Все золото мира

«Так встречаются золото осени и серебро зимы», — сказал себе сэр Гарет. Крупинки снега искрились на листьях, усыпавших дорожку, петляющую среди деревьев. Ночью по саду гулял холодный осенний ветер; он безжалостно обтрепал кроны вязов, и теперь, если смотреть с земли, ветви их напоминали паутину, оплетающую небо. В пожухшей траве деловито копошились распушившиеся воробьи, выискивая гостинцы, которые принесло им недавнее ненастье. Гарет запрокинул голову, с наслаждением вдыхая прохладный терпкий воздух. Взгляд его упал на окна парадного зала Камелота. Ставни были распахнуты настежь; по оконным откосам метались блики от пламени свечей. Свечи тусклым осенним утром — это понятно. Но в парадном зале?.. Из окна высунулась служанка. Она ожесточенно замахала тряпицей, вытряхивая из нее пыль. Громко зашуршали сухие листья. Гарет обернулся. По садовой дорожке со стороны замка спешил маленький паж в малиновом плаще, подбитом мехом. — Эй! — окликнул его Гарет. — Что там происходит? Он кивком указал на распахнутое окно. Паж остановился. — Доброе утро, сэр Гарет! Сегодня в полдень будет собрание главных героев. — Ах вот как. — Да, сэр. — После непродолжительной паузы мальчик прибавил: — Мне нужно передать срочное поручение. То ли паж хотел намекнуть, что не остался в важный день без дела, то ли давал понять, что ему недосуг вести пустые разговоры. Гарет кивнул с серьезным видом. — Понятно. Ступай. Мальчик торопливо зашагал дальше. Гарет проводил его взглядом. «Собрание главных героев». Положительно, с тех пор, как герои книг и легенд стали захаживать друг к другу в гости, начали происходить совершенно непонятные вещи. И героями теперь величали не тех, кто заслужил это право с оружием в руках, но и тех, кто в жизни не совершил ни единого подвига. А потом еще и оказалось, что герои бывают главные и второстепенные. Гарет решительно не понимал, как такое может быть. Ведь либо ты герой, либо нет, верно? А теперь и вовсе затевалось нечто несуразное: главные герои собирались в парадном зале Камелота. За столом, который для того и сделали круглым, чтобы за ним не было главных! Наверху с шумом захлопывали ставни. Голуби, сидевшие на карнизе, взлетели было с места, вспугнутые стуком, но, убедившись, что никакая опасность им не угрожает, возвратились обратно и вновь завели свою воркотню. Гарет пожал плечами и зашагал дальше в сад, где воробьи безумолчно гомонили среди подернутых изморозью листьев. Король Артур положил ладони на стол и обвел взглядом собравшихся. В этот день в парадном зале Камелота не хватало многих из тех, кто составлял цвет рыцарского братства. Не было Персиваля, Кэя, Паломида. Не пришли братья-оркнейцы — хотя, впрочем, далеко не всех из них можно было причислить к воплощениям куртуазной добродетели. Зато сегодня здесь собралось много новых гостей. Стояла холодная пора, и ставни были закрыты. Зал освещали свечи, и в их пламени лица собравшихся, очерченные резкими тенями, походили на барельефы. Места рыцарей Круглого Стола занимали мушкетеры короля Людовика д’Артаньян, Атос, Портос и Арамис, сыщик Шерлок Холмс, сопровождаемый своим другом, доктором Ватсоном, а также граф Монте-Кристо и еще несколько героев, никогда не сражавшихся копьем и мечом. Из обитателей Камелота здесь были, помимо Артура, только Ланселот и королева Гвиневера — единственная дама на этом собрании. Именно ее присутствие и стало причиной минутного замешательства Артура, готовящегося выступить с приветственным обращением. Он задумался, как начать свою речь. Были бы здесь другие леди, король сказал бы «Дамы и господа!». Но «Дама и господа» прозвучало бы нелепо, верно? — Друзья! — выкрутился, наконец, Артур из затруднительного положения. — Как нам хорошо известно, чаще всего оказываются удачны те планы, которые продумывают заранее. Сейчас еще октябрь, но Новый Год уже не за горами. На протяжении многих лет мы встречали этот праздник в кругу близких людей, и все чаще высказывались пожелания собраться и встретить Новый Год всем вместе. Не пора ли претворить эту идею в жизнь? Артур умолк и обвел взглядом собравшихся. Герои, явно опасавшиеся, что их созвали на подобие военного совета, переглядывались с выражением веселого недоумения на лицах. — Идея, бесспорно, хороша, — заметил д’Артаньян, подкручивая ус. — Но где мы соберемся? Ведь нас, как я понимаю, будет… немало. — Неужели столько, что нас не вместит мой замок? — улыбнулся Монте-Кристо. — Нас будет… несколько меньше, чем могло бы собраться. — Заметив удивление в обращенных на него взглядах, Артур откашлялся, словно пытаясь совладать со смущением. — Дело в том, что предложение отпразновать Новый Год всем вместе исходило от авторов этого письма. Король вынул из складок мантии распечатанный свиток и положил его на стол. В колеблющемся свете были видны крупные, четко выведенные буквы. На сломанной печати не виднелось никакого знака. — В этом послании излагают еще одну идею, — сказал Артур, глядя на свиток. — И суть ее в том, чтобы не допускать на праздник злодеев. — А что, отличная мысль! — заявил Портос, пока все остальные обдумывали услышанное, и потянулся к кубку с вином. — Палки бывают о двух концах, — заметил Атос, откидываясь на спинку кресла. — Помнится, в одной сказке на праздничное торжество позабыли пригласить фею с прескверным характером, и это плохо кончилось. — Это доказывает только одно: что эту фею вообще не следовало пускать, — сказал Арамис. — О! — Портос поднял кубок. — Я согласен с Арамисом. Отличное вино, ваше величество. — Для меня это ограничение означает одно: я на все празднование останусь без работы, — усмехнулся Холмс. — Кстати, кто это написал? Король Артур пожал плечами. — Этого я не знаю. Письмо не подписано. — Я с недоверием отношусь к сомнительным письмам. — Монте-Кристо еле заметно нахмурился. — Ба! Полно вам, — отмахнулся д’Артаньян. — Если сама идея хороша, какая разница, кто под ней подписался. — Иногда именно от подписи зависит, хороша идея или нет, — вполголоса проговорил Монте-Кристо, обращаясь скорее к себе самому, чем к окружающим — Нельзя ли взглянуть на письмо? — спросил Холмс. — Извольте. — Артур протянул ему свиток. — Благодарю. — Холмс взял развернутый лист и всмотрелся в него. Наверное, свет в зале был недостаточно ярким, потому что он поднес свиток совсем близко к лицу. — Что скажете? — с любопытством спросил Ватсон. Холмс улыбнулся. — Пожалуй, только одно: что автор предельно четко выразил свои пожелания: «не приглашать на праздник злодеев и злодеек». — Яснее некуда, — проронила молчавшая до сих пор Гвиневера. — Как раз с этим не все ясно, — вздохнул ее супруг. — Я собирался предложить Камелот как место проведения праздника, но… — Что «но»? — Гвиневера резко обернулась к нему, зрачки ее сузились. — Но я не могу пустить на праздник тех, кто здесь живет. У королевы