Зенит-Динамо 0-1
Цифры ползут лениво по экрану, и Далер понимает: проигрыш из-за него. Будь он чуть осмотрительнее, Андрей был бы в игре целиком, а не наполовину. Кузяев устало закрывает глаза и хочет отдаться сну, но дверь внезапно распахивается. Он открывает глаза и видит…***
Как этот чертов мяч оказался в сетке, Лунев понял не сразу. Он же видел его… Но Андрею не хватило какой-то ничтожной секунды, чтобы его поймать. Обида расходится по телу, как смертельный яд; хочется плакать, орать и психовать на всех вокруг. Андрей с трудом выдерживает тайм, но больше мячей нет: ни в его ворота, ни в ворота соперника. Свисток. Время вышло. Фанаты Динамо просто разрывают воплем стадион, а Лунев корит себя полностью за неудачную реализацию поимки этого мяча. Когда Андрей уже помылся и переоделся, ему говорят, куда увезли Далера; сообщают, что там все еще находится врач из клуба, поэтому Лунева проведут. Он, недолго думая, собирает сумку — их общую, одну на двоих — и с тяжестью на сердце выезжает в больницу.***
Запахи лекарств дурят голову, и немыслимый страх охватывает Андрея. На его лице читается невообразимое волнение; дыхание Лунева настолько судорожное и неровное, словно он только что пробежал марафон. Он быстро подходит к знакомому медику, и тот ведет его по коридору. Они подходят к палате, и врач делает знак рукой, что можно зайти. Андрей, переборов панику, выдыхает, приоткрывает дверь в помещение и видит Далерку — всего такого домашнего, уютного, — пытающегося лечь набок. Они долго смотрят друг на друга, и вскоре Андрей, наконец, заходит, закрывая дверь. Кузяев не в силах сесть, но он протягивает руки, чтобы его подняли. Глаза его наполнены страхом, и он, видимо, не совсем понимает, что делает, как будто голову отключили, но тело — нет. Андрей, крепко обнимая Далера, сразу начинает гладить его по спинке; тот сильно цепляется за спину и плечо Лунева, чтобы не упасть. Только рядом с Андреем в голове проясняется; действия, кажется, становятся более осознанными, и это плещется морем радости в душе Лунева. — Прости… Я мяч пропустил… — Из-за меня же… Прости, — как-то с трудом говорит Кузяев, ведь еще слабо помнит что-либо после удара. Уже в тот момент мозг перестал воспринимать мир, как что-то нормальное, и мгновенно все стало неестественным.***
Далера отпускают поздно вечером. Лунев все же уговорил врачей, борясь с желанием размесить лицо доктору, который за своими очками явно ни черта не видит и смотрит не прямо в лицо Андрею, а чуть влево от него. Такси неспешно едет по улице, и снова паника накрывает Кузяева, но рядом есть спасение. Андрей уже ощутил, как его руку сдавливают в своей, и повернулся к Далеру, молча смотря ему в глаза, гладя кисть его руки. Все становится на свои места. Неважно, сколько страх будет главенствовать над разумом Далерки; Андрей будет рядом всегда и обязательно поможет, Кузяев даже не сомневается.***
Их общая квартира небольшая, уютная и теплая. Тут и дышать легче, и мысли в порядке. Далер, не без помощи Андрея, раздевается и под его пристальным взглядом идет в спальню. Он настолько утомлен, что даже сил на душ нет, но никто и не против. Андрей все же приходит только через десять минут. Он ложится рядом, замечая, что Далер не спит, а лишь лежит на животе. Кузяев внимательно смотрит ему в глаза. — Люблю. — И я тебя. Андрей подползает ближе и мягко одаривает плечо своего парня поцелуем, а после — губы, ведь Кузяев немного поднял голову в беззвучной просьбе. Поцелуй медленный и тягучий, как нуга. Андрей любит такое спокойствие в их отношениях, в поцелуях, даже в сексе. Чем медленнее, тем приятнее, тем дольше и больше. Он нехотя отрывается, снова ложась, и его грудь вскоре становится «лежбищем», как однажды назвал это Кузяев. Руки Далерки едва теплые, так умело оплетают тело, и Андрей делает то же самое, укрывая их обоих. Наконец, страх отступает. День закончен, и не столь важно: выиграли, проиграли… Главное — оба целы и снова вместе, снова в объятьях друг друга. И бóльшего счастья никому из них не нужно.