Кролятина?

— Ты снова пялился на меня, чертов кролик, — пройдя в комнату, мужчина грузно опустился на чужой диван. — Я видел в этой обезумевшей толпе тебя, мог бы не конспирироваться, но как ты успел только добраться до дома раньше меня? Хотя, вообщем-то мне все равно, я устал и хочу пожрать. Парень, что должен был сказать хоть что-нибудь своему вечернему посетителю, лишь пожал плечами. К чему говорить что-то, если и так все ясно и он полностью согласен со словами этого сумасшедшего и безбашенного рокера, у которого не было ни совести, ни стыда. Скорее всего Ранмару потерял их давным-давно, но нисколько не жалел по поводу этой потери. — Раз уж я тут, то сварганю еды, после всего того, что было сегодня необходимо заточить сочную и аппетитную куру, а еще лучше, если две, — тяжелые металлические браслеты он снимает сам, не просит помощи, и не ожидает ее. Он разминает слегка уставшие от металлика кисти рук, чувствует неприятные ощущения, но они вскоре проходят, постепенно сходят на «нет». А Сумераги смотрит, прислонившись к стене плечом и ничего не говоря, ему просто нравится видеть это. Видеть Ранмару, который снимает концертные атрибуты, и кидает их на диван, на котором сидит. Куросаки проводит по лицу ладонью и только потом вспоминает, что на лице темный грим. Чертыхаясь, он встает и идет в маленькую ванную комнату, где смывает его, а Кира приносит ему чистое полотенце, молча протягивает и кивает в ответ на такой же кивок головой. Все это так тихо, но в этом доме всегда так. — Сейчас я сотворю что-нибудь божественное. Все как всегда, ведь так? — Ранмару не ждет ответа, он просто идет на кухню. Он хозяйничает в этом доме словно в своем вот уже полгода и знает расположение каждой вещи в нем. Он орудует в холодильнике и достает мясо, овощи, в кухонных шкафчиках находит рис. Это происходит, как и всегда, тихо, спокойно, без лишней суеты. Мужчина готовит для них обоих, и это приносит взаимное удовольствие. Сумераги не мешает ему, просто находится рядом, сидит за столом и следит за приготовлением довольно позднего ужина. Повар показывает ему мастер-класс по очищению и разделыванию мяса, очищения овощей. Кира молчит, но не Ранмару, не понятно вообще, он сам с собой ведет монолог или ведет одностороннюю беседу, но как бы то ни было, он говорит. Рассказывает о прошедшем дне, о тупых менеджерах, забывающих о том, что иногда нужно давать время и на отдых. Иногда с нелестными эпитетами Куросаки отзывается о ком-то еще. Он говорит бесконечно долго, спокойно, будто нашел способ, который может хоть немного отвлечь от реальности и от сотен тысяч проблем. Кира только кивает, изредка вставляет что-то свое, но все больше наслаждается «рычанием» собеседника. — Мне кажется, что даже в следующей жизни я буду трещать, не замолкая, а ты слушать мой треп, — Куросаки произносит ничего не значащую фразу, когда ставит тарелки с готовыми блюдами на стол, садится напротив и принимается за еду. А в голове Киры на мгновение проносится мысль, что он был бы рад этому. Молодой человек хотел бы сказать многое, но сейчас он молчит, ведь уже то, что они за одним столом дает надежду на что-то большее. Он рад нелепому случаю, когда пьяный рокер по непонятной причине завалился в его дом и на его диван, не снимая тяжелых армейских ботинок и косуху с цепями. Сумераги промолчал, не выдворил из своей квартиры этого гада, а просто согласился со своей совестью, что не стоит оставлять на улице идола рок-музыки, и это лишь на одну ночь и больше такого не произойдет. Но, вот только, сказанные следующим утром слова Ранмару выбили из колеи «Я, похоже, на всю жизнь теперь с тобой останусь. А может даже после смерти. Ты ведь не против, да, кролятина?» Кира промолчал, посмотрел на беспардонного, ведущего себя словно шут мужчину. Молчание — знак согласия. И Сумераги готов терпеть грубого, нахального и до крайности шумного парня и в этой жизни, и следующей. Сердце в груди бьется быстро-быстро, а взгляд затуманивается. Как же все было бы чудесно, если…