нервно дернулся уголок рта. Ланселот потупился. Остальные разглядывали шпалеры на стенах. Ни для кого не было секретом, что Артур, не ведающий страха в бою, управляющий целым королевством, сотканным из множества некогда разрозненных владений, допустил полный хаос в собственном семействе. При этом, однако, он прилагал все усилия для того, чтобы сохранить в этом хаосе хотя бы подобие зыбкого равновесия, и окружающие подыгрывали ему в этом. Гвиневера изменяла Артуру с Ланселотом, но при этом считалось, что и королева, и первый рыцарь в глубине души преданы королю. Сэра Мордреда все называли племянником Артура, но при этом никто не осмеливался произносить в стенах Камелота слово «ублюдок». Вот и сейчас все старательно делали вид, что не понимают, каково Артуру указать на дверь собственному чаду. Единственной, кто не стремился скрыть свои чувства, была Гвиневера. Будучи бездетной, она ненавидела Мордреда, зачатого Артуром от собственной сестры. Но даже она, посмотрев на мужа внимательней, удержалась от спора. — Я, пожалуй, поторопился с расчетами, господа, — нарушил затянувшуюся паузу Монте-Кристо. — Я неверно представлял себе число тех, кто соберется на праздник. Боюсь, мое скромное жилище не подойдет. Из затененного угла зала выступил виночерпий с большим кувшином в руках и бесшумно обошел вокруг стола. Портос, не оглядываясь, протянул ему кубок. Атос бросил быстрый взгляд на Монте-Кристо и повернулся к Артуру. — Тогда, вполне возможно, подойдет замок Бражелон, — сказал он. –Мои владения к вашим услугам, ваше величество. Вряд ли Бражелон превосходил размерами замок Монте-Кристо, однако никто не заикнулся об этом вслух. В конце концов, выход нашелся, и это было главное. — Как великодушно с вашей стороны, господин граф! — Артур улыбнулся Атосу. — Это отличное предложение. — Гвиневера подалась вперед. — Тогда, может быть, обсудим подробности? — Как насчет угощения? — оживился Портос.— Я могу предоставить собственное вино, и еще — отменную баранину. У меня, знаете ли, такие стада… Голуби топтались по карнизу, тихим воркованием вторя гулким голосам, доносившимся из зала. Один голубь спорхнул на подоконник и закружился по нему, высматривая никому не видимые крошки. А потом, провозившись так с четверть часа, он взмыл в воздух. Однако вместо того, чтобы вернуться к своим собратьям на карниз, он устремился в глубь сада и вскоре скрылся из виду за кронами деревьев. — Только не говори, что тебя это огорчило, — предупредил Мордред, искоса глянув на Агравейна. Двое братьев-оркнейцев сидели в маленькой таверне, прилепившейся к склону холма в нескольких милях от Камелота. Зал отделяла от кухни перегородка, из-за которой на стены падали отблески пламени от очага. Тусклый осенний свет едва пробивался в пару узких окошек, и в помещении царил полумрак. Хозяин таверны возился на кухне, время от времени выглядывая из задымленного закутка и проверяя, не нужно ли чего гостям и не заявились ли новые посетители. Но в раннюю пору никого, кроме двоих оркнейцев, здесь не было. Тем не менее, разговор между братьями велся вполголоса — просто по привычке. — Расскажешь мне, что тебя это радует? — Агравейн наполнил свой кубок и встряхнул кувшин, проверяя, сколько там осталось вина. — Я этого не говорил, — возразил Мордред. — Но меня это не огорчает, а заводит. Агравейн поставил кувшин на стол и придвинулся к младшему братишке. — Если я хоть чуть-чуть тебя знаю, ты что-то затеял. У стены послышался легкий шорох. Братья дружно обернулись. — Мышь, — буркнул Агравейн. — Так что ты задумал? — Ты будешь смеяться, но ничего, — ответил Мордред. — Хочешь, чтобы я этому поверил? — Дело твое. — Мордред пожал плечами. — В Камелоте не останется никого из героев, — напомнил Агравейн. — Как в тот раз. Мордред улыбнулся, взял кувшин и перелил остатки вина в свой кубок. — Золотые слова, братец. «Как в тот раз». Негоже истинным злодеям повторяться. Это героям хочется видеть нас пляшущими на одних и тех же граблях — так зачем оправдывать их ожидания? Кроме того, папаша наверняка попросит Мерлина наложить на замок какие-нибудь чары, которые помешают его захватить. Агравейн тяжело вздохнул, подтянул кувшин к себе и обнаружил, что там не осталось ни капли. — Хозяин! — взревел он, разворачиваясь в сторону кухни. — Еще вина! — Несу, сэр рыцарь, сию минуту несу! — донесся из-за перегородки голос трактирщика. Агравейн снова повернулся к брату. — Так что же нам делать? — Как — что? — Мордред пожал плечами. — Ехать на Оркнеи, разумеется. В наш родной замок. Подумай сам, какая нам выпадает возможность: впервые за столько лет встретить Новый Год в кругу своих, не видя кислой мины ее величества Гвинни и благостной физиономии Ланселота, не выслушивая высокопарных речей моего… Слово «папаши» так и не слетело с его губ: к столу направился тракирщик с кувшином. Вряд ли на расстоянии многих миль вокруг удалось бы сыскать человека, который не знал бы, кем в действительности приходится Артуру младший из оркнейских братьев, однако никто из королевской семьи ни разу не обмолвился об этом при посторонних. Мордред умолк, откинулся на спинку скамейки и скрестил руки на груди. Трактирщик был уже у самого стола, когда неясная тень, едва заметная в полумраке, метнулась у него из-под ног. Трактирщик отпрянул, потерял равновесие и тяжело рухнул на пол. Кувшин разлетелся вдребезги, во все стороны полетели брызги вина. — Черт тебя побери! — взревел Агравейн, хватив кулаком по столу. — Я пить хочу, а ты вино разливаешь! — Простите, сэр рыцарь! — бормотал трактирщик, барахтаясь на полу и неуклюже пытаясь подняться на ноги. Наконец его усилия увенчались успехом, и он заковылял обратно на кухню, громогласно взывая: — Бренда! Расставь, наконец, мышеловки! Житья нет от этих тварей! Виновница переполоха, маленькая мышь, едва избежавшая встречи с подошвой трактирщика, пробежала вдоль стены и шмыгнула в щель возле самой двери. Однако вместо того, чтобы спрятаться в безопасную темную норку, она, шурша трухой, выбралась с наружной стороны дома, спрыгнула с крыльца, остановилась на обочине дороги, выжидая, пока мимо прогрохочет телега, а потом припустила бегом и вскоре затерялась в пожухшей траве. Замок лепился к горному склону, с трех сторон защищенный отвесными скалами. Подобраться к нему можно было только по узенькой тропинке, ползущей среди камней. Да и вряд ли кому-нибудь взбрело бы в голову атаковать крепость: никто не знал, кто в ней живет, а многие и вообще не подозревали о ее существовании. Снизу не так-то легко было разглядеть постройку из темного камня, втиснувшуюся в затененную расщелину. Лишь вечерами особо зоркий путник мог приметить огонек, мерцающий на склоне. Но такое случалось редко: ночной порой обитатели замка, не горевшие желанием привлекать к себе чужие взоры, уходили в глубину своей обители, и свет