Поперёк горла.

— Позвольте, граф, Вы удивительно ошибаетесь. — Что? Да как Вы смеете? В середине мрачной гостиной по обе стороны стола стояли господа и возмущённо смотрели друг на друга. Комната представляла собой большое просторное помещение с массивным лаковым столом в середине, окруженным расписными стульями. Широкие окна были плотно занавешены, что делало комнату ещё более угрюмой, но через некие щелочки пробивался дневной свет, падая на ковер ровной, тонкой линеей. — До сего момента Вы всегда были согласны с моим мнением. — До сего момента, сударь, верно. Но не тогда, когда Вы задеваете мои чувства. Сейчас же ваши соображения абсурдны и весьма обидны для меня. — Поперечный оперся руками о мебель и убедительно посмотрел в глаза товарища, будто предупреждая, чтобы он поскорее перестал говорить глупости, пока это не переросло в более серьезный конфликт, но Эльдар Казанфарович не унимался. — Право! Данила, Вы уважаемый человек, но ведь это не допускает Вас до таких предрассудков. — он легонько ударил по отполированной поверхности ладонью. Чуть раньше они с Данилой рассорились из-за глупой мелочи. Просто у одного из господинов очень длинный язык. Казалось бы, каков пустяк, просто ляпнул не по делу и не к месту, но Поперечного задело высказывание близкого друга, Они ведь не чужие люди. — Господи, Вы так душны, Данила! — Прошу прощения, переходите на личности? — Да Вы у меня поперёк горла стоите уже со своими причудами. Данила Алексеевич опешил от такой резкости в его сторону из уст товарища. Его лицо побледнело от разочарования, и он рухнул на стул. — Граф?! — Эльдар кинулся к приятелю и протянул руку, дабы коснуться плеча мужчины, но Поперечный ударил его по запястью. — Друг Мой, прощайте, перегнул палку, право, но я не захотел бы Вас обидеть ни вовеки. Джарахов судорожно пытался подобрать слов, дабы загладить вину, но Данила смотрел так, будто земля уходит из-под его ног. Его глаза наполнились слезами, соленая капля сорвалась с ресницы и бесстрастно разбилась о кафель. В этот же момент, об этот же кафель разбились и все надежды, и дружба Данилы Алексеевича и Эльдара Казанфаровича. ЗрачкиДжарахова в мгновение увеличились до размеров жестяных монет. — Данила, Вы? — Вызываю Вас на дуэль! Мужчина смахнул перчаткой слёзы и хлестнул ею Эльдара по лицу, оставив на щеке влажный след. Тот оцепенел от ужаса, сковавшего его в этот момент. Никак он подумать не мог, что его неосторожный язык приведёт к таким страшным последствиям. Ему предстояло стреляться с лучшим другом, весьма близким для него человеком. Тут Эльдар вскипел от непонятной ярости. — Я не буду стрелять в Вас! Хоть убейте, не смогу. Назовите меня трусом, попрощайтесь со мной навеки! Не выстрелю! — Таковы правила. Вы обязаны стреляться. — Данила был непоколебим, он обжег Эльдара невозмутимым взглядом. — Промахнусь… Ей-богу, промахнусь! И не побоюсь потерять чести! Оно лучше, нежели потерять Вас. — Али я попаду, Вам не придется стрелять. — голос Поперечного задрожал, он нервозно постукивал пальцами по столу. Видно, слова Данилы ранили Эльдара словно пуля. Нет, куда сильнее, чем пуля. И он, вероятно, взревел бы сейчас от злости, если бы не был так изнеможен. — Не страшно Вам, значит, такое говорить… Ну тогда, ежели желаете стрелять — стреляйте. Мне, честно говоря, от Ваших признаний больно дышать. На какой толк мне это существование, если Вам не жутко произнести такое в мой адрес. — слёзы будто рекой хлынули из глаз Эльдара Казанфаровича, он был разбит. Совсем разбит… Эта капля для него оказалась последней. Поперечный старался сохранить стойкость, на его губы заметно дрожали, а грудь взволнованно вздымалась. Во взгляде читалось некое сожаление, но пути обратно нет. Он неохотно произнес: — через четыре дня. Во дворах. И отвернувшись, зашагал к выходу из гостиной, Закрывая глаза руками и оставляя Эльдара на едине с собой. Сложно ли ему было сейчас? Да, возможно даже сложнее, чем самому Эльдару. Данила вряд-ли хотел такого стечения событий. И его бы сейчас захлестнуло с головой отчаяние, возможно, если бы он не был так ошарашен. Пока они оба ещё не совсем осознавали, что произошло. Эльдар Казанфарович постоял ещё немного у стола, сурово и неподвижно глядя в одну точку. Чрез расскрытое окно в углу комнаты задул ветер, обдавая Эльдара жгучей прохладой. Он закрыл глаза, и слезы неистово устремились из них прямиком на кафель. Джарахов, словно оловянная кукла, рухнул на пол и горько зарыдал. Никто не знал, что будет дальше. И одна лишь мысль об этом заставляла хотеть скорейшей смерти. Эльдару предстояло протерпеть четыре дня. Ужасно мучительных четыре дня.