На моховой постели

— Ты делала это прежде, — сказала Лютиэн, едва ли не тая, растянувшись на подушке из мха — восхитительно прохладной и влажной по сравнению с ее разгоряченным телом, пахнущей землей и прелыми листьями. Она скользнула рукой в волосы Галадриэли, накручивая одну прядку на палец — как будто бы пыталась поймать в ладони солнечный свет. Мысль соответствовала тому теплу, которое сейчас разливалось внутри нее; хотя невозможно было сказать, собирается ли Галадриэль — по-прежнему стоящая на коленях меж обнаженных ног Лютиэн, с покрасневшими губами и глубоким румянцем на щеках, — вновь раздуть из этого огонька пламя, или же нет. Необъяснимая способность Галадриэли видеть насквозь тех, с кем она была, вновь давала знать о себе. Лютиэн вынуждена была признать, пусть даже лишь мысленно: ее более чем устраивало подобное обращение, когда они находятся с глазу на глаз, — это, определенно, доставляло куда большее удовольствие, чем бесконечные придворные интриги с их едва заметными перестановками сил. Словно бы услышав мысли Лютиэн — или тщательно проследив за тем, как замедляется биение ее сердца под кожей, — Галадриэль вскинула на нее глаза, и Лютиэн вновь поразилась до глубины души тому свету, что сиял в них. Затем она подняла голову, отчего самую малость натянулись волосы, которые Лютиэн по-прежнему держала в руке, и ее лицо слегка дернулось от укола боли. Лютиэн усилила хватку и потянула, чтобы вновь увидеть это — увидеть хотя бы тень чувства, мелькнувшую на раздражающе-бесстрастном, самоуверенном лице, но Галадриэль не оказала ей дважды одного и того же одолжения — лишь продолжала глядеть без трепета, не разрывая линию взгляда, покуда Лютиэн не уверилась, что она сейчас только мышь перед золотой, прекрасной змеей. И тогда Галадриэль облизнула губы с таким наслаждением, будто только что испробовала некое редкое лакомство. Против собственной воли Лютиэн содрогнулась всем телом. — Я делала это прежде, — сказала Галадриэль. — И ответишь ли ты мне или нет, но заметно, что и ты вовсе не невинная скромница. — Ее голос разливался по всему телу Лютиэн, точно чистая, горячая вода из купален. — Скажи мне, — услышала Лютиэн собственный хриплый голос, — чье удовольствие ты вкушала, прежде чем вкусила мое. — Тебе неизвестны их имена, — ответила Галадриэль; по-прежнему, видимо, что-то прикидывая в уме. — Или, может, лишь несколько. Здесь, в Дориате, ты у меня первая; самой же первой была моя двоюродная сестра, дочь отцова брата. Мы были очень юны и знали очень мало... все вышло неловко и торопливо, и она по сей день носит на бедре отметину от моих зубов. Но имя Ирэт дано ей не зря. Я желала ее столь сильно, что мне хотелось съесть ее целиком. Галадриэль откинула в сторону складки синей ткани сброшенного платья, упавшего на бедра Лютиэн, и наклонила голову, прижимаясь губами к внутренней стороне ее левой ноги: совсем неподалеку от ее складок. Дыхание замерло в груди Лютиэн; она напряглась. — Здесь примерно. Она кончила, стоило мне сомкнуть зубы. Галадриэль провела зубами по ее коже, пробуждая легкую дрожь, посылая жаркие искры в самую ее сердцевину, и Лютиэн лишь с трудом подавила стон, которого она не желала бы дать Галадриэли удовольствия слышать — не сейчас, не столь скоро. Галадриэль вновь поймала ее взгляд, теперь уже бесстыдно прижимаясь к ней носом. — Столь легкое касание, и ты уже алеешь, точно заря? Она мягко рассмеялась; от теплых дуновений ее дыхания у Лютиэн поджались пальцы на ногах. — Но что мне блуждать в воспоминаниях, когда прямо передо мной лежишь ты? — спросила Галадриэль низким голосом. — Когда я могу отыскать, чего же еще желает прекраснейшая из Детей Эру? Или ты лучше покажешь мне, как ищешь собственного своего наслаждения, чтобы я могла лучше обойтись с тобою в следующий раз? Пряди волос Галадриэли выскользнули из пальцев Лютиэн, сделавшихся вдруг неуклюжими и онемелыми. И все же она скользнула правой рукой вдоль тела, вниз; левая осталась вверху, чтобы приласкать груди, покатать соски между пальцами — до тех пор, пока те не заострятся и не отвердеют, приковывая к себе взор Галадриэли. И даже когда Лютиэн ласкала себя, добавляя новую влагу к той, что еще оставалась после рта Галадриэли, и глотая очередной стон — не теперь, еще не теперь, — она осознавала, сколь тих был лес вокруг: птицы щебетали где-то вдали, и ей удавалось расслышать даже пение водопадов Эсгалдуина вверх по течению и порыв ветра, доносящий речь и смех кого-то еще, гуляющего неподалеку... Галадриэль наклонила голову; похоже было, она тоже услышала других женщин. — И кто же занимает сейчас твои мысли? — произнесла Галадриэль, вторгаясь в ту приятную задумчивость, куда она погрузилась, и накрыла ладонь Лютиэн собственной сильной рукой — накрыла кружащие, дразнящие пальцы, которыми она пыталась возбудить себя, и остановила их движение. — Кто-то из них? Быть может, мне привести кого-нибудь