горел в тех окнах, что были обращены к горе. Каменное царство дало приют нескольким соснам, корни которых оплетали валуны словно когти дракона. Сейчас, когда у подножия горы лесные кроны звенели золотом и медью, могло показаться, что возле замка, увенчанного зеленой хвоей, застыло само время. Возле горной цитадели редко кружили даже орлы, поэтому странно было видеть голубя, летевшего к замку. Еще более удивительным было то, что двигался он не прямиком к цели, а следовал за извилистой тропой, будто, подобно хищной птице, высматривал на ней добычу. Между тем по каменистой дорожке спешила мышь. Она тоже вела себя не так, как положено ее собратьям: никуда не сворачивала, не искала убежищ, не норовила шмыгнуть в какую-нибудь норку. Казалось, у нее есть какая-то цель, которая важнее обычной мышиной безопасности. Внезапно зверька накрыла чья-то тень. Только тут, наконец, мышь заметалась по сторонам в поисках убежища. Но узкая тропа с одного краю граничила с гладкой гранитной стеной, с другого — обрывалась над самой пропастью, и мыши некуда было деваться. Панически запищав, она припала к земле и скосила вверх круглые бусинки-глазки. Вместо орла или ястреба над ней парил голубь. Мышь раздраженно пискнула и побежала дальше. Правда, теперь она старалась держаться как можно ближе к отвесной стене. Голубь же с этого момента потерял всякий интерес к тропе. Взмыв вверх, он уже напрямую устремился к одной из башен замка. Несмотря на осенний холод, стрельчатое окно башни оставалось открытым. Голубь влетел внутрь и очутился в просторном зале с высокими сводами. Всю середину зала занимал массивный стол из темного полированного дерева; возле стола стояло всего два стула. Голубь спикировал на спинку одного из них. По затененному залу разлилось призрачное голубоватое сияние. Когда оно рассеялось, то вместо голубя на стуле сидел молодой человек в темно-зеленом балахоне. Он устроился поудобнее, взял виноградную гроздь из фруктовой вазы на столе и принялся отправлять в рот одну ягоду за другой, время от времени поглядывая на дверь. Судя по его безмятежности, превращение из птицы в человека не являлось для него событием, выходящим за рамки обыденности. Вскоре послышался едва уловимый шорох. Из щели под дверью выбралась мышь. Вбежав в зал, она тотчас устремилась к столу. Вновь разлилось голубоватое свечение, и через несколько мгновений другой молодой человек плюхнулся на свободный стул, с шумом перевел дыхание и тыльной стороной ладони отер пот со лба. Этот юноша был так же облачен в балахон, только уже темно-синего цвета. И надо сказать, что в этом заключалось единственное отличие между молодыми людьми. В остальном же, от копны кудрявых черных волос до ямочки на подбородке, они были неотличимы друг от друга. Впрочем, своеобразным отличием можно было посчитать и то, что один из них перенес превращение как ни в чем не бывало, а второй едва приходил в себя. — Чего это ты так запыхался? — поинтересовался юноша в зеленом, отправляя в рот очередную виноградину. Брат — ибо кто еще, кроме брата-близнеца, это мог быть — покосился на него с нескрываемым раздражением. — Я много раз говорил, что эти игры не для меня. К тому же, ты напугал меня до смерти. — Ошибочка, — невозмутимо сказал юноша в зеленом. — «До смерти» приключилось бы, окажись на моем месте настоящая птица. Орлы и ястребы встречаются здесь гораздо чаще, чем голуби. О чем ты только думал, когда бежал посреди тропы? Конечно же, мне пришлось напомнить тебе об осторожности. — А сам-то ты о чем думал? — огрызнулся юноша в синем. Он взял со стола один из кубков и налил себе вина из металлического кувшина, украшенного чеканным узором. — Орел или ястреб вполне могли бы предпочесть мышке голубя. — Мне по силам совершить новую метаморфозу прямо на лету, — ленивым тоном сообщил его братец. — Я-то, в отличие от тебя, Таурус, профессиональный маг. — Ах, прости, Ариес, — прошипел Таурус. — Вечно забываю, кто из нас держит в голове знания, а кто — абракадабру. — К вопросу о знаниях. Мне удалось выяснить, что на Новый Год путь будет расчищен: все герои соберутся на празднование в замке Бражелон. Ну а ты? Объема мышиного мозга хватило, чтобы раздобыть хоть сколько-нибудь ценную информацию? Таурус презрительно фыркнул. — Мне удалось установить, что злодеи не планируют сорвать праздник. Я подслушал несколько разговоров, так вот: на Бражелон никто не собирается нападать. Надеюсь, объема голубиного мозга хватит, чтобы оценить степень важности этих новостей. — Отлично! — Теперь и Ариес потянулся за кувшином. — Это означает, что все доблестные герои, привыкшие спасать мир от чего попало, соберутся за праздничным столом, зальются шампанским, и некому будет отвлекать их от развлечений. И это означает, дорогой мой младший братишка… Таурус еле заметно поморщился. .— …это означает, что на несколько часов мы получим мир в наше полное распоряжение, и этого времени нам хватит, чтобы раз и навсегда сделаться его королями! Два кубка, поднятые при этих словах, коснулись друг друга, и эхо тихого звона отдалось от каменных сводов зала. — Но, дорогая, что же я еще могу сделать? Задавая этот вопрос своей супруге, король Артур был уверен, что не получит четкого ответа. Ибо он полагал, что все возможное для благополучного проведения праздника уже сделано. Лучшие мастера нескольких королевств трудились над изготовлением украшений. Неустанно крутились веретена, метались челноки ткацких станков, блестели вышивальные иглы, и под руками искуснейших мастериц появлялись усыпанные серебристыми снежинками скатерти и салфетки, расшитые узорами наподобие морозных. Резчики вытачивали фигурки сказочных существ, и под взмахами умелой кисти зажигались веселым блеском глаза единорогов, солнечные блики играли на драконьей чешуе, и капли воды блестели на русалочьих ладонях. Под кузнечными молотами причудливо изгибались витые канделябры, а в литейных мастерских пробовали голоса гирлянды колокольчиков. Без устали репетировали музыканты и танцовщики, и фокусники придумывали новые чудеса. И лишь от одной праздничной традиции решено было отказаться: от маскарада. Многие боялись, как бы под улыбчивой личиной не спрятался какой-нибудь злоумышленник. Эти опасения разделяла и Гвиневера. Как выяснилось, ее тревога касалась не только маскарада. — Я хочу находиться в полной безопасности, — процедила королева сквозь зубы. Она сидела в своих покоях, в окружении нескольких фрейлин, занятых рукоделием, и менестреля, наигрывавшего на лютне. Артур, заглянувший к супруге просто для того, чтобы ее проведать, еле заметно нахмурился: ему начинали надоедать сцены, устраиваемые при свите. — Я уже сказал: на время нашего отсутствия Мерлин наложит на Камелот защитные чары, и в замок не сможет проникнуть ни один чужак. То же самое будет сделано с замком Монте-Кристо, с домом 221б на