О вутайцах и псах

Когда Ценг собирается в Вутай, последнее, чем он руководствуется – сентиментальные чувства. Да, после победы над Сефиротом и исчезновения угрозы Метеора многие действительно отправились к себе на родину, к могилам родителей, к выжившим родственникам. Пережитая опасность укрепила связи с корнями, и в этом ничего странного нет. Ценгу не до того. Для него Вутай – работа, не более. В конце концов, что он видел там? Его родители уехали в Мидгар, когда ему еще и пяти лет не было… …потом, правда, вернулись, но Ценг к тому времени уже не общался с ними. Он даже не знает, где их похоронили, и не уверен, что хочет знать. – Тебе не стоит ехать, – рекомендация Руфуса, как всегда, звучит как приказ. – Ваш Вутай – большая деревня, чужака там сразу заметят. Слишком топорно для главы Турков, не находишь? Ценг соглашается с этим доводом, но непреклонно стоит на своем: он должен разведать обстановку. Сейчас, когда Корпорация потерпела крах, когда нет больше солджеров, да и простых гвардейцев не осталось, Вутай может захотеть отомстить. Да, вся Гайя пострадала от катаклизмов, Вутай, как и Мидгар, полуразрушен, но практика показывает – голод и нищета скорее провоцируют, чем сдерживают народные волнения. Ценг знает: Руфус понимает это и сам, и в конце концов тот соглашается. – Если тебя убьют, ты уволен, – напутствует он напоследок, и Ценг принимает это условие. Вутай разрушен монстрами и разграблен, но непохоже, чтобы жители его готовились к войне, так что Эджу и обломкам Корпорации, кажется, ничто не угрожает. Ценг не отсвечивает, но его все равно замечают; к вечеру третьего дня он получает сухое письмо с приглашением на чай к принцессе. Ценг знает эту принцессу: напарница удачливого Страйфа. Тщательно все взвесив, он принимает приглашение. Девчонка ничего не смыслит в правильной подаче чая и этикете за столом, но ее, кажется, это вовсе не волнует: я принцесса, говорит все в ней, и имею право нарушать этикет у себя в государстве. В дипломатическом протоколе она тоже ничего не смыслит. – Ты зачем явился, Турк? – спрашивает в лоб, вертя в руках чашку из тонкого фарфора. – Корпоративная тайна, – спокойно отвечает он, и она негодующе фыркает. – В последнее время вернулось много эмигрантов, особенно тех, кто в Мидгаре и окрестностях жил. Но я же не дура, я знаю, что ты никогда не был настоящим вутайцем. Зачем явился? Новые источники Мако для Руфуса вынюхиваешь? – Президент Шин-ра не планирует продолжать разработку Мако, – сообщает Ценг чистую правду, ставя свою чашку на блюдце. – Тогда еще какую пакость готовит, – упрямая девчонка не сдается. – Будто я не знаю, что вы оба из себя представляете. Если бы на его месте был Рено, он бы уже вышел из себя и на нее наорал. Если бы Руд – заморочил бы ее недоговорками. Ценг не видит необходимости ни в том, ни в другом. – Ваше высочество, – он-то, в отличие от нее, в дипломатическом протоколе кое-что смыслит. – Вы сказали, что я не вутаец. Кто же я, по-вашему? Девчонка смотрит ему в лицо, и Ценг замечает, что у нее слишком взрослые для такой юной девочки глаза. – Пес Шин-ра, – она пожимает плечами. – И нет никакой разницы, где ты родился. Из ее взрослых глаз на Ценга смотрит мать. Когда-то, когда началась война, она крикнула ему в лицо почти те же слова, а потом уехала вместе с отцом защищать родину. Ценг не отказался от своих взглядов тогда и не собирается отказываться сейчас. Но все же жаль, что он не узнал, где они похоронены. Не то чтобы это что-то изменило, но… – Убирайся под крылышко к Шин-ре, – велит принцесса. – Чтоб через три часа духу твоего тут не было. Я Сефироту жопу надрала, и тебе надеру. Ценг наклоняет голову в жесте согласия. В конце концов, он узнал все, ради чего приехал, а сантименты о родине и доме ничего не значат для него. «Псы защищают дом», – появляется в голове непрошенная мысль, но Ценг обрывает ее раньше, чем она успевает посеять в нем сомнение.