Скоро март

— Придёт день — воевать отправимся! — повторял Мохан. Он часто твердил это, казалось, даже не понимая, что говорит, будто заклинание читал. Может, для него это заклинанием и было, Риши не знал. Да ему и не хотелось ни о чём спрашивать этого неотёсанного парня, говорившего почти как прислуга в доме матери. Мохан и был похож на тех слуг: такой же приземистый, длиннорукий, со слегка раскосыми глазами. В кубрике, рассчитанном на четверых, пока находились только они: Мохан, отдыхающий после ночной работы, и он, Риши, мучающийся от похмелья. Тошноту и головную боль можно было бы объяснить морской болезнью, не стой их судёнышко у берега и не выпей он вчера целую бутыль той странной, воняющей жжёным горохом настойки. А ещё Риши мутило от запаха, что источала сушёная рыба, погруженная в трюмы. Голос Мохана всё сильнее напоминал ему о полубезумных стариках, якобы наделённых колдовской силой. В детстве Риши слышал тех юродивых едва ли не каждый день и слушал бы их до сих пор, если бы не оставил дом и не направился в Умбар, чтобы найти родню отца. Ему казалось, в Умбаре он больше не услышит тех гнусавых голосов, что то и дело раздавались с башни, сооружённой в одном из поселений неподалёку, из толпы, что собиралась на базарной площади, а иногда и со двора, где вокруг заглянувшего «колдуна» немедленно собирались слуги. Пока пришлый бормотал и выкрикивал «сильные» слова, почти все слуги, охая и переглядываясь, внимали ему, забыв о делах. Евнух-домоправитель, закатывая глаза и пожимая жирными плечами, всегда разгонял их громкими окриками с террасы, а затем, велев привратникам выставить пришлого вон, долго жаловался на болванов, считающих каждого безумца, назвавшегося колдуном, настоящим чудодеем. Слуги шептали что-то под нос, проклиная домоправителя и заодно сообщая друг другу, в какой деревне остановился этот чудодей. Они знали, что нужно посетить того непременно до следующей луны, пока гость не ушёл далеко и не пропал в далёких краях. Однажды, когда Риши был ребёнком, одна из старух, прислуживавших матери, даже взяла его с собой на обряд к такому «колдуну», занявшему старую хижину между деревнями. Ничего волшебного тогда, правда, не произошло: пока сидевшая в углу девушка отбивала ритм в барабан чудной формы, заросший чёрной бородой мужчина, почитавшийся за колдуна, нараспев рассказывал историю Властелина, который создал мир. Ещё он, так же нараспев, произносил слова о сияющем мужчине, что встретит всех утром, то и дело сбиваясь на какой-то незнакомый язык. Старуха, что привела сюда Риши, постоянно трогала его за плечо, повторяя, что на таком языке говорил сам Властелин. Риши и тогда не верил ей, но в детстве ему казалось, что в тех незнакомых словах в самом деле есть какая-то сила. Колдун же, договорив, начал петь, гортанно, чуть ли не горлом. Ещё он то и дело бросал в тлеющий костерок сухие травы, от дыма которых хотелось кашлять, но Риши сдерживался, боясь, что колдун посмотрит на него и заворожит одним лишь взглядом так, что Риши лишится разума или зрения со слухом. Потому он и сидел молча, не отводя взгляд от костра и пытаясь понять, о чём же говорит этот пугающий человек. В конце-концов Риши, устав бояться, задремал прямо в хижине с «ворожбой», а утром, едва увидев отца, ринулся к нему и срывающимся шёпотом рассказал, что его водили к «колдуну, он Властелина знает!». Отец, выслушав Риши и велев слугам выгнать старуху взашей, отвёл мальчика в сторону и сказал, что о Властелине он расскажет ему сам, когда будет не занят. Обещанного рассказа Риши пришлось ждать полгода: отец куда-то уехал, а его самого скрутила какая-то болезнь, не дававшая даже подняться с тюфяка, не то что обучаться. Мать боялась, что он умрёт, и постоянно хмурилась, когда Риши спрашивал, почему отец не приходит к нему. Прислужницы говорили, что тот ещё не возвращался, и глупо хихикали, если Риши спрашивал, почему же молчит мать. Лишь став старше он понял, что прислужницы и сами не догадывались, где же их хозяин сейчас, но не могли признаться в своём невежестве, а мать не знала, вернётся ли тот с очередной битвы. Наконец отец вернулся и, увидев, что Риши здоров, отвёл его в комнату, где тот ещё не бывал. Он думал, что отец хранит здесь свитки, карты, а может, даже зелья и разные штуки, помогающие ему в морских похождениях, но в комнате не было ничего, кроме стола, заваленного