Бейкер-стрит, и вообще с каждым из домов приглашенных. — Я не о том! — с досадой воскликнула Гвиневера. — Я хочу быть уверенной, что никто не явится незваным на праздник! — Все будут без масок, — со вздохом напомнил Артур. Королева презрительно скривила губы. — Как будто нельзя без маски изменить свою внешность! Артур призадумался. В словах королевы была доля истины. — А что, вы уже что-то придумали? — спросил он. — Конечно, я-то придумала! — фыркнула Гвиневера. — Надо наложить защитные чары не только на наши дома, но и на замок Бражелон. Чтобы ни одна мышь туда не могла проскочить! Артур задумался. Несколько мгновений тишину нарушала только мелодия, наигрываемая менестрелем. Наконец король покачал головой и молвил со вздохом: — Некоторое время тому назад эта идея была бы хороша, но сейчас она неосуществима. — А что такое успело произойти? — резко спросила Гвиневера. Впрочем, она тут же опомнилась и сбавила тон: — Мерлин ведь уже накладывает чары на наши дома. Что мешает ему поставить защиту и на Бражелон? — Это огромная трата магической энергии, — напомнил Артур. — Мерлину пришлось начать работу заранее, чтобы сил хватило на всех. Он тщательно все рассчитал, чтобы закончить все в срок, но попроси мы его заняться еще и Бражелоном, это разрушит все его планы. Гвиневера изменила тактику. Она склонила голову и метнула на короля взор, исполненный кротости и печали. — Я боюсь, как бы не был тогда разрушен наш праздник, — горько проронила она. — Что ж, мы можем попросить об этом какого-нибудь другого мага, — сказал Артур. — Какого же? — спросила Гвиневера. Внезапно на ее чело набежало… ах, нет, если бы облачко! Набежала грозовая туча, готовая разразиться громами и молниями. — Уж не хотите ли вы позвать эту вашу сестрицу Моргану?! Фрейлины, до этого момента, казалось, целиком поглощенные рукоделием, напряглись. На самом-то деле они и прежде не пропускали ни единого слова, а теперь их маленькие ушки и вовсе встали торчком. Ни для кого не была секретом враждебность, с которой Гвиневера относилась к сводным сестрам Артура, и все понимали: разговор ступил на опасную почву. Артур, понимавший это ничуть не хуже фрейлин, с трудом подавил вздох. — Как я могу попросить об этом Моргану, если она сама в списках тех, кого не хотят видеть среди приглашенных? Тут и Гвиневера вспомнила, что внесла Моргану в списки собственной рукой, и удовлетворенно кивнула. — Отлично! Так кто же тогда? — Нимуэ, — предложил Артур, гадая про себя, не успела ли его супруга сцепиться и с нею. Гвиневера закусила губу и быстренько перебрала в памяти все, что слышала об этой волшебнице. Кажется, не было ничего скандального, связанного с Артуром и Ланселотом. Поговаривали что-то о Мерлине, но он Гвиневеру никогда не интересовал. Тем более, что, по слухам, они с Нимуэ поссорились. Так это еще лучше: значит, колдунья приложит все силы, чтобы превзойти обидчика могуществом своей магии! — Прекрасная мысль! — просияв, воскликнула королева. — Пусть будет Нимуэ. Едва Артур, весьма довольный тем, что так легко удалось уладить проблему, отправился к себе, королева, сославшись на утомление, удалила фрейлин и менестреля. Оставшись в одиночестве, она тотчас бросилась к резной шкатулке, которая хранилась у изголовья ее ложа. Жемчужные ожерелья, серьги и кольца, сияющие всеми оттенками радуги, были бесцеремонно отодвинуты в сторону. В руках Гвиневеры оказалось главное ее сокровище: зеркальце в оправе из искусно переплетенных серебряных нитей. Гвиневера заглянула своему отражению в глаза. — Что скажешь? — шепнула она. — Я ли мудрее всех на свете? На краткое мгновение зеркальце словно озарилось мягким сиянием, исходящим из глубин стекла. А потом по комнате разлился тихий мелодичный звон, в котором, прислушавшись, можно было разобрать слова: — Так скажу, весь мир узрев: Ты мудрей всех королев! Двое фехтовальщиков кружили по фехтовальному залу в замке Монте-Кристо. Со стороны казалось, будто это работает единый механизм, ни одна из деталей которого не дает сбоев. Внезапно к лязгу металла добавилось отчетливое проклятие, донесшееся из-за окна. Один из фехтовальщиков поднял руку, останавливая бой. Клинки опустились, каждый из противников сделал шаг назад. Граф Монте-Кристо снял защитную маску и направился к окну. Он толкнул створку, и морозный воздух ворвался в комнату. — Господин Мерлин? — спросил Монте-Кристо, выглядывая наружу. — Что случилось? В саду, опутанном серебристой паутиной изморози, стоял высокий человек в коричневом плаще. Его темные волосы, охваченные берестяным обручем, были едва подернуты сединой, и казалось, что они так же заиндевели на холоде, как и последние листья, еще удержавшиеся на ветках. — Кажется, я поторопился нынче утром, когда сказал, что трудностей не будет. — Мерлин невесело усмехнулся. — Уж кому-кому, а мне следовало бы помнить, что нельзя говорить о работе, как об удавшейся, пока она не завершена. — Так в чем же проблема? — Чары не сплетаются: заклинанию что-то мешает. Еще утром этого не было, но теперь появилось какое-то препятствие. Партнер графа снял маску и тоже подошел к окну. — Ах, вот оно что, — пробормотал Мерлин. Он вытащил из-под плаща свиток с длинным перечнем каких-то имен, пробежал его глазами и кивнул. — Все ясно. — Что вам ясно, господин Мерлин? — спросил Монте-Кристо, уже начиная догадываться, в чем дело. Мерлин спрятал свиток. — Проблема в вашем госте, граф. Господин Мордаунт есть в этом списке. Пока он находится в вашем доме, я не могу наложить чары, которые не должны пропускать его внутрь, даже если эти чары обретут силу только в новогоднюю ночь. В магии, знаете ли, есть логика. — Я ухожу, — сказал Мордаунт. Монте-Кристо удержал его за руку. — Вам придется остаться, господин Мордаунт. Я обещал показать вам прием, которому меня обучил один из искуснейших бойцов Оттоманской империи. Не допустите же вы, чтобы я нарушил свое слово. — Это можно сделать в другой день. — Я обещал сделать это сегодня. — Монте-Кристо повернулся к Мерлину. — Когда вы предложили окружить мой замок охранными заклинаниями, я полагал, что речь идет о негативном воздействии, а не о нескольких отдельно взятых людях. — Скажем так: речь идет о негативном воздействии, которые могут быть созданы несколькими отдельно взятыми людьми. Мордаунт хмыкнул. — А нельзя ли вычеркнуть из этого списка моего гостя? — Монте-Кристо нахмурился. — Нельзя, граф. На все дома накладывается единая цепь заклинаний. Если убрать или добавить где-нибудь хоть одно имя, это перекинется и на остальные звенья. — Я понял вас. — Монте-Кристо посмотрел на мага в упор. — Знаете, господин Мерлин, давайте-ка поступим следующим образом. В новогоднюю ночь, равно как и во все другие ночи в году, охрану замка возьмут на себя мои люди. Долгие годы они вполне успешно справлялись с этой обязанностью, и я не вижу причин, по