Надежда

Маркус попал в дом Карла в качестве небольшого эксперимента. В последнии дни у Карла не было ни энергии, ни вдохновения творить. Он лежал в кровати, и хотя физически он мог подняться, желания что-либо делать не было. Он и сам мог забраться в инвалидную коляску и спуститься вниз, в студию, с помощью многочисленных машин по всему дому, значительно упростивших его жизнь. Но, оказалось, что и они не всесильны. Какой смысл вставать, если ему не хочется работать? Элайджа, как обычно, был прав: Карл нуждался хоть в каком-нибудь стимуле. Краткое деловое сотрудничество привело к крепкой дружбе. Элайджа Камски всегда привлекал Карла: было в нём что-то необъяснимо притягательное, как и в его чётко поставленных целях. Элайджа вёл себя до смешного эксцентрично, а выражался столь цветисто, что Карл невольно задумывался: серьёзен ли он или же шутит; но в своём деле ему не было равных по уму и упорству. Он стал неким современным образом «безумного учёного», и все его мысли заполняло стремление создать будущее собственными руками — Карл искренне им восхищался. В любой другой ситуации Карл бы отказался от андроида. — Просто попробуй, — настаивал Элайджа во время того знаменательного обеда. — Если не понравится, я его заберу, и мы притворимся, что ничего не было. Сначала аппарат для спуска и подъёма коляски по лестнице и автоматические двери, а теперь ещё и андроид. Подразумевалось, что Маркус облегчит ему жизнь. Впрочем, хорошо, что у него теперь был собственный помощник, и в то же время он не переживал, что доставляет кому-то неудобство. Такой подарок можно было сравнить только с машиной или какой-нибудь дорогой техникой, только Карлу выпало первым протестировать новую модель. Маркус сразу показался ему не совсем обычным. Задачей андроида было сподвигнуть Карла думать и творить, и с миссией он справлялся. Карлу не терпелось узнать, какой же будет у него характер — а он был уверен, что андроид в конце концов станет личностью. Маркус был единственным в своём роде, и Карл, ни разу не встретив его клона, стал постепенно забывать о том, что Маркус не человек. Если Элайджа не покривил душой, заявив, что андроид может обрести собственную индивидуальность, то Карл не сомневался, что в скором времени его жизнь заиграет новыми красками. Его пугала только одна вещь: Маркус мог выйти из-под контроля. Всё ещё испытывая недоверие к новым технологиям, Карл пристально следил за андроидом в первые недели. И в результате действительно кое-что заметил. Иногда Маркус шутил с ним или же отвечал на его остроты. Сперва Карл списал это на программу, подстроившуюся под его характер, но с каждым новым днём, приносящим очередную ухмылку или же неожиданные вопросы от андроида, он убеждался в том, что система здесь ни при чём. У андроида проснулся интерес, и он жаждал знаний. В свободное время Маркус читал. Иногда он играл на пианино, решал шахматные задачи и даже знакомился с философскими трудами, когда Карл просил его высказать своё мнение по некоторым вопросам. Маркус мог с ним соглашаться или нет — последнее в большей степени удивляло, а не пугало Карла — и порой смотрел на проблему совершенно с иной точки зрения. Что-то внутри него было живым. Карл чувствовал это. Вплоть до одного самого обыкновенного дня он и не понимал, что больше не одинок.

***

Маркус всегда честно отвечал, нравится ли ему работа Карла или нет. Пытливо рассматривая картину, андроид произнёс: — В ней есть что-то странное. Только не сочтите за грубость. Непонятно, что в программе андроида могло диктовать ему такой ответ. Где заканчивается объективность и начинается субъективность? «Он высказал свою собственную мысль», — подумал Карл и продолжил работу.

