«I can't take anymore I have no more wings I can't take anymore The gates of heaven sealed»
Страх был не только в его мыслях. Ими он завладел давно, как только Дин увидел Сэма, ожившего и ничего не понимающего. Страх был везде — густой, липкий, клейкий, ядовитый, обволакивающий… За все это время Дин научился распознавать все существующие оттенки страха. Он был везде — на дне пустой кружки с черным ободком кофе, в зеркале, когда он умывался по утрам, в больных глазах Сэма, которыми он смотрел, думая, что брат не видит. Лучше бы не видел. Страх был даже во сне. Сколько раз за эти полгода ему снилось, как он бежит сломя голову от адского пса? Эти сны не приходили, только когда Дин до смерти уставал после охоты или долгого сидения за рулем, и спал как убитый. Но сны, как и страх, снова и снова настигали его. Так же, как однажды настигнет адский пес. Через полгода, если быть точным. Сегодня ему снова снилось это. Легкие разрывало от недостатка кислорода, ноги ныли, умоляя остановиться и дать им отдохнуть хоть минуту, но Дин все бежал, а адская гончая дышала ему в спину, пока наконец не повалила его на землю и не сомкнула челюсти на его шее.«Don't you hear me? Don't you hear me? Don't you fear me Of never coming back?»
Дин Винчестер боялся не смерти. То, что ждет после, будет куда хуже. Настолько, что он даже не мог вообразить. Это было единственным, что утешало в его положении. Хотя нет, не единственным. Правда, Сэм?«Do you know what it's like When heaven hung in black?»
Какие там пять стадий горя? Отрицание, злость, торг, депрессия, принятие. На какой стадии находился он? А на какой — Сэм? Наверное, для таких еще не придумали названия.«I can't take anymore Our walls are black and bleed I can't take anymore No rooms here for your screams»
Поначалу Дин храбрился, делал вид, что ему все равно. Он не мог допустить, чтобы Сэм чувствовал себя виноватым. Как-то раз Бобби скривился на его чизбургер с беконом, а Дин лишь безразлично пожал плечами: — Я продал душу. Через год помру. Плевать на холестерин. Это вырвалось прежде, чем он успел прикусить себе язык. Ему не хватило смелости посмотреть на брата, но он все равно ощутил на себе пронзительный взгляд полных скрытой боли глаз. Позже Сэм наорал на Дина за его «замашки самоубийцы», Дин, конечно, извинился, и они сорвались в быстрый, неудержимый секс прямо на полу. Они кусались, царапались, оставляли раны-засосы и потом зализывали их друг другу, как собаки. Времени на нежность было слишком мало.«No! Don't you leave me to die Don't you leave me to die Don't you leave me to die No! Don't you leave me to die»
А время шло. Часы, словно издеваясь, ни на секунду не прекращали свой бесконечный, безразличный ко всему бег. Тик-так, тик-так. Этот звук выводил Дина из себя настолько, что он даже перестал носить свои наручные часы, и во всех мотелях вытаскивал батарейки из будильников. Сэм все видел, но молчал. Сэм все понимал. Лучше, чем хотелось бы. Но обмануть, обогнать никак не получалось, как бы сильно Дин не вдавливал педаль газа «Импалы» в пол. Иногда ему казалось, что страх и время заодно. Наверное, это было началом паранойи. Неудивительно, когда до смерти и красной ковровой дорожки в Ад тебя отделяет всего полгода. И с каждой секундой времени все меньше.«And you'll know what it's like The wailing wall of sighs Hanging heaven black And you'll know what it's like When paradise is blind When heaven's hung in black»
Нет, Дин не сдался. Спасать людей, охотиться на нечисть, семейный бизнес. Они делали то, что умели, и не собирались останавливаться. «Давай-ка перебьем побольше этих тварей», — сказал он как-то Сэму. Чем они и занимались. Но этим вечером, когда они только-только вернулись с очередной охоты, Дин высадил Сэма у их мотеля на окраине какого-то городишки в Миннесоте, названия которого он даже не помнил. — Я поеду покатаюсь, подышу воздухом, — сказал он брату через окно машины. Тот замер посреди парковки, какой-то взъерошенный и потерянный, как воробей под дождем. — В бар? — как бы вскользь поинтересовался Сэм. Дин усмехнулся одним