которым умение им бы вдруг изменило. Ну а вам я предлагаю зайти в дом и присоединиться к трапезе, приготовления к которой как раз заканчивают слуги. Мерлин склонил голову. Впрочем, это было попыткой скрыть кривую усмешку, а не поклоном. — Благодарю вас, граф, но, право, не утруждайтесь. Магия — сфера, где требуется тщательно соблюдать равновесие. — И что это означает? — Всего лишь то, что ваш отказ от моих услуг должен быть уравновешен моим отказом от вашего приглашения. — На этот раз Мерлин отвесил Монте-Кристо поклон, исполненный шутовской иронии. — На этом позвольте с вами проститься. Короткая вспышка сверкнула в воздухе, а когда она погасла, вместе с нею исчез и Мерлин. — Какой милый характер, — заметил граф Монте-Кристо, закрывая окно. — Может, не стоило, все-таки, отказываться? — с сомнением сказал Мордаунт. Монте-Кристо улыбнулся. Мордаунт со своей устрашающей целеустремленностью в мести напоминал ему его самого, и граф всегда относился с симпатией к тому, чьи чувства были хорошо ему понятны. — Не принимайте всего этого всерьез, — посоветовал он. — Я предполагал поначалу, что этот, с позволения сказать, праздник для избранных — не более чем странная демонстрация своих добродетелей, сильно напоминающая тщеславие и гордыню, которые, как всем известно, относятся как раз к изъянам. Теперь мне все чаще кажется, что за этим стоит нечто другое. Но в любом случае, мне не хочется в этом участвовать, хотя я и поеду на праздник, чтобы не огорчать Гайде. — У нас тоже будет праздник, — сказал Мордаунт. — Мордред соберет небольшую компанию на Оркнеях. Мы с матушкой тоже поедем. — Ну вот видите! — Монте-Кристо рассмеялся. — Герои сами себя лишили счастья созерцать в новогоднюю ночь прекраснейших из женщин — леди Моргаузу, леди Моргану, леди Винтер. Предлагаю поднять за обедом тост за этих дам. Ну а пока слуги накрывают на стол… — Он поднял свою маску. — Предлагаю добраться, наконец, до обещанного приема. — Готово, — буркнул гном в надвинутом на самые глаза колпаке. — Все как вы заказывали. Он шагнул вперед и требовательно протянул мозолистую ладонь, несоразмерно широкую для столь низкорослого создания. Остальные гномы, сгрудившиеся у него за спиной, топтались на месте, бросая на Тауруса угрюмые взгляды. Таурус еле заметно скривил губы. Иметь дело с этим смурным, грубым народцем было для него весьма сомнительным удовольствием. Тем более, что гномы не скрывали своей неприязни к людям. Они еще худо-бедно терпели Ариеса, воздавая должное его магическому дару, но на его брата, предпочитавшего науку колдовству, смотрели с нескрываемым раздражением. Тем не менее, именно Таурус взял на себя в этот раз переговоры с горным народцем. При прошлой сделке Ариес проявил излишнюю щедрость. Конечно, игра стоила свеч, и все же отвалить столько денег за безделушку, за зеркальце в серебряной оправе — это, все-таки, чересчур. Таурус сделал вид, что не заметил протянутой ладони, и шагнул к большому зеркалу во вращающейся металлической раме — оно-то и было предметом сделки. Беглого осмотра хватило, чтобы убедиться: все сделано в точном соответствии с чертежами. Величина зеркала, угол, под которым оно могло наклоняться — все было выполнено с точностью до доли дюйма. А это означало… — Ну?.. — Гном, не опуская руки, шагнул за Таурусом следом. Тот обернулся, вытаскивая из складок балахона мешочек с золотом. — Что ж, извольте. Мешочек, звякнув, опустился на протянутую морщинистую ладонь. …это означало, что братья-близнецы Ариес и Таурус оставались без денег на неопределенное количество времени. Гном развязал тесемки, заглянул в мешочек, встряхнул его и взвесил на ладони. Глаза у него при этом прикрылись, будто у музыканта, настраивающего скрипку. Видно, такого способа проверки у этого племени было достаточно, чтобы убедиться в честности сделки. Гном кивнул с удовлетворенным видом, повернулся к своим собратьям и взмахнул рукой. Вся компания сделала шаг назад и исчезла с глаз долой, точно пройдя сквозь стену. — И вам всего наилучшего, мне тоже очень приятно было вести с вами совместные дела, — съязвил Таурус. Ему делалось не по себе при мысли о том, что этот угрюмый народец может так запросто появляться из стен, примыкающих к скалам. В своем доме он хотел бы чувствовать себя защищенным от вторжений любого рода. Впрочем, Тауруса отчасти успокаивало то, что гномы жаждали людского общества ничуть не больше, чем сам он стремился к компании обитателей гор. Не предложи им Ариес выгодную сделку, они бы и носа в замок не сунули. «Ума не приложу, для чего им наши деньги? — дивился Таурус, впервые столкнувшись с этим племенем. — Неужели в горах мало золотых жил?» Ариес тогда посмеялся над наивностью брата. «То, что есть в одной горе, еще не принадлежит обитателям горы по соседству. Все как у людей». Таурус снова повернулся к зеркалу. На его блестящей поверхности отражался краешек стрельчатого окна и холодное серое небо. Зеркало, чуть наклонившись назад, бесстрастно смотрело ввысь, и что люди, что гномы, возившиеся с ним, были ему одинаково безразличны. Атос и Арамис, стоя у окна, следили за Нимуэ, бредущей по саду. Она шла медленно, точно переходила реку вброд, преодолевая сопротивление воды. В паре десятков шагов позади бесшумной тенью следовал Рауль. Он, словно заговоренный, не сводил с Нимуэ глаз, а она как будто и не замечала ничего вокруг. — Надеюсь, это не коробит ваших религиозных чувств, Арамис — проговорил Атос, нарушая длительное молчание. — Вы, верно, шутите, дорогой друг. Когда то, что делают красивые женщины, задевало мою религиозность? Скажите лучше, не коробит ли присутствие этой феи ваши холостяцкие чувства? — Отнюдь. — Полноте! — засмеялся Арамис. — Сколько времени минуло с тех пор, когда по вашему саду разгуливала очаровательная женщина? Атос мягко улыбнулся. — Я не вел счет. Однако, если меня не подводит память, ни одна из посетительниц Бражелона не была колдуньей. — Однако многим наверняка хотелось вас околдовать. — Мне непривычно другое, Арамис, — произнес Атос, пропуская шутку друга мимо ушей. — Я впервые оказываюсь в ситуации, когда женщина пытается меня защитить. И, наверное, действительно чувствую себя задетым. — Ба! Вы вечно найдете за что обидеться на женщин! Атос ничего не успел ответить на это. Нимуэ внезапно остановилась и свела ладони вместе. Простояла так несколько мгновений, а потом подняла голову, посмотрела на людей в окне и крикнула: — Готово! Атос готов был поклясться, что до этого она ни разу не посмотрела в их сторону — и все равно как будто знала, где надо искать. Оставив Арамиса в комнате, он поспешно спустился вниз. Нимуэ надо было пригласить к обеду, и он сомневался, что у Рауля хватит смелости заговорить с нею. Ничего не вышло. Когда Атос вышел в сад, там был только Рауль, растерянный и огорченный. — Она ушла, — жалобно сказал