Часть 1
17 ноября 2018 г., 15:00
Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Там так написано.
Но «сердце» почти сожрал лишайник. Мягкий мох накрыл могилу толстой зелёной шапкой.
— Да откуда их столько… — бормочет брат, опускаясь на корточки. Вырывает сорняк за сорняком, вертит в руках длинный желтушник; корни тонкие, золотистые, на волосы похожи. — Жаль, что некоторых засранцев так легко не выд…
Он осекается.
«Аберфорт Дамблдор, выражайтесь, как положено джентельмену», — сказала бы мама. В её глазах плясали бы смешинки, и брат улыбался бы ей так, как больше не улыбается.
На мраморной плите висит пышный зелёный плющ, будто лавровый венок наоборот.
— Столпы небес дрожат и ужасаются от грозы Его, — подсказывают демоны.
— Вряд ли будет гроза, Ариана, небо чистое. Да и перед грозой обычно воздух такой… ну, тяжёлый. И душно. Помнишь, какие дома были дожди?
Насыпное Нагорье.
Годрикова Впадина, Лондон, Москва, Токио, Вашингтон, Берлин — везде скоро будет гроза.
— Пойдём. — Он опять пристально вглядывался в неё, ждал ответа несколько — минут? лет? — а теперь он берёт её за руку и ведёт по холму вниз через пёстрое летнее разнотравье. Цветы живые и ароматные, внутри у них — осенняя гнильца. Этот цикл кружит ей голову, у её лица кружится стрекоза.
Калитка жалобно скрипит, будто оплакивает их всех.
— Надо смазать, всё никак руки не доходят… Ариана, — он всё время повторяет это имя, будто может дозваться, — чего задумалась? Давай покормим Гелли? Эй, Гелли, иди сюда! Погляди, что мы тебе принесли!
Спустя миг желтушник исчезает в жадной узкой пасти, несколько цветков застревают в длинной бороде. На отбитом роге блестит паутинка.
— Смотрите-ка, кто соизволил до нас снизойти! — говорит брат. — Что, уже сочинили со своим дружком очередной гениальный план?
— Не такой гениальный, как твоя идея назвать козла именем Геллерта.
— И это ещё комплимент! — Брат смеётся, на его лбу вздувается синяя злая жилка.
Феникс подходит ближе. Стрекозы летят к нему, будто мотыльки. Солнце рассыпалось веснушками по его лицу, закат отражается в стёклах очков. За ними — паутина. Непроницаемая.
— Ты принёс патоку ипопаточника?
— Аберфорт, ты же знаешь, что сегодня у меня не было возм…
— Ах, ну да! У тебя не было времени, ты был занят вещами более важными, чем твоя сестра!
— Хватит искать причину для конфликта.
— Я говорил — уезжай уже, всё равно тебя дома не видать!
Козёл тычется носом в его руку — выпрашивает угощение. Но его печальное блеянье никто не слышит, кроме неё. Она снимает паутинку с отбитого рога и гладит грустную лохматую морду. Он любит могильные цветы — скоро его ждёт пир.
Она не вслушивается в разговор, который повторяется изо дня в день, который будет повторяться и через девяносто девять лет, когда феникс сгорит со стыда.
— Слава богу, что мама не видит, — выплёвывает брат. — Я пошёл. Делать лекарство. Из того, что осталось!
Феникс молчит. Поправляет шейный платок, за которым прячет нежные клейма.
— Я делаю это ради общего блага, Ариана, — говорит он, а потом достаёт из кармана маленькое карамельное сердце. Он не принёс патоку не потому, что у него не было времени, а потому что: — Аберфорт просто не понимает. Больше никто и никогда тебя не обидит, и никакие успокоительные зелья тебе не будут нужны, когда вернутся мама и папа. Скоро мы найдём воскрешающий камень и всё опять будет хорошо, я тебе обещаю.
Он отдаёт ей карамель и касается губами её макушки — рыжая прядь щекочет щёку мягко и печально.
Она тянется, но никак не может снять шёлковую паутинку с его глаз. Только скользит пальцами по металлическим дужкам.
— Тебе не нравятся мои очки, Ариана?
— Придёт отмщение и воздаяние, откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся.
— Брат опять читал тебе Библию? Я же его просил… У мисс Бэгшот есть сборник сказок, я возьму.
Не возьмёшь.
В доме её встречает знакомый запах — ромашка, валериана, мята, — а с ним знакомое вязкое напряжение. Она погружается в него с головой, как в болото, и демоны сыто урчат у неё в голове.
Перед ужином брат читает молитву. Он не верит в Бога — «разве Бог мог такое допустить?!», думает он, — но мама верила, и надо сохранить всё, что от неё осталось.