уголком рта. — Не. Не хочется пить. Просто покатаюсь. Не жди меня, ложись спать. Я скоро вернусь. Сэм ничего не ответил, только смотрел на брата, не отрываясь. Дин не выдержал этого взгляда и отвел глаза. Они оба знали, что Сэм не сомкнет глаз до тех пор, пока нога Дина не переступит порог их номера. — Хочешь, поеду с тобой? — Не надо, Сэмми. Иди отдыхай. Я через пару часов вернусь. Дин видел, что Сэм хочет что-то сказать, что боится отпускать его одного. Сердце екнуло в груди. Когда брат узнал, что Дину остался год, то стал вести себя так, словно каждый их день — последний. Это проявлялось во всем: в преувеличенной заботе, в прикосновениях, в том, как бережно Сэм обрабатывал его раны после каждой охоты, даже в сексе. Винчестер-младший всегда был более нежным и мягким в постели, чем Дин, а теперь сам то и дело зажимал старшего брата в каком-нибудь углу и целовал страстно, требовательно, совершенно наплевав на то, что их могут увидеть. Да и в постели Сэм все чаще брал инициативу на себя, вел себя раскованнее, горячее, в чем-то грубее. Не то чтобы Дину не нравилось, скорее, наоборот, но отчаяние, так и сквозившее в каждом поцелуе брата, не облегчало душу. Каждый раз Сэм смотрел на него словно в последний. Дин больше не мог этого выносить. Он кивнул брату и крутанул руль, выезжая обратно на дорогу, с обеих сторон окруженную сплошной черной стеной леса. Винчестер-старший старался не смотреть в боковое зеркало до тех пор, пока мотель и одинокий долговязый силуэт Сэма не остались позади. Только тогда он открыл в машине окна и включил магнитолу, выкрутив регулятор громкости чуть ли не на полную. Дорога стелилась перед ним бесконечной черной лентой.«Time? How can you say That's I've no time Am I blind? Now you say that Heaven's blind, yeah Across the bridge of sighs, Blind, time, time, Oh lord, don't you leave me to die! No, don't you leave me to die! Don't you leave me to die! No lord, don't you leave me to die!»
Дин вжал педаль газа в пол. Машина тряслась и рычала под ним, ветер с силой дул в лицо, словно раздавая пощечины, уши болели из-за громкой музыки. Солист на грани истерики умолял кого-то не оставлять его умирать, и Дин мысленно умолял о том же. Он не знал, куда едет и зачем, но так было легче. Дышать, просто дышать — вот и все, что он мог. Отъехав на десяток миль от городка, Дин остановил машину на обочине и вышел из нее, неотрывно глядя в небо. Дышать, дышать полной грудью, вдыхая запах хвои и холодного воздуха под моросящим дождем. По обе стороны дороги — ни одной машины, ни одной живой души, только он один и вибрирующая от басов машина. Дин подставил дождю лицо. Какая ценность — просто дышать. Просто чувствовать прохладные капли на лице. Какая ценность — просто засыпать, чувствуя теплое тело Сэма рядом.«And you'll know what it's like The wailing wall of sighs Hanging heaven black And you'll know what it's like When paradise is black»
«О Боже, не оставляй меня умирать!» — взывал солист, и в его голосе Дин слышал собственный крик. В кармане куртки зазвонил телефон. Он знал, кто это, даже не взглянув на экран. — Сэмми. — Дин. Молчание на том конце провода говорило больше, чем все на свете слова. Музыка играла так громко, что Сэм не мог ее не слышать. — Дин, приезжай. Сейчас. Просто приезжай. И Дин понял, что спасет его от страха. Ответ все это время лежал на поверхности. Сейчас он бы отдал что угодно, чтобы через секунду оказаться рядом с Сэмом и обнять его. — Хорошо. Он ехал так быстро, как только мог. Еще при въезде на парковку Дин увидел высокий силуэт у двери их номера. Сэм ждал его. В груди защемило. Он припарковался, вышел из машины, дошел до двери номера. Дин поднял на Сэма глаза, только оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Дождь тихо бормотал, отстукивая по крыше свой неумолчный ритм. Сэм медленно и нерешительно, как во сне, протянул руку и коснулся лица брата. Подушечки его пальцев были загрубевшими от оружия, но Дин не знал прикосновений нежнее. Он прикрыл глаза — так было легче. — Я не хочу умирать. Не хочу оставлять тебя. Снова посмотрел на брата. Глаза Сэма — озера непролившихся слез, полные тоски и бесконечной любви. Они шагнули друг к другу одновременно, как тянутся друг к другу магниты, как два зеркальных отражения, обвили друг друга руками. Тело к телу, грудь к груди, живот к животу. Дин удобно устроил лоб на твердом плече Сэма. Ему было мало. — Дин, — голос Сэма дрожал. Винчестер-старший зажмурился. Хватит боли, хватит отчаяния. Этого у них всегда было в избытке. Но сейчас любовь — все, что у них осталось.«Across the bridge of sighs You're losing heaven's light Heavens hung in black»