он. — Только-только я собрался подойти к ней, как она как будто исчезла. Арамис, по-прежнему стоявший у окна, вздохнул. — Одной обидой на женщин больше, — вполголоса подытожил он. Между тем Нимуэ, выскользнув за ворота Бражелона, зашагала по пустынной дороге. Промерзшая земля похрустывала под ее башмачками, нахохлившиеся воробьи на ветках провожали путницу недовольными взглядами. Нимуэ остановилась, извлекла из-под плаща свиток, развернула его и пробежала глазами длинный перечень имен. — Кажется, никого не забыла. — Она свернула бумагу, спрятала ее под плащ и усмехнулась. — И даже кое-кого добавила. И, довольно улыбаясь, Нимуэ зашагала дальше. Над Оркнеями бушевала буря. Тучи нависали так низко, что казалось, будто они вот-вот заползут в окна замка, возвышавшегося на скалистом берегу. Волны вздымались, силясь дотянуться до стен. Ветер завывал, смешивая воедино грозовое небо и штормовое море. Ненастье разыгралось не на шутку. Однако две женщины, сидевшие в одной из комнат замка, даже головы не поворачивали в сторону окна. К непогоде им обеим было не привыкать, и разговор занимал их куда больше, чем неистовство разошедшихся стихий. — Может, нам, все-таки, тоже отгородиться? — Рыжеволосая красавица с ярко-зелеными глазами прикусила губу. Тонкие пальцы, унизанные кольцами, постукивали по крышке резного ларчика с украшениями. Это была королева Моргауза, сводная сестра Артура. А также мать четверых его племянников и одного сына. Женщина, сидевшая напротив нее, ничуть на нее не походила, хотя так же притягивала к себе внимание завораживающей красотой. На ее плечи падала копна непослушных черных кудрей, а темные глаза поблескивали мятежными угольками. Если наряд Моргаузы был полон чувственной откровенности и изобиловал роскошными украшениями, то собеседница ее явно избегала показного блеска. Только на ее шее висел серебряный кулон в виде звезды с разбегающимися лучами, и то, похоже, это было не украшение, а магический атрибут. Фея Моргана всегда предпочитала быть при своем колдовском оружии. Слова сестры вызвали у Морганы презрительную усмешку. — Отгородиться? Еще чего. Это они боятся нас, а не мы их. — Да нет же, — поморщилась Моргауза. — Просто дать им знать, что их присутствие для нас не более желанно, чем наше присутствие — для них. Моргана возвела глаза к потолку. — Этого не хватало! Ты чувствуешь себя задетой. — Еще чего! — вспыхнула Моргауза. — Просто хотелось бы знать, чья это затея. — Ищи того, кому это выгодно, — пожала плечами Моргана. — Гм… — Моргауза на минуту задумалась. Внезапно ее зрачки расширились. — Ах, скользкая ханжа… — Это только догадка, — напомнила Моргана. — Какая там догадка! — Моргауза вскочила с места и принялась расхаживать из угла в угол. — Конечно, это Гвиневера, завистливая старая грымза! При слове «старая» брови Морганы слегка поползли вверх, однако она ничего не сказала. Возражать сестрице, заведшей любимую шарманку, было бесполезно. — Мерзавка, мышь подколодная… — Змея, — машинально поправила Моргана. — Невзрачная серая мышь! — Я же сказала — ищи, кому это выгодно, а не кому это приятно, — пробормотала Моргана, но сестра не слушала ее. — Ну так теперь она будет завидовать еще больше! — злорадно провозгласила она. — Я тебе не говорила, что пригласила к нам самых достойных мужчин? Моргана с трудом сдержала вздох. Следовало предвидеть, к чему все сведется. — Жаль, не будет графа Рошфора, — продолжала Моргауза. — Он такой милый, и Анна была бы рада. Но эти праведники зацапали его себе. Но, по счастью, на наше приглашение откликнулся профессор Мориарти. А вот теперь у Морганы вырвался вздох облегчения. Слава всем богам древности, в кои-то веки в число «самых достойных» мужчин у ее сестрицы попали и самые умные. Подброшенная монетка упала на стол, завертелась на нем, и, наконец, остановилась. — Надо было загадать орла или решку, — вздохнул Таурус, глядя на нее. — А ты не загадал? — с наигранным простодушием спроси Ариес. — Нет. — А я загадал. Решку. — Ариес склонил голову набок, разглядывая монетку. — Подумать только, я выиграл! Он протянул было руку к монетке, но Таурус мигом прихлопнул ее ладонью. — Я только что вспомнил, — сказал он. — Я тоже загадал решку. — Таурус! — Ариес закатил глаза. — Братец. — Таурус посмотрел на него в упор и раздельно произнес: — Я. Очень. Хочу. Есть. — Но опыт… — Я голоден. — Но это последний опыт, Таурус! — А это последняя монета, Ариес! И если на нее не купить еды, осуществлять наши планы будет некому! — Давай я снова превращу тебя в мышь! — предложил Ариес. — Тогда ты до отвала наешься в любом амбаре ближайшей деревни. Таурус отчаянно замотал головой. — Нет, нет и нет! Во-первых, я ни в кого больше не хочу превращаться. Во-вторых, в амбарах водятся мышеловки. В-третьих, как только я превращусь обратно в себя, то сразу же проголодаюсь снова. Надеюсь, ты не думаешь, что мне хватит мышиной порции. Ариес внимательно посмотрел на брата. Тот стоял со стиснутыми зубами и придавливал монетку с такой силой, точно хотел впечатать ее в стол. Кажется, он вознамерился держаться до победного конца. — А может, я просто что-нибудь стащу? — упавшим голосом предложил он. — Нет, — решительно сказал Таурус. — Мы же договорились: на мелочах не рискуем. — Ну хорошо! — Ариес раздраженно вскинул руки. — Но как же тогда мы проведем последнюю проверку? Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в ее важности! — Отдаю, — согласился Таурус и ухмыльнулся. — Это уже не мелочь, верно? — Ладно! — Ариес плюхнулся в кресло. — Только чур, уговор: за едой отправляешься ты! При других обстоятельствах перспектива тащиться в гору с мешком всякой снеди повергла бы Тауруса в глубокое уныние. Но сегодня утром он с трудом сгрыз последнюю черствую горбушку, завалявшуюся в буфете, и теперь мысль о предстоящем походе на деревенский базар могла только окрылить его. Он широко улыбнулся, схватил монетку и, сопровождаемый мрачным взглядом Ариеса, выбежал из зала. Кэб катил по дороге, уныло ползущей среди присыпанных снегом полей. В летнюю пору этот край очаровывал своей живописностью и яркими красками, но сейчас казался таким однообразным и блеклым, что даже беглый взгляд по сторонам мог бы вогнать путника в тоску. Холмс и Ватсон клевали носом, убаюканные мерным покачиванием экипажа и меланхоличным скрипом колес. Единственным событием, нарушившим монотонность путешествия, стала встреча с крестьянином, который, завидя кэб, покачал головой, сплюнул и зашагал восвояси, всем видом выражая неодобрение. — Мы не первые среди гостей, — заметил Холмс, провожая его взглядом. Ватсон усмехнулся. — И что в облике этого крестьянина навело вас на эту мысль? — Не в облике, дорогой Ватсон, а в поведении. Он не удивился при виде нашего кэба и кучера, одетого явно не по обычаям его времени. Более того, судя по его реакции, подобные встречи