***

Наверняка Элайджа сделал Маркуса крайне предусмотрительным. Не сказать, что встречавшиеся Карлу андроиды были грубыми или же бесцеремонными — скорее, наоборот. Их сделали вежливыми, внимательными, дружелюбными, общительными и далее по списку. Иногда Карл даже шутил, что некоторым людям стоило бы поучиться манерам у созданных ими же машин. Однако совсем скоро, наблюдая за тем, как Маркус делает что-либо без его указаний, он задумался об этом серьёзно. Однажды Карл попросил отвезти его в студию сразу же после пробуждения, и Маркус спросил, завтракал ли он. Карл ответил отрицательно. — Вам надо поесть, Карл, — сказал Маркус, и в его голосе звучало больше заботы, чем следовало. — Организму нужна энергия, особенно в вашем возрасте. И Карл рассмеялся. Он растерялся: такая прямота застала его врасплох, и он не знал, как на неё ответить. С тех самых пор Маркус по своей инициативе готовил для него завтрак каждое утро. Он начал убираться в доме и студии, хотя Карл не просил его об этом. Он стал изучать интересующие его области и формировал собственные взгляды. В какой-то степени Маркус обрёл волю — такого Карл у андроидов ещё не встречал. Кажется, он стал именно таким, каким задумал его Элайджа. Маркус искренне восхищался красотой и искусством — не потому, что его запрограммировали делать это, а потому что ему хотелось. Никогда ещё Карл не видел никого, кто бы так стремился стать более человечным. Мысли о Маркусе давали ему сил писать картины и рассуждать о самых разных вещах, хотя иногда ему казалось, что он уже сказал всё, что мог. И именно тогда он стал относиться к андроиду как к живому существу.

***

При первой встрече Лео едва ли обратил на Маркуса внимание. — Боже, и ты себе такую штуку завёл? — спросил он с таким страхом и подозрением, что Карлу стало стыдно за слова сына. Странно, что ему стало обидно не за себя, а за Маркуса, но случалось это уже не в первый и точно не в последний раз. Лео продолжил отпускать бесцеремонные шуточки прямо в лицо андроиду, но Маркус оставался таким же спокойным, только моргал чуть чаще, как будто от удивления. Недоверие Лео росло с каждой новой встречей. А физическое состояние только ухудшалось. Сложить два и два труда не составило: Лео тратил деньги, что одалживал — давал — ему Карл на красный порошок, медленно отравляющий общество изнутри. Он становился всё более раздражительным и категоричным, постепенно переставал интересоваться искусством, когда-то восхищавшим его в детстве. Не всегда взросление людей и неизбежные изменения идут им на пользу, думал Карл, глядя, как Лео изводит себя; его кожа становится бледной, а взгляд — затуманенным. Больно было смотреть на павшего так низко сына. Чем чаще Лео натыкался на Маркуса, тем реже он приходил, а суммы, тем временем, увеличивались. Карл не знал, как вырваться из этого порочного круга — он не хотел никого терять. — Да ты просто мечтаешь, чтобы я был идеальным, да? Вопрос сына разозлил Карла, и потом он жалел, что вышел из себя из-за какой-то ерунды. Он даже не помнил точной причины: они так часто ссорились, что все их размолвки слились в одну. — Хочешь, чтобы я стал андроидом? Как вот эта чёртова хреновина? Лео махнул в сторону Маркуса с такой неуместной злобой и презрением, что Карл только и помнил, как глаза застлала красная пелена и он выгнал сына. В другой раз Лео начал разговор воспоминаниями о недавно отошедшем в мир иной родственнике, а закончил снова тем, что выплеснул всё своё раздражение на Маркуса. Слишком уж часто он сводил все разговоры к андроиду, чтобы принять его нападки за простую случайность. — Этот ублюдок теперь всюду за тобой таскаться будет? Карл не собирался смотреть, как из Маркуса делают мальчика для битья, поэтому без промедлений кинулся защищать андроида. — Лео, это его обязанность. Оставь его в покое, ему же обидно. Его слова только раззадорили Лео. Он закатил глаза и покачал головой, как будто это не его только что отчитали. — Ну вот, приехали. И когда это мы начали задумываться о чувствах андроидов? Ты же в курсе, что он не человек? — спросил он, в упор посмотрев на Маркуса. Карл не знал, что на это ответить. — Господи, да ты правда так думаешь, — У Лео вырвался бессильный и мрачный вздох, так не подходящий злопамятному юноше. — Так вот кто он такой! Всё понятно. Он — замена мне. Охренительно идеальная замена. Слова больно жалили, а за Маркуса было обидно. Карл успел сильно привязаться к нему: они играли в шахматы, не раз и не два с жаром обсуждали интересующие их темы. Карл не знал, ранят ли андроида слова сына. Маркус ведь запрограммирован не просто следовать приказам — у него есть своя собственная воля. Он избегал конфликтов, даже когда его алгоритмы наверняка не оставляли ему выбора. Карл не знал, что сейчас испытывает Маркус, но он сам чувствовал стыд сразу за двух, а потому он перебил его: — Хватит! — Он разочарованно покачал головой. — Не смей говорить такие вещи. С болью в глазах посмотрев на отца, Лео отступил назад. — Как скажешь, — бросил он. Услышав горечь в его голосе, Карл хотел было остановить его, но Лео уже скрылся за огромными дверями — в следующий раз он вернулся только через несколько месяцев. Тогда Карл и не подозревал о такой длительной разлуке, но чётко почувствовал, что в неверном вечернем свете что-то очень важное, связывающее их, разорвалось навсегда. Что-то изменилось, и Карл не мог помешать случившемуся, не потеряв кого-нибудь из дорогих ему людей. Спустя мгновение, проведённое в полном молчании, чья-то рука опустилась на его плечо. Вздрогнув, Карл отвёл взгляд от пола и взглянул наверх. Тронутый поддержкой Маркуса, он накрыл его ладонь своей.