Их губы соединились легко и естественно, как два кусочка мозаики. Мира не стало. Не стало ничего. Только Сэм. Всегда Сэм. Они ввалились в номер, не открывая глаз и не отрываясь друг от друга ни на мгновение. Кислород стал не нужен, теперь кислородом стали они сами. Это был вопрос жизни и смерти. Дину казалось, что он умрет, если Сэм сейчас исчезнет. Он сжимал его в объятиях так крепко, как только мог, почти до боли, но теперь в его хватке не было отчаяния человека, висящего над пропастью и хватающегося за соломинку. Губы Сэма были такими гладкими и нежными, как у девушки, у самого Дина — сухими и потрескавшимися. Они целовались так, будто касались душ друг друга, пили друг друга, как изысканное вино, как живую воду. Пока они единым четырехногим существом, не разрывая объятий, двигались к кровати, одежда летела на пол, а Дин споткнулся о сумку на полу, но Сэм его поддержал. Как всегда. Винчестер-старший снова прильнул губами ко рту, поцеловал в уголок рта, пошел дальше по скуле, подбородку, спустился к шее, невероятно нежно, как паутинка. Сэм откинул голову назад и тихо застонал, его руки оказались в волосах Дина, чуть крепче прижали к себе. Ладони Дина скользнули под ткань футболки брата, огладили спину, прочертили линии вдоль позвоночника — вниз-вверх, вверх-вниз. Они снимали одежду одновременно, помогая друг другу, пока не остались в одном белье. Дин мягко толкнул Сэма на кровать и тут же лег сверху, целуя без остановки все места, до которых мог дотянуться: плечи, ямку между ключиц, предплечья… Спустился к груди, обвел языком соски. Руки Сэма на его плечах слегка сдавили кожу. Невесомо, шепотом, мурашками по коже: «Дин…». Винчестер-старший не ответил, поцелуями рисуя узоры на вздымающемся животе брата. Пальцы скользнули вниз, слегка сжали твердый член через ткань. Сэм чуть вздрогнул и выдохнул громче. Дин позволил себе слегка улыбнуться. Все равно в темноте не видно. Когда язык Дина добрался до влажной головки, пальцы Сэма нашли его руку и крепко сжали. Безмолвное, нерушимое единение. Винчестер-старший пожал руку брата в ответ и мягко обхватил губами член. Сэм охнул и слегка выгнул спину. Дин знал, как он чувствителен в такие моменты, и принялся неторопливо двигать головой. Вкус смазки отдавал горечью и солью. Он растворился в стонах Сэма, в его шумном дыхании, в тихом, умоляющем «Дин, Дин…»… Дин быстро облизнулся и прижался к влажным губам брата в поцелуе, поглаживая член рукой. Сэм обнял его так крепко, что стало больно, но он ни за что не сказал бы ему об этом. Они слились воедино так легко, что Дин даже почти не заметил. Ему было очень тепло и совсем не страшно. Глаза Сэма слегка поблескивали в темноте. Их стоны, одинаково тихие, звучали вместе, вторя друг другу. Дин двигался медленно, плавно, скользя руками по телу брата, обнимая, поглаживая, задавая ритм. Они словно плавали в теплом, ласковом море, покачиваясь на волнах, пока у обоих внутри не вспыхнул огонь. Хотелось еще, еще, быстрее, глубже, дальше, до самой бесконечности, до миров, которых не существовало больше нигде… Сэм в неистовстве стонал, задыхаясь, повторял его имя, а Дина словно накрывало огромной волной… И скоро накрыло их обоих. Позже они лежали, сжимая друг друга в объятиях и не произнося ни слова. Слова были не нужны. Они и так знали все наизусть. Дин уже не знал, чьи слезы у него на лице, Сэма или его собственные. Какая, в сущности, разница? У них даже слезы, и те одни на двоих. «Я не оставлю тебя. Даже если небеса почернеют». «Я знаю, Сэмми. Знаю».