У него глаза были — светлые, прозрачные, как вода в ручье. Честные глаза. Гален верил снова и снова, умом понимая: Кренник лжёт, — но обманываясь c отчаянным упорством. Он смотрел ему в глаза.
Кренник никогда не отводил взгляда, когда лгал. Он улыбался. Светлая чёлка трогательно кудрявилась надо лбом, в уголках век собирались тонкие лучики-морщинки... Он был весь невероятно светлый, какой-то ранимый и неловкий порой. Моргал белёсыми ресницами и часто одёргивал белоснежный китель, но чаще говорил хлёстко и коротко, надменно вскидывая подбородок. Разворачивался по-военному чётко — маленький, сухопарый, с излишне строгой осанкой, он будто хотел казаться значительнее и жёстче, чем ощущал себя сам.
Гален молча глядел ему вслед, не отрываясь, сцепив руки за спиной. Скрывая побелевшие от напряжения кулаки.
Он знал, что Кренник действительно жесток, что бы ни изображал.
Знал, при каждой встрече убеждался ещё больше и всё равно исполнял его просьбы без единого вопроса. Форсировать проектирование, вписать директора в разработчики, убрать неугодных инженеров из команды, да много чего. Гален не мог противостоять Орсону Креннику, когда тот смотрел ему в глаза.
Не мог и не хотел. Мучительно короткие минуты, пока длилась беседа, Гален терялся в небесной чистоте его взгляда и соглашался на что угодно, лишь бы Кренник снова приходил и смотрел на него так невинно, требовательно и ясно.
Гален любил кайбер-кристаллы: в них таилось то же сияние, холодное и лживое в своей красоте. Искреннее — в смертоносной сути.
Орсон Кренник — безупречный, словно кайбер-кристалл. Он сеял вокруг разрушение, раздирал душу в клочья тем, кто имел неосторожность поверить ему, но такова была его природа. Гален прощал ему всё. Когда стало абсолютно невыносимо, он сбежал. Лира называла его смелым, но сам он знал: это малодушное бегство от самого опасного человека в Галактике, от белоснежного убийцы с голубыми глазами.
Смерть Лиры Гален ему тоже простил, проклял себя, но простил прямо там, на сухой и ветреной Ла’му, по пояс в траве — потому что Кренник стоял напротив, уверенный и беспощадный. С пылающим взглядом. Неумолимый и яркий, словно чистейшее творение в галактике — кайбер-кристалл.
На Иду Гален работал как одержимый и ожидал конца. Он не сомневался, что Кренник придёт за ним лично, узнав о предательстве. Гален надеялся, что тот сделает всё сам.
И не ошибся.
Дождь заливал глаза, челюсть ныла от удара. Промокший насквозь китель облепил тело, омерзительно холодный, как металлический пол под ладонями. Гален приподнялся, оглушённый, цепляясь за рифлёную поверхность площадки, соскальзывая и пачкаясь в мутных потоках воды. Носки чёрных форменных сапог застыли в шаге от него. Гален замер, собираясь с мыслями.
Даже если вывести Кренника из себя, он не выстрелит — слишком рационален, хотя и любит играть на публику. Вот он наклонился ближе, к самому лицу, жестикулируя, и вода стекала с кожаных перчаток, расплываясь пятнами на белом плаще. Его хриплый голос пробирал до мурашек. Гален не поднимал головы: не желал встретить твёрдый и ясный, словно умытый тем же дождём, взгляд. Боялся, что не вынесет его безжалостной чистоты.
Жестяной звон тревоги вонзился в уши. Гален вскинулся, не понимая, — и замер, когда красные вспышки огня вспороли полумрак. Словно во сне, он поднялся, глядя, как энергично Кренник отдаёт приказания, перекрывая грохот взрывов. Не так... всё должно завершиться не так.
Внезапно раздался крик.
Слово, которое он уже не надеялся услышать.
— Отец!
Джин. Великая Сила, нет, только не Джин... она не должна погибнуть, его девочка, но... Кренник обернулся.
Джин подняла винтовку. Сердце гулко стукнуло в рёбра. За секунду Гален понял, что сейчас произойдёт, и подобрался, готовый сорваться с места... Кренник резко вскинул бластер, и Гален увидел его глаза. Те самые, которых избегал. Ледяные и прозрачные, как самое сердце кайбер-кристалла.
Это стало последним, что он увидел — ослепительный взрыв ударил жаром в лицо, сбил с ног и вышиб дыхание. Мир померк.
* * *
Гален очнулся через пару секунд. Сознание мутилось, шевельнуться не было сил. Дождь хлестал на ошмётки пластика, едко пахло гарью, в мокрой темноте грохотали выстрелы. Он с усилием повернул голову, чтобы взглянуть на шаттл Кренника. Тело прострелило огненной болью. Гален застыл, дыша через силу, чувствуя, как немеют ноги и двоится в глазах. Начинались галлюцинации — иначе как объяснить происходящее? Чёрные фигуры штурмовиков скрылись в белом дыму, но Кренник застыл на трапе. И медленно обернулся.
Гален вздрогнул бы, если бы мог ещё шевелиться. Долгие две секунды они смотрели друг на друга сквозь пелену дождя, и Галену казалось, что он видит сожаление в холодных светлых глазах.
Он едва различал что-либо, но верил — как верил всегда, когда Кренник глядел на него. А тот наконец отвернулся. Взревели двигатели, воздушная волна забила нос и рот. Наверное, Гален снова потерял сознание; из забытья его выдернул дрожащий голос Джин.
— Отец!
Гален с трудом разлепил ресницы. Да, это была она, его звёздочка. Джин сжимала его руки и говорила о чертежах... Собиралась спасать Галактику. Гален отдал бы что угодно, чтобы избавить её от этого, но понимал, что уже не сможет помочь. Утешало одно: он знал, что Джин не станет искать сияния в других, никогда, — у неё достаточно своего. Гален верил в свою Звёздочку.
Это была последняя мысль перед тем, как судорога сковала тело, и сделать следующий вдох не удалось. Мир померк, на этот раз окончательно.
***
Шаттл директора Кренника вошёл в гиперпространство. В дюзах вспыхнул ослепительно голубой свет.