посмотреть, как развлекает себя королевна Дориата? Или даже пригласить присоединиться к нам? Лютиэн покачала головой, вжимаясь пылающими щеками в мох. — Я не могу разглядеть его лицо... Но он должен быть дерзким и смелым, даже до безрассудства, если решит убедить моего отца, будто я могу стать ему женой... — Он? Замолчи немедля, если не хочешь меня оскорбить, — сказала Галадриэль, и вдруг оказалась совсем близко, по-прежнему полностью одетая; ее сильное тело чувствовалось под шелком и жемчугами, вжимавшимися в кожу Лютиэн, и мох под ее спиной прогибался под двойной тяжестью. Галадриэль раскинулась над ней сверху, преграждая ее словам путь — губами, и языком, и глубочайшим поцелуем, какой только Лютиэн когда-либо полагала возможным. Она наконец застонала прямо в раскрытый рот Галадриэли, в те самые полные губы, что еще были пропитаны, должно быть, ее собственным вкусом, почувствовала ответный смешок Галадриэли, отдающийся в ее теле звоном, и слабо толкнулась навстречу телу Галадриэли, всем дополнительным слоям ткани, вшитым в ее платье, чтобы расширить узкие бедра, ее нижней рубашке, затянутой так, чтобы груди казались полнее, чем были на самом деле, чтобы придать телу изящные изгибы, которых Галадриэль, при всей ее красоте, недоставало... — Быть может, — невнятно проговорила Лютиэн, отворачивая лицо, жадно втягивая воздух. — Быть может, я думаю все же не о мужчине. Быть может, я думаю о тебе, Нэрвендэ, когда касаюсь себя, и в видении мне открываешься — ты... Галадриэль намотала на кулак волосы Лютиэн и притянула к себе обратно, вновь вжимаясь в ее губы своими, и Лютиэн обнаружила, что уступает, и более того — трепещет от удовольствия при этой мысли. Галадриэль никогда не приходила в такой уж восторг от Лютиэн, никогда не бросалась, сломя голову и сбиваясь с ног, исполнять малейшую ее прихоть, как прочие при дворе, и даже ее танец, казалось, не особенно трогал Галадриэль... И Галадриэль снова сделала то, что Лютиэн уже замечала — с непостижимой своей способностью понимать умы и сердца; ее глаза горели весельем, когда она отстранилась от поцелуя и втиснула колено между ног Лютиэн — почти грубо, заставив ту ахнуть и выгнуться надо мхом, ища прикосновения и давления, только чтобы разочарованно вздохнуть, когда прикосновение прервалось, давление ослабло, и Галадриэль прижала ее к земле, не позволяя двигаться. — Похоже, ты немало очарована мной, королевна. Моим столь неженственным телом, что оно сделалось предметом насмешек в купальнях, когда все прочие, точно пчелы, кружили около тебя, цветка, ради единственного глотка нектара, а теперь — взгляни на себя... Тебя так притягивает мое безразличие, что ты приказала мне встретить тебя в лесу, приказала мне встать на колени, королевна... Лютиэн молчала. Под этим шепотом, под горячим дыханием Галадриэли на ее шее, которое перемежалось легкими укусами и сводящими с ума касаниями языка, она могла лишь одно — не расточиться в признании, если это значило, что Галадриэль исполнит то, что обещали ее слова. — И ничего не скажешь? Как жаль. Возможно, мне стоит тогда просто оставить тебя, исполнив твое веление наилучшим образом — хотя я могла бы сделать намного больше. Я знаю, что тебе не нужно преклонение от тех, кто дает его свободно — это наводит на тебя такую скуку, что порой ты засыпаешь с открытыми глазами, даже когда тебе возносят хвалы при дворе. Я видела это. Ты хочешь преклонения от тех, кто не станет преклоняться, ты хочешь, чтобы тебя преследовали, подчинили, чтобы касались так, как другие никогда не посмеют... разве не так, королевна? Не приказывала ли ты другим делать так прежде меня? — Нет, — выдавила наконец Лютиэн, изнемогая без прикосновений Галадриэли. — В этом одном ты ошибаешься... это я сделала лишь с тобой, ибо ты казалась мне столь неприступной. И теперь, когда мы обе здесь, что мы должны делать — должна ли я умолять тебя совратить меня снова? — И ты стала бы? Умолять? — спросила Галадриэль с блеском в глазах, задерживаясь над телом Лютиэн. — Нет... нет, — ответила Лютиэн. Как бы она ни противилась этому, ее голос дрожал от желания. — Я бы приказала тебе взять меня. Галадриэль улыбнулась — медленной, удовлетворенной и слегка самодовольной улыбкой. — Тогда, госпожа моя, прикажи мне. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделала, и я окажу тебе эту... услугу... во второй раз. Если моя госпожа обязывает меня, есть ли у меня иной выбор, кроме как повиноваться? Ладонь Галадриэль скользнула по бедру Лютиэн, выводя спирали на ее коже — легко, слишком легко. Лютиэн облизнула пересохшие губы; схватив дразнящую руку Галадриэли за запястье, она притянула ее к себе. — Не думай, что я позволю тебе долго продолжать подобное. — Но скажи, королевна, — тихо спросила Галадриэль, наклоняясь, чтобы лишить Лютиэн дыхания еще одним поцелуем и снова прижать ее к постели из мха, — разве не это — именно то, что ты приказала мне сделать?