изрезанными дощечками, и двух кресел. А ещё на одной из стен висел старый ковёр с мудрёной вышивкой, который отец привёз откуда-то, когда женился на матери, как она рассказывала, ей в подарок. — Властелина тот полоумный наверняка не знает, — сразу же сказал отец, садясь в кресло и показывая Риши, чтобы тот присел напротив. — Властелина никто из нас не видел, но полоумный не лгал. Он просто невежественен, точно так, как все эти слуги, бабки, заполошные олухи, что служат мне… Все они слышали о Властелине. Даже, может, слышали о его почитании, но знания в этой шелухе не больше, чем в сказках, что рассказывали тебе няньки. Когда станешь старше, ты будешь служить наместнику Властелина, как служу ему я, — отец внимательно посмотрел на груду дощечек и продолжил. — Когда-то Властелин создал наш мир и приходил к людям с дарами и почтением. Властелин любил нас и знал нашу силу, но его оболгали слабые и трусливые духи, алчущие власти над нами и мирозданием. Те — лгуны, те мошенники, они даже придумали другого создателя и говорили с людьми от его имени, пытаясь убедить, что Властелин их погубит. Но другого создателя нет. Те, другие духи, слабы, но искусны в выдумках, и многие народы верят их лжи. Они же слабее даже Наместника. Если бы те духи могли сокрушить его, они бы поступили именно так, удивительно, что верящие им не понимают этого. Сила тех самозванцев была и есть лишь во лжи, в одной лжи. Те, кто поверил их россказням, поплатились за свою веру. Они не терпят соперников, сын, а мощь Владыки, когда он вернётся, способна сделать любого из нас сильнее всех их вместе взятых, — отец внимательно посмотрел на Риши, будто только понял, что тот ещё слишком мал, — это пока всё, что тебе нужно знать, — и кивнул на дверь. Риши, конечно, тогда не понял ничего, кроме того, что уже знал. Мать, пока он болел, часто рассказывала о Властелине, в чьих силах сделать любого, кто верит и служит ему, сильнее стихий, но сейчас Властелин в плену, и отец Риши сражается с теми, кто поверил россказням оболгавших Властелина духов. И сам Риши, когда вырастет, будет биться с ними, чтобы приблизить возвращение истинного создателя. Тогда он не задумывался над этим. Ему было слишком мало лет, и всё, что говорили ему родители и слуги, тогда казалось Риши сказкой. Он тут же вообразил страшную тюрьму, где томится Властелин, и всё лето играл с детьми слуг в его освобождение и спасение, налетая то на курятник, то на любимую матерью веранду, пока домоправитель с бранью не прогонял их прочь. Частенько они швырялись в него колючками, которые срывали с репейника, густо росшего у ограды, воображая, что обстреливает одного из духов, заточивших Властелина, а затем с визгом удирая от домоправителя и его плётки. А вечерами жгли костры из кизяков, представляя себя воинами на привале и рассказывая друг другу, что слышали от воинов о походах битвах и кораблях, приукрашивая их рассказы и мечтая, как однажды и они пойдут в походы или сядут на корабли, что унесут их далеко-далеко… Так Риши взрослел, учась сражаться, запоем читая книги из библиотек матери и отца, рассматривая карты, составленные ещё прадедом, изучая всё, что его заинтересовало, болтал с воинами, служившими отцу и мало-помалу понимая, что нет в мире ни колдунов, ни ворожбы. Вернее, может, где-то они и есть, вот только воины, сражавшиеся с подчинившимися духам-лжецам народами, думали, скорее, не о блаженстве мира, в который вернётся Властелин, а о собственной выгоде. Они рассказывали о богатых землях, что раньше принадлежали их племени, где хочется построить дом, чтобы жить там в радости и процветании. В разговорах воинов упоминались и прекрасные кони, и красивые женщины, которых тем воинам хотелось заполучить в наложницы и жёны. Иногда они всё же упоминали Властелина, гадая, вернётся ли тот после покорения Гондора, но речи их почти сразу возвращались к обсуждениям богатой добычи и грядущего благоденствия. Риши было всё равно. Он понимал их. Все пытаются жить, чтобы было хорошо, почему же духи и силы, если они в самом деле существуют, должны отличаться в этом от людей? Может, Наместник Властелина не его возвращает из плена, а мир обустраивает так, как хочет сам. Риши бы не удивился, окажись всё так на самом деле. Если на покорение врагов хватает сил, кто откажется от такого? В начале зимы отец уехал вместе со всеми своими воинами, наказав