Половицы скрипят тихо и жалобно: феникс сбегает по лестнице со стопкой книг и пергаментов, после заката забыв о еде, святых словах и сказках, потому что его ждёт:
— Этот змей подколодный! — Лицо брата идёт некрасивыми алыми пятнами. — Можете не возвращаться! Слышишь? Катитесь в свою Европу или куда там!
Его гнев почти не слышен за шумом — капает дождь, тучи закрыли небо. Но, выглянув в окно, она видит огненную звезду: солнечная птица смеётся, закрывая своего спутника сияющим крылом, и паук греет в покорном свете восемь лапок.
Птицеед.
В мире маглов он съест орла.
Открыв ставни, она высовывается наружу и скармливает карамельное сердце козлу. Капли бьют по коже, холодно до дрожи.
— Осторожно, не простынь, — говорит брат, набрасывая плед на её плечи.
Он уже спокоен. Он делится спокойствием с ней, заставляет демонов молчать. Но у него нет солнечных крыльев, чтобы спасти её.
Перед сном он заплетает ей косу — уже почти научился, — потом приносит травяной чай, укрывает одеялом, сочиняет сказку со счастливым концом. Он ласково гладит её по волосам, видит в её лице мамины черты и улыбается, и улыбка у него такая же горькая, как другие лекарства.
А на стене за ним висит зеркало: усталый взъерошенный мальчишка и чёрная дыра.
В чёрной дыре смешивается прошлое и будущее, но об этом узнают ещё нескоро.
Она просыпается от крика.
— Schwein!
Тени расползлись по комнате — из них медленно выплывает стол, шкаф, стулья, книги, игрушки… Под потолком вьются чёрные клубы дыма — страшные печи скорого будущего.
— Аберфорт, прекрати. Я возьму Ариану с собой, а ты вернёшься в Хогвартс, и здесь нече…
— Засунь свои ультиматумы знаешь куда?!
— Ого, наш маленький любитель коз выучил умное слово?
Чёрные клубы сползают по стенам, стелются по полу и мешают встать. Но в этот раз она сможет. Она не поддастся. Не двигайся, не шевелись, пусть маглы заплатят… Стиснув зубы, она поднимается. Она расталкивает демонов ногами, и половицы стонут жалобно и прощально. Острые клыки впиваются в её ступни, судороги сводят голени и бёдра. Она цепляется за перила лестницы и пробирается вперёд и вниз. Глубже и глубже.
— Тебя вообще никто не спрашивал, Геллерт! Ты не можешь распоряжаться в нашем доме, так что валил бы ты!
— Аберфорт, успокойся, прошу тебя.
Это феникс. Его пламя ровное, непоколебимое: ради общего блага.
Она замирает неподалёку, невидимая и всевидящая. Паук сжимает волшебную палочку в цепких когтистых пальцах, на его плече нарисован круг, вписанный в треугольник, будто одна из рун Аненербе.
— Ты не понимаешь, — говорит он. — Вашу сестру больше никогда не придётся прятать. Мы изменим мир, восстановим справедливость. Но если ты, глупый мальчишка, будешь стоять у нас на пути…
Он пахнет газом. Чёрный дым почтительно стелется под его лапками. Феникс стоит за его спиной, и от их общей мощи дрожит пространство и время.
Она щурится. Она вглядывается, будто может увидеть за ними что-то ещё, кроме сожжённой в пепел Европы.
— Альбус, ты правда не слышишь, что это бред?! Он красиво треплет языком, вот и всё! Мама никогда бы…
Аргументы не сработают. Нужно что-то серьёзнее аргументов.
— Предупреждаю в последний раз, неотёсанный ты болван…
— Сам ты болван!
— Остолбеней!
— Геллерт!..
Солнечная птица мечется. Демоны восторженно ревут, взвиваясь вокруг столпами мирового пожара. Через их плотную завесу пройдёт только призрак, чистая душа без плоти.
— Протего!
Сейчас феникс защитит брата, конечно. Отведёт в сторону злые заклятия и уйдёт сам. И тогда его солнечный свет исказится совсем — коловрат повернётся на сорок пять градусов в цепких хитрых лапках. Победный марш объединённых сил никто не остановит.
— Круцио!
Следующее заклинание обернется зелёным. Смертельным.
Точно.
У фениксов есть одна особенность.
Они восстают из мёртвых, очищенные ото всех наваждений и болезней. Нужно только их убить.
Она поднимает глаза и видит, как над ней растёт мраморная плита — это её воскрешающий камень.
Ради общего блага она ступает в пламя.