***

Со временем привязанность переросла в любовь. Выяснил он это совершенно случайно: войдя в студию, Маркус споткнулся об оставленное им ведро с краской, и по полу тут же растеклось ярко-синее море. С блеском в глазах Карл посмотрел на извиняющееся лицо Маркуса и... понял. Он всё понял. Сперва пришёл стыд. Он вспомнил слова Лео: «Идеальная замена», — и лихорадочно пытался мысленно опровергнуть это обвинение. Он и не думал заменить своего собственного сына. Дело было совсем не в этом. И всё же он понимал, что относится к Маркусу с отеческой заботой, и пытался решить, врёт ли он себе самому или нет. Может, Карл сам сделал из Маркуса идеального сына? Неужели он вдруг возомнил себя богом? С Элайджой Камски они общались уже далеко не так тесно, всё их общение свелось к вежливому обмену электронными письмами раз в несколько месяцев. Элайджа отошёл от дел и как будто хотел ото всех спрятаться, разорвав связи с родственниками и друзьями. Карл воспринял его затворничество с пониманием: в конце концов многие его знакомые с головой уходили в работу, но в то же время это означало, что Маркуса он вернуть не может. Да и некрасиво было бы выгонять андроида. А ещё Карл переживал, как к этому отнесётся сам Маркус. Забавно. Мысли об андроиде занимали всё его медленно тянущиеся дни, которые иногда ознаменовывались визитами Лео, клянчащего ещё больше денег. Карл не знал, сколько ещё сможет покупать любовь собственного сына.

***

Детство Карла пришлось на время зарождения научной фантастики о роботах. Когда он вырос, роботы стали реальностью, и до встречи с Камски и другими учёными, приоткрывшими ему завесу тайны, он зачарованно наблюдал за работой искусственного интеллекта. Истории о восстании машин и бунте технологий против своих же создателей давно тревожили общество, особенно в последнее время, ведь у андроидов была реальная возможность осуществить эту казавшуюся невероятной теорию. Люди оставались равнодушными — и испуганными. Карл же, напротив, никогда не испытывал страх или ужас, в отличие от его соратников. Несмотря на многочисленные доводы и гипотезы, он не верил, что в таком случае человечеству придёт конец. Карл не боялся новых разумных форм жизни. Пугали его другие вещи: человек, смерть, время. Наверное, догадался он, как раз время расположило его к андроидам. Все люди стараются урвать себе побольше времени, но всё тщетно — и вот появляется идеальный механизм, живущий почти что вечно. Если андроиды способны любить, то их чувство может со временем стать сильнее, чем человеческие эмоции. Карл понимал, что у андроидов есть время утвердиться в своей любви, отыскать её начало и развить дальше. Мысль о том, что такое чувство переживёт человека, навсегда соединив два сердца, кружила ему голову. С восхищением и гордостью он смотрел, как его сын бросил человечеству вызов, ведь надежды его полностью оправдались. Вместе с замершем в благоговейном трепете мире он увидел, как Маркус поцеловал свою любимую — и тогда Карл вновь поверил в любовь.

***

Однажды он понял, что смысла сравнивать нет. Карл не заменил своего ребёнка андроидом — он обрёл ещё одного сына, только кровь у него была другого цвета.