал неподдельную улыбку на лице паучихи.       — Ты — гений, сладкая, — резкая неожиданность была такова, что Эйрахнид замешкалась в поисках ответной реакции. Впрочем, это не мешало ей проникаться блёстким теплом, исходившим от весёлой, жизнерадостной красавицы. Наивные, детские попытки были искреннее любой рекламы, приятнее природы и добрее богов. Они окутывали лицо, щекотали его своим ликующим хохотом и поглаживали шелковистыми усмешками.       — Я... хах... знаю, — хихикала синяя, продолжая развлекать любовницу.       — Арси, подлючка, как же ты меня заводишь! — набросилась, точно хищник, Эйрахнид на девушку, укрыв обоих одеялом. Фиолетовая пригвоздила её руки к кровати и рыкнула над слуховым сенсором. Ей хотелось отплатить автоботу с удвоенной силой, показав любовь и пылкость нрава.       — Ну Эйр! Я пить хочу! — надув губы, протяжно наигранным писком бросила та.       — Не пущу! — усмехнулась паучиха. Если у синей была благодушная улыбка, то у неё была зловещая усмешка, что демонстрировала клыки души, — Я тебя люблю и никуда пускать не собираюсь.       — Так я ненадолго! — втянула голову в плечи она.       — Там очень опасно. Ты никуда не-пой-дёшь. Ты никогда, никуда отсюда не уйдёшь. Ты всю оставшуюся жизнь останешься со мной, — нарочито сердитым шёпотом ответила Эйрахнид. Даже ничтожные пять секунд ожидания объекта своего непомерного вожделения разрезали её всю, терзая замершую в страхе искру.       — Ладно, я быстро. Скоро подойду, — вздохнув, вышла из укромного места та.       Арси встала о пошла отхлебнуть немного живительной влаги.       — Эх, Арси, что же ты со мной делаешь? Я даже две секунды не могу полежать без тебя, — размышляла паучиха, смотря в белый потолок.       Любовница вернулась довольно быстро и сходу прыгнула на кровать к своей пассии. Накрыв её и себя красным шелковистым одеялом, она прильнула к ней, смотря, словно на снизошедшего ангела.       — Ну что, сладкая, о чём будем беседовать? — провела Эйрахнид ногтем по соску любимой, что вызвало одобрительный вздох. Параллельно она поглаживала её ягодицы.       — Эйр, ну ты чего? Какой разговор? Мы ж только что с тобой трахались, — непонимающе отозвалась Арси.       — С тобой можно беседовать о многом: о мелочных проблемах, о великих свершениях, о том, что стоит тысячи и о том, что можно получить задаром. Но это не меняет одного — ты идеальна и стоишь больше, чем жизни Прайма и Мегатрона вместе взятые, — вкушая сладчайшую металлическую кожу, уповал десептикон. Она никогда не могла перенасытиться ею. Как долго бы она не входила в Арси, как усердно бы она не сосала её член, как неистово бы она не грызла синюю, всё равно хотелось большего.       Фиолетовая положила руку на лоно автобота и указательным пальцем провела по нему. Тут же разъедающее процессор нетерпение въелось в кости, пропитав их неукротимой молнией притягательного греха. Манящие желания окутали разум, не позволив здравому мышлению взять вверх над похотью.       — Эйр... эх... мы ж... только что... а?.. — через неуверенную улыбку спрашивала та дрожащим голосом, что гармонировал со вздохами.       — Ну-ну, не противься. Ты сама этого хочешь. Только посмотри на свою киску, Арси: я только прикоснулась, а она уже намокла! — скребла по сокровенному месту паучиха. Врождённая вкрадчивость вновь дотронулась до костей и прошлась по ним холодком, — Да и к тому же не стоит забывать, с кем ты имеешь дело.       — С извращенкой? — спросила Арси, нервно смеясь.       — Да. Я развратна, сладкая, очень развратна. Достаточно просто подойти, докоснуться и вот я уже с тобой в постели. Я обожаю заниматься с тобой сексом, вылизывать твоё лоно, слюнявить головку члена и скользить глоссой по груди. Я схожу с ума от счастья, когда ты входишь в меня и кричишь матом на весь этот бренный свет и я просто не могу сдержаться, когда ты ласкаешь меня, — продолжала истязать ожидания любовницы десептикон. Она, согнув в острые крюки свои пальцы, ублажала возлюбленную неторопливыми движениями и вызывала бурные всплески радости, когда проникала когтистыми пальцами во влагалище, дотрагиваясь до сжавшегося клитора.       — Я... эм... можно мне кое-что? — остановила тираду синяя, ухватившись за спасительную мысль. В глазах фиолетовой полыхнул азарт, а в голову мелькнул интерес. Её улыбка заметно расширилась и она моргнула синей.       — Оу, сладкая! А я и не знала, что ты любишь такое, — с восхищённым удивлением произнесла Эйрахнид, когда Арси взяла её руку и начала облизывать кончик указательного пальца.       Язык медленно горел от солёного привкуса, слизывал смазку хозяйки и доставлял неподдельное удовлетворение паучихе. О полноценном сексе не могло идти и речи. Как ни старайся подбирать броские эпитеты, как ни старайся поразить окружающих яркими, туманными метафорами, как ни надрывайся, вытаскивая таинственность и витиеватость из своего гения, это была минутная забава и она не заслуживала детального описания. Стоит отметить лишь то, что автобот прикусывал палец и тесно сжимал его руками, пока ладони десептикона поглаживали щёки любовницы.       — И кто теперь ненасытный? — обняла свою любовь, будто мать, Эйрахнид.       — Ой-ой, кто бы говорил, дорогуша, кто бы говорил. Главное, сама начала, потом ещё и оправдывается! — усмехнулась Арси, положив руку на плечо любимой. Голод по аппетитному телу всё ещё будоражил сознание, кроша его полностью без сомнения. Она, сдерживая шумные стоны, что разрывали её изнутри, водила горячей ладонью от руки до ноги и едва заметно выгибалась.       — Может перестанешь тогда возбуждать меня? — попросила знакомым бархатистым голоском фиолетовая, ощущая. Автобот убрал руку и уставился в потолок.       — Прости. Просто... я... как бы сказать... хочу большего, — выдав свой секрет, поведала та. Мгновенно все грубые осколки, которые состояли из догадок и, казалось, не имели связи, срослись в целую печальную картину. Ей открылась по истине ужасающая правда. Она поняла, насколько была слепа, глуха и бесчувственна по отношению к святейшему гралю в своей жизни.       — Так вот оно что... эх, Арси, с тобой не соскучишься, — прижала к груди синюю паучиха, извиняясь за свою скупость своих окуляров.       Картина была лжива... на половину лжива, ибо одна её половина была разукрашена серостью от желания выговориться, а другая утопала в унылости из-за преукрашивания менее яркой действительности. Потому, не было ничего удивительного в том, что девушка впилась губами в груди возлюбленной и начала ласкать их неторопливыми мазками серого языка, причмокивая и смакуя. Она двумя руками сжала её большую грудь и прижала к своей голове.       — Арси, ты пере... кхм... перебарщиваешь, — тихим от окраса возбуждения голосом упрашивала паучиха. Но «сладкая» её даже не слушала. Та с бурным рвением скользила языком меж грудей и мокрыми губами прилипала к чувствительной коже и будто высасывала все едва восстановившиеся силы из неё.       Неукротимые вспышки желания будоражили рассудок и раскалывали волю, гладкие ладони терзали спину, а язык плоть. Безумная жажда утомлённого путника вновь заполнила собой тело, когда холодное пламя разврата выжигало пульсирующую искру.       — Так! Сладкая, мне нравится растворяться с тобой в любви, но мы что-то заигрались, — предостерегала Эйрахнид.       — Хорошо. Просто понимаешь, я вот уже несколько дней с тобой по-обычному и мне этого достаточно. Вы все меня любите и требовать большего значит ныть без повода. Но знаешь, иногда мне хочется большего. Всё как-то примитивно, что ли, — ругая себя за неоправданную дерзость, раскрыла душу Арси.       — Так что ж ты раньше не сказала?! — возмущаясь собой и автоботом, спросила паучиха, — Я бы могла удовлетворить твои извращённые потребности. Теперь понятно, почему ты перестала крыть меня сладостными разуму матерными словами.       — Ёбаный рот, сука, блять нахуй. Ты, ёпта, так ахуенно визжишь, что я, бля, прихуела прям пиздец, — с ехидной усмешкой радовала любовницу синяя.       — Эх, сладкая, с тобой не соскучишься, — умилялась наивными попытками автобота Эйрахнид. Вдруг она прижалась к «сладкой» всем своим изящным телом, опутав всеми механическими конечностями. Арси удивлённо посмотрела на ту и обеспокоенно спросила: «Что-то случилось?».       — Но знаешь, все эти реплики про разврат были лишь оболочкой. На самом деле я люблю тебя. Люблю сильно и нежно, страстно и робко, яростно и спокойно. Без тебя моя жизнь не может являться таковой. Ты, словно подарок Праймуса, чудна и роскошна. Помнишь нашу первую встречу? Помнишь меня: злобного, жестокого монстра с паразитом внутри? Помнишь, как я боялась отпускать тебя после первой ночи и как ты утешала меня тёплыми ласками? Арси... Арси... — резким шёпотом, томным голосом, боязливым тоном говорила паучиха, дробя кости возлюбленной в крепких объятиях. Пальцы пропитались хладом, а губы наполнились сухостью, но тут же морок пропал, ибо синяя поцеловала в губы десептикона.       Воспоминания о горячей ночи нахлынули, словно желание любить и быть любимой, а внезапно возникшая боль исчезла в густом тумане незатейливой любви. Вновь шторм из болезненных душе мыслей пропал, уступая место желанию тереться языком о язык того, кто сейчас ласкает спину и обнимает ногами талию. Насколько же сильно они обожали друг друга!       — Успокойся. Я тут, с тобой и никуда не собираюсь, — тешила правдой она.       — Правда? — желая получить подтверждение слов, спрашивала Эйрахнид.       Ответом послужил глубокий поцелуй, обвитый искренностью.       — Ну? Ещё немного полежим или к остальным пойдём? — привстала Арси, облизнув шею фиолетовой.       — Ещё полежим, — ответила та.       — Погодь, я сейчас остальных проведаю, а то они что-то притихли, — пошла в другую комнату синяя. Перед выходом она получила смачный удар по заднице и фальшиво гневным взглядом прожгла автобота.       Через несколько секунд Арси вернулась, отдала пластины паучихе и оделась сама.       — Полежать не выйдет. Остальных похитили...