ему уже надоели. Возможно, он подумал, что господа могут себе позволить эксцентричные праздники, в то время как ему приходится трудиться без передышки. И вынужден сказать, дорогой друг, что я весьма охотно поменялся бы с ним местами. — Что вы хотите этим сказать? — удивился Ватсон. — Я должен кое в чем признаться, — со вздохом сказал Холмс. — Видите ли, в моем методе присутствует не только дедукция. Делая наблюдения, я должен объединять их в целую картину, не позволяя какой-нибудь детали, пусть даже и незначительной, занять неправильное место и в конце концов до неузнаваемости изменить результат. И в этом я порой полагаюсь не только на здравый смысл, но и на здравое чутье. — И что чутье подсказывает вам на этот раз? — Оно подсказывает, Ватсон, что самое пышное событие не всегда является самым важным, и, отправляясь на этот праздник, мы рискуем что-нибудь упустить. — Но вы ведь не хотите повернуть назад? — забеспокоился Ватсон. — Вам необходим отдых! — Повернуть назад было бы черной несправедливостью по отношению к гостеприимному хозяину, — улыбнулся Холмс. — Нет уж, продолжим наш путь. Ради учтивости порой нужно приносить жертвы. — Полиция! Полиция! Он являл собой странное зрелище, этот приземистый человечек с круглыми глазами и редкими рыжеватыми волосиками, торчащими во все стороны. Он мчался по улице в пальто нараспашку, нелепо размахивая пухлым кулачком. Он метался от одного прохожего к другому, а те с опаской отстранялись, не зная, пьян он или вовсе сошел с ума. А человечек высмотрел, наконец, полисмена, вышагивающего по тротуару, и кинулся к нему, как к долгожданному спасителю. — Полиция! — выкрикнул он срывающимся высоким голоском. — Помогите! Полисмен развернулся к нему, крутнувшись на каблуках, и приосанился. — Чем могу помочь? — осведомился он. Человечек затормозил перед полисменом и подпрыгнул, словно не зная, как еще выразить обуревавшие его чувства. — Воры! — И без того высокий голос перешел в писк. — Ограбление! Полисмен отодвинул каску назад, чтобы видно было, как сурово сводит он брови. — Ограбление? — переспросил он. — Где? — В моей лавке! — воскликнул человечек. — В моей ювелирной лавке! Полицейские брови сдвинулись еще больше, а жесткие усы встали торчком, словно уши насторожившегося терьера. — Где эта лавка? — Дальше по улице и направо, сэр! Ювелирная лавка «Фишер и сыновья», Джозеф Фишер — это я, сэр! Полисмен деловито зашагал в направлении, указанном всполошенным ювелиром. Тот семенил следом. — Что украдено? — бросил полисмен через плечо. — Что?.. Ох… В том-то и проблема! Видите ли, у меня был перстень. Дивной красоты изумруд в золотой оправе. Не думайте только, пожалуйста, что ценный перстень был у меня всего один, ни в коем случае! У меня все изделия как на подбор… Но этот перстень был великолепен! — Где он лежал? — В лотке на витрине, сэр, вместе с еще несколькими ценными перстнями. Его я держал в самой середине. И вот заходят сегодня ко мне два молодых человека, поразительно похожих друг на друга, двойняшки… Полисмен понимающе хмыкнул. Близнецов он считал явлением подозрительным. Он вообще недолюбливал все, что затрудняло идентификацию личности. — Один из этих молодых людей попросил показать ему перстни в золотой оправе. Ах, мне бы насторожиться уже тогда! Ну, скажите, кто, попросив показать товар, первым делом описывает оправу, а не камень?! — Кто? — озадачился полисмен. — Вот и я впервые столкнулся с подобным! — вскричал Фишер. — Но я профессионал в своем деле, сэр! Ко мне обращаются клиенты, иные просьбы которых не назовешь иначе как причудами, но я обязан обслужить их так же хорошо, как и любых других. И я делаю это, сэр! Как и в этот раз… — Да-да, — поторопил его полисмен. — Так что произошло в этот раз? — Я выложил перед ними лоток, сэр, и они стали разглядывать его. Они не прикасались к лотку, понимаете? Ни один из них не взял в руки перстень! Не попробовал его примерить! — Действительно, странно. — И я о том же, сэр! Они только разглядывали лоток, причем один смотрел через монокль. А потом поблагодарили и ушли. Я стал убирать лоток обратно в витрину, и тут только заметил… О боже! — Понятно, — буркнул полицейский. — Перстень тю-тю. — Да в том-то и дело, что нет, сэр! — возопил Фишер, воздевая руки к небу. — Изумруд был на месте! Полисмен резко остановился и развернулся так, что Фишер, скакавший за ним, как на веревочке, едва не ткнулся лбом в начищенные до блеска пуговицы мундира. — Как так — на месте?! — воскликнул полисмен. — Что вы мне голову морочите? Заявили о краже… — Заявил и заявляю, — подтвердил Фишер. — Изумруд на месте. Пропала оправа. — Что? — опешил полисмен. — Пропала оправа, вот в чем загвоздка! Полисмен озадаченно уставился на Фишера и поднес руку к голове, точно пытался почесать ее через каску. Оба они к этому времени уже свернули на улочку, где находилась лавка. Из-за двери под вывеской «Фишер и сыновья» выглядывал растерянный молодой человек — видимо, то ли сын, то ли приказчик ювелира. — Пойдемте-ка поглядим, — решил, наконец, полисмен. В лавке история отнюдь не стала менее таинственной. Прекрасный изумруд и в самом деле спокойно лежал на бархатной подкладке среди своих собратьев, но оправы у него действительно не оказалось. Полисмен топорщил усы, хмурил брови и чесал свою каску, но так и не разобрался в случившемся. — Так, говорите, сам перстень они не трогали? — в третий или четвертый раз уточнил он. Фишер и сын дружно замотали головами. — Но один смотрел через монокль? — Да, сэр! — А как он выглядел? — Просто великолепно, должен признать, сэр! Очень изящный, слоновой кости… Полисмен, в первый момент выкативший глаза, громогласно взревел: — Да похититель же, не монокль! — Ах, простите! — сконфуженно сказал Фишер. — Профессиональная привычка. Я же в первую очередь уделяю внимание вот таким вещицам. Итак… Он зажмурился, восстанавливая в памяти облик визитера. — Довольно высокий. В просторном зеленом плаще. Зеленом, сэр! Я потому и подумал, что ему действительно нужен изумруд: это выглядело бы гармонично. Вот второму никак бы не пошло, поскольку он носил плащ синего цвета… — Приметы! — тихо попросил полисмен. — Да, простите! — Фишер снова зажмурился. — Высокого роста, плащ… Худощавый, руки у него тонкие. Волосы черные, вьющиеся. Кожа бледная, будто он много времени проводит вдали от солнца. — Понятно, — кивнул полисмен. — А второй? Фишер приоткрыл один глаз и посмотрел на него. — Я же сказал, что они близнецы! — с укором напомнил он. — А, да… — пробормотал полисмен, поморщившись. Он несколько раз обошел лавку, заглянул под прилавок и зачем-то осмотрел крыльцо — будто надеялся, что на нем затаились загадочные злоумышленники. Но непонятная история так и не желала проясняться, и полисмен, объявив, что должен сообщить о происшествии в Скотленд-Ярд, удалился. Фишер с сыном-приказчиком