Риши последовать за ним через месяц после дня солнцестояния, чтобы успеть добраться до Умбара к главному сражению. Правда, Риши не послушался отца и покинул дом раньше, чем обещал, сам даже не зная, почему. Отец перед тем, как отбыть из дома, говорил, что до победы над Гондором осталось недолго: готовится атака с моря, которую Гондору не отразить, и он сделает всё, зависящее от него, чтобы это случилось ещё до начала весны. Риши, как и Мохану, не хотелось отсиживаться в стороне, но для начала он решил разузнать, сможет ли после победы над Гондором остаться в Умбаре. Он догадывался, что в новых владениях нужны будут воины, но пока не хотел уезжать далеко от дома, хоть Риши и было любопытно, какой он, Гондор, и какие они, племена, что не подчинились Властелину. С племенами было проще: после победы в Умбаре наверняка будет много пленных гондорцев, и Риши предвкушал, как будет общаться с ними и, может, наконец поймёт, что рассказывают им о вражде духов и как гондорцы представляют того, кого здесь зовут Властелином и Создателем. А ещё Риши знал по картам прадеда, что за Гондором есть и другие земли, наверняка ещё богаче и прекрасней, и однажды он окажется там, может, не как воин. Он умел играть на инструментах, о которых, наверняка, даже в Умбаре знают не все, что говорить о более дальних землях! И воевать до конца жизни Риши не хотел. Конечно, музыканты ходят в поход с воинами вместе, но одно дело — воспевать подвиги и героев, другое — пытаться стать героем самому. Риши, разумеется, не был против воинских почестей, и воин, по мнению отца, из него получился бы неплохой, но играть и петь Риши и любил больше, и умел лучше, так, во всяком случае, казалось ему самому. Он не был трусом, но не видел смысла воевать ради войны. Попрощавшись с матерью и сёстрами и сказав им, что отправляется к отцу, Риши не солгал, но и не сказал правды. Они-то ждали его домой после обещанной отцом скорой победы, но так быстро возвращаться сюда он не собирался. В конце-концов, Риши ещё не видел даже Умбара, что уж говорить о дальних землях, которые он даже вообразить себе не мог! Риши умел читать карты и понимал, как на них обозначают леса, горы, озёра, но пока не видел ничего из этого и слабо представлял, как выглядят и горы, и леса в жизни, а не нарисованными. Отец говорил, где-то там до сих пор живут эльфы, те, кто подчинялся духам-лжецам беспрекословно и не сомневаясь, те, кто отобрал с ними вместе бессмертие людей… Его мысли снова перебило бормотание Мохана. — Придёт день — воевать отправимся! На корабли сядем — воевать отправимся! Придёт день… — Заткнись, — сказал Риши наконец. — Кому ты нужен во флоте, олух? — и отвернулся от соседа, надеясь, что тот, если не замолчит, то скажет что-то другое. Выругается, проклянёт его — Риши уже не боялся слов и не верил в их силу, но монотонное бормотание соседа успело ему надоесть. Мохан же тихо рассмеялся за его спиной. — Зачем флот? Не только на море воевать можно. Можно на мумака забраться, можно дротики метать научиться. И копья метать можно научиться. Всё можно. И не всем, кто воевать может, нужно знать, как с корабля воевать. Сошёл с корабля — воюй, убивай во славу! Что здесь я — так не навсегда тут полы драю. Как заплатят — меч куплю, сражаться уйду. Добыча моя будет, если не убьют. Кто того не хочет? Все того хотят. Гондор покорим — дальше пойдём. Всех покорим. Риши не ответил, не желая говорить с Моханом и невольно вспоминая тот случай из детства: бородатого шамана и его «сильные слова», бормочущую поблизости Риши служанку матери, девушку с барабаном и её светлые волосы, отливающие красным в свете костра, даже вонь от сухой травы, что шаман кидал в огонь. Наверное, воняла та трава не меньше, чем сушёная рыба в трюмах этого судёнышка. Почему-то Риши вспомнился и один из снов, которые он видел, когда валялся больным в детстве: полёт, вернее, падение со звезды. Тогда он хотел спросить служанок, что значит подобный сон, но забыл о том, а потом Риши стало неинтересно. Кто знает служанок и чудодеев, к которым те ходят? Поняв, видимо, что сосед не хочет с ним разговаривать, Мохан вышел вон, Риши не услышал, куда тот направился. И ему не хотелось этого знать. Скоро они будут в Умбаре, и Риши, наконец, увидится с отцом. Тогда он и обдумает, как поступать дальше. Ведь до марта и обещанной победы оставалась всего пара дней.