By The Fire

Оперативник подозревает, что их в комнате — трое. Но только подозревает. Иногда в углу не спеша переливался красный дым чьей-то ауры, очерчивая фигуру сидящего там человека. Пойнтмен очень старается смотреть туда как можно реже. Ему кажется, что это просто очередная иллюзия, которая вот-вот рассыплется в чёрный пепел. Он сидит перед небольшим костром, задумчиво, сосредоточенно стирает с рук засохшую кровь, перевязывает остатками бинтов не такие большие, но неприятные, мешающие держать оружие раны. Чтобы очистить квартал от репликантов, сотрудников АТС и прочего народа, потребовался весь день упорных перестрелок. Поэтому говорить сейчас нет ни сил, ни желания. Кто-то же должен быть героем. Кто-то же должен разгребать всё дерьмо. Быть может, это его собственная вина, что он стал этим самым героем. К вечеру тучи так и не сошли с неба, и теперь, ночью, было даже темнее чем обычно. Над землей витал сырой холодный воздух, тихо залетая в сломанные окна полуразрушенного здания. А через час — может, через два — за ними прилетит вертолёт. И единственное, чего по-настоящему хочется — чтобы он просто поскорее долетел. На душе, не смотря ни на что — до странного спокойно. Мысли сформировались чётко и ясно насчёт всего, что было и насчёт того, что только будет. Видимо, тишина всё-таки бывает разной. Тишина действует, как никто другой. * * * Джин Сун-Квон даже не знает, что их в комнате — трое. Ему вообще не до этого. Ведь осколок гранаты вытащен, и рана туго перевязана. Ведь то, что он молодой судмедэксперт, не отменяет того, что он медик. На боль — наплевать, главное — продолжать сжимать рацию до белых костяшек — помогает молчать. И восхищённо, благодарно смотреть на Оперативника. Яркое пламя небольшого костра не отражалось в глазах солдата, но делало его бородатое усталое лицо как-то… мягче. Спокойнее. Увереннее. Юный медик так и не мог — да и не собирался — отделаться от своей иллюзии, что рядом сидит герой из книжек его детства. Сильный, смелый, гордый, как ветер с севера. Окруженный многочисленными тайнами. Способный вынести всё, что угодно. Не такой, как все остальные. Но такой, каким Сун-Квон всегда хотел быть. Но, говоря затасканной фразой, судьба распорядилась совсем по-другому. И всего лишь изо дня в день жить рядом с так и не сбывшейся мечтой бывает тяжело. А ведь здесь не игрушки. Здесь — война, кровь, смерть… Здесь не место не позабытым, бескорыстным мечтаниям парня, который так и не смог, несмотря на все ужасы и кошмары, подавить в себе любопытного, впечатлительного ребёнка. Быть может, это его единственный минус. Или всё-таки плюс? * * * Пакстон Феттел просто видит, что их в комнате — трое. Ни больше, ни меньше. Он сидит и смотрит на огонь. Заворожённо, словно загипнотизированный: огонь тащит в воспоминания, которые он десять лет как мечтает забыть. Сидит тихо, не обнаруживая своего присутствия, но это наполовину глупо — старший брат всё равно видит. И даже задерживает взгляд чуть дольше, чем нужно. А Феттел сидит словно не в углу разрушенной комнаты — на высокой-высокой вышке, откуда видно вообще всё, даже чужие мысли. Природу телепата невозможно сдерживать, да и не хочется. Феттел видит стройные ряды мыслей брата, которые невольно вызывают улыбку, и тёплые, яркие вспышки размышлений Джин Сун-Квон. Мимоходом мелькает мыслишка о том, что старший братец вовсе не заслуживает столь восторженного отношения, не заслуживает облачения в столь сверкающую форму. И дело даже не в убийстве, нет. Просто слепое действие по приказам, без всякого осведомления об истинном порядке дел никогда не получит одобрения с его стороны. Пакстон считал себя невиновным далеко не без основания. Есть даже какая-то странная уверенность, что брат выслушает, и, может быть, поймёт…, но всему своё время. Все раны ещё слишком свежи. У самого руки ещё горят так, будто бы он сунул их прямо в этот огонь… Ветер из окна дует на сухое горячее лицо. Феттел закрывает глаза. Порой ему надо просто переставать думать и говорить. Их в комнате всего трое. И все ждут вертолёта, словно он унесёт их в новую жизнь. * * * И все они ошибались в одном. В комнате их было четверо.