печально смотрели ему вслед. — Ты веришь, что он сможет хоть что-нибудь сделать? — грустно спросил Фишер. — Нет, — еще более грустно отвечал его сын. — Я слышал только об одном человеке, умеющем раскрывать самые таинственные из преступлений. Но он служит не в полиции. — Если он способен распутать эту загадку, мне нет дела до того, где он служит! — воскликнул Фишер и тут же торопливо прибавил: — Если, конечно, это не похоронное бюро! — Да нет же! — успокоил его сын. — Этот человек — сыщик… Спустя полчаса мистер Джозеф Фишер, ювелир, уже стучался в дверь дома 221б на Бейкер-стрит. Миссис Хадсон, встретившая гостя, с сожалением сообщила ему, что мистера Холмса не будет до завтрашнего дня. Фишер был весьма огорчен вынужденной затяжкой, и, чтобы хотя бы отвести душу, рассказал почтенной домовладелице о своих злоключениях. Миссис Хадсон отнеслась к рассказу с таким сочувствием, и так горячо заверила ограбленного ювелира, что сразу же поведает о нем Холмсу, что Фишер отправился обратно в свою лавку почти совсем успокоенным. Ни сам он, ни миссис Хадсон не заметили, что у истории с пропавшей оправой оказался еще один слушатель. Это был самый обычный прохожий; возле дома 221 б он остановился, достал из кармана свежий выпуск газеты, развернул его и принялся просматривать заголовки. Среднего роста, с волосами неопределенного цвета, в тускло-сером пальто, он стоял всего в паре шагов от крыльца, но никто так и не обратил на него внимания. Миссис Хадсон, распростившись с Фишером, заперла дверь и возвратилась в гостиную, где ее поджидал накрытый стол, аппетитно поджаренные тосты, горячий чай, а также Мерлин с чашкой в руках. Не далее как сегодня утром Мерлин завершил магическую защиту дома на Бейкер-стрит, и миссис Хадсон упросила его остаться на чашечку чая. К мистеру Холмсу захаживали самые диковинные посетители, порой даже коронованные, но, согласитесь, один из самых могущественных магов мира — это совсем другой коленкор. — А у вас, как я погляжу, от посетителей отбоя нет, — заметил Мерлин, помешивая ложечкой в чашке. — И не говорите, сэр! — Миссис Хадсон уселась за стол. — Только мистер Холмс за порог, как тут же выясняется, что он кому-то нужен. Жаль, что они разминулись с этим господином, который только что приходил. С ним приключилась таинственная история, а мистер Холмс как раз такие больше всего и любит! — Таинственная? — с любопытством переспросил Мерлин. Ему всегда было интересно, какие зачастую вполне очевидные вещи и явления казались мистическими обычным людям. — Да, сэр, представляете, это бедняга-ювелир, у которого внезапно пропала оправа от перстня! Мерлин невольно фыркнул. Миссис Хадсон тоже рассмеялась. — Этот недотепа сам, кажется, больше изумлен, чем возмущен. — Оправа, надо полагать, была ценная, — сказал Мерлин. — Разумеется, сэр, золотая — так он сказал. — Тогда чему тут удивляться? — Мерлин пожал плечами. — Оставил ее где-нибудь без присмотра, ее и увели прежде чем он даже успел в нее вставить камень. — Да нет же, сэр, в том-то и дело! — оживленно воскликнула миссис Хадсон. — Камень уже был в оправе! Причем, как я поняла, очень ценный. И вот заявляются к нему в лавку два молодчика, разглядывают перстень в монокль, причем в руки даже не берут, и вдруг на тебе! Камень на месте, а золотой оправы как не бывало! Наступила тишина. Мерлин поставил чашку на стол. — А камень, значит, на месте? — тихо переспросил он. — Да, сэр, представляете?! — И оправа, говорите, была из золота? — Именно, сэр. Ах, вы, мистер Мерлин, точь в точь как мистер Холмс — у него вот так же ушки на макушку встают, когда он тайну почует. — Извините, миссис Хадсон, но я боюсь, что здесь дело посерьезнее, чем просто тайна. — Мерлин встал и сдернул с вешалки свой плащ. — К сожалению, я вынужден покинуть вас. Мне срочно нужно кое с кем посоветоваться. — Точно, сэр, вы совсем как мистер Холмс, — огорченно сказала миссис Хадсон, глядя на нетронутые тосты. — Тот тоже как наткнется на интересное дело, так даже о еде забывает. — Простите, миссис Хадсон, но я вынужден срочно вас покинуть. Надеюсь, впрочем, вы разрешите еще как-нибудь сюда наведаться, — добавил Мерлин, чтобы не слишком расстраивать добрую хозяйку. На улице уже смеркалось. С неба валили крупные хлопья снега, застилая ровным покровом булыжники мостовой. Мерлин запахнул плащ и спустился с крыльца. В этот момент пробили часы, наполнившие гостиную миссис Хадсон гулким звоном. Заклинание вступило в силу. По замку Бражелон плыла праздничная мелодия, наигрываемая целым оркестром. На волосах музыкантов поблескивали конфетти, ленты серпантина взмывали в воздух и падали на плечи танцующих. Из толпы, кружащейся по залу, выбралась запыхавшаяся Констанция Бонасье. Щеки ее горели от радостного волнения. Одно дело — присутствовать на королевских балах, будучи камеристкой Анны Австрийской, и совсем другое — получить приглашение в конверте с золотым узором и увидеть в нем собственное имя, вписанное рукой д’Артаньяна. Сам д’Артаньян, правда, успел куда-то подеваться: стоило ему оказаться в компании своих троих друзей, как у них немедленно возникали какие-то дела, в которых не было места посторонним. Констанция давно уже привыкла к этому и не обижалась. Да и грех был бы обижаться, поскольку чем-чем, а вниманием восхищенных кавалеров хорошенькая галантерейщица оказалась не обделена. Она уже успела потанцевать и с Альбером де Морсером, не сводившим с нее восторженного взгляда, и с сэром Гаретом, и с Паганелем, то и дело сбивавшимся с ритма, но все равно очень милым. Констанция села на один из свободных стульев и принялась обмахиваться платочком, оглядываясь по сторонам. Внезапно возле нее появился Шерлок Холмс с бокалом шампанского. — Я подумал, что вас может мучить жажда, — с улыбкой произнес он. — О, спасибо! — с благодарностью произнесла Констанция, принимая бокал. — Так и есть. — Чудесные духи, — промолвил Холмс, мельком взглянув на платок в ее руке. — Ландыш? — Да. — Констанция посмотрела на него с удивлением. Чего-чего, а репутации ухажера за ним не водилось. — Однажды я, помнится, уже встречал этот ландыш, — сказал Холмс. — Он расцвел в довольно неожиданном месте. На свитке с предложением отпраздновать Новый Год, собравшись вместе… но с некоторыми ограничениями. — Ох… — Щеки Констанции залил густой румянец. Она потупилась было, но уже через мгновение подняла глаза. — Что плохого в моем желании не видеть на этом празднике ту, которая хотела убить меня просто назло моему возлюбленному? Неужели вы меня осуждаете? — Разве я произнес хоть слово упрека? — возразил Холмс. Он взял стул, придвинул его и сел возле Констанции, заглядывая ей в глаза. — Я прекрасно понимаю ваши чувства. Мне просто хотелось бы знать, кто посоветовал вам это сделать. — Королева Гвиневера, — простодушно сообщила Констанция. — Она попросила меня