Я был когда-то странной...

Осеннее солнце медленно садилось за дома. Его лучи уже с трудом выхватывали из тени деревьев стоящую под ними телефонную будку старого образца — желтую снаружи и красную внутри, с большими стеклянными окнами. Когда-то такие будки стояли на каждом углу, но теперь стали большой редкостью. Эта явно повидала в своей жизни многое: стекла ее были забрызганы грязью и краской так, что внутрь не заглянешь, одно из них пересекала трещина, неуклюже заклеенная синей изолентой. Краска на будке местами облезла, в нескольких местах виднелись плохо затертые надписи, и приличных среди них не было ни одной. Неподалеку от будки на такой же старой и облезлой лавочке устроились двое граждан вида не менее потрепанного. Один из них, в дырявом свитере и темных, несмотря на вечернее время, очках под взъерошенной седой шевелюрой, похожий на спившегося академика, что-то рассказывал, агрессивно жестикулируя. Второй — невысокий, улыбчивый, в надвинутой на глаза кепке — внимательно слушал. Стоящие между гражданами на скамье граненые стаканы и газетка с разложенными на ней хлебом и огурцами довершали картину. — Но ты так и не объяснил, почему телефонная будка? — Ну блядь, я же говорю, это маскировка. Когда я первый раз попал на Землю, оказался где-то в центре Москвы, и ТАРДИС замаскировалась под первое, что нашлось подходящего размера. А потом блядский маскировочный контур заклинило. Я тогда молодой был, тупой, еще не научился толком с ТАРДИС обращаться. — И материться еще не научился? — И это тоже. В нашем языке мата как такового не существует, это я уже позже у вас, землян, подцепил. Слышал бы ты меня в моем девятом теле. Я тогда говорил мало, но смачно, заслушаешься, бля. — Мне вполне хватает того, что я слышу сейчас, — рассмеялся собеседник. — И что там с контуром? — Да ёбнулся он. Сначала я починить пытался, а потом вообще привык, решил — нахуя? — И что, никто не пытался зайти к тебе, чтобы позвонить? — Может и пытались, но кто ж их, блядь, пустит? ТАРДИС, она охуенно умная, просто так двери не откроет. Хотя была одна история, но там дело было не в телефоне. — А в чем? — А вот прикинь, ебусь я с консолью, потому что настройки глючат, как вдруг открывается дверь и какая-то неведомая хуйня пытается войти, цепляет порог и просто падает внутрь. Ну как — неведомая. Я, ежу понятно, сразу вижу — бля, да это ж детеныш-карменианец. Уши у них пиздец характерные — ни с кем не спутаешь. — А дальше? * * * Доктор удивлено уставился на пришельца. — Слышь, ты какого хуя тут делаешь? — Простите, — карменианец шевельнул ушами и уставился на повелителя времени круглыми блестящими глазами. — Мне сказали, что мне можно тут жить. — Это кто ж это такую хуйню сморозил? И кто ты вообще такой? — Я не знаю, — протянуло это чудо. И похлопало глазами. — И откуда ты такой взялся, ебанашка? — Из ящика, — сообщил тот и расплылся в беззубой улыбке. — Ой, а вы знаете, кто я, да? — Разумеется, — начал Доктор, но карменианец перебил его, запрыгав на месте. — Ура! У меня наконец есть имя. Теперь я могу всем сказать, что я Ебанашка. Доктор подавился объяснением про Кармению и уставился на радостно прыгающее существо. * * * — Надеюсь, ты хоть в тот момент осознал, что твоя любовь к нецензурной лексике не всегда уместна? — Если бы ты его видел, сам бы понял, насколько это имя было ему впору. Как выяснилось, этот Ебанашка был с потерпевшего крушение где-то в Африке космического корабля. Сбежал, обожрался апельсинов, уснул в ящике, попал на грузовой корабль и был доставлен сюда. Пока я приводил в порядок системы ТАРДИС, вычислял место крушения его корабля, выяснял судьбу его родителей и связывался с органами опеки Кармении, этот ушлепок умудрился встретить где-то силурианца, прятавшегося среди людей, и подружиться с ним. А потом они вообще создали клуб встреч для таких же ебанашек-потеряшек, застрявших на Земле. Охуенно умная идея, если не хочешь привлекать лишнего внимания. — И чье внимание они привлекли? — А, — Доктор поморщился. — Моего старого… друга, которого я меньше всего хотел видеть. Точнее, на тот момент — подруги. Знаешь, ваш язык пиздец неудобен, если речь идет о способности менять пол при регенерации. — Зато удобен для того, чтобы выражать эмоции по этому поводу. — Естественно, ведь разгребать дерьмо под названием «гениальный план Мисси» пришлось мне. В том числе иметь дело с блядскими кибер-крысами, которых она использовала, — Доктор неловко потер горло, словно что-то вспомнил, залпом опустошил стакан и смачно вгрызся в огурец. — Но ты же справился? — Разумеется. Мисси съебала, прихватив на память шляпку, силурианец подцепил неплохую работу в шоу-бизнесе, а Ебанашка отправился домой, к родственникам. Он за это время так успел привыкнуть к новому имени, что его теперь все так зовут. — А знаешь, — задумчиво протянул его собеседник, — в этой истории есть своя прелесть. Маленькое наивное существо, не знающее, кто оно такое, находит себе новых друзей. Вышла бы неплохая детская книга. — Ну так напиши, — хохотнул Доктор. — Только имя не забудь сменить. В этот момент со стороны телефонной будки раздался резкий звонок. — Ну еб твою мать, опять! — вздохнул Доктор. — Все, пора мне. И он торопливо запрыгнул в будку, которая растворилась в воздухе с тягучим усталым скрипом, оставив второго собеседника задумчиво допивать содержимое стакана и обдумывать тонкости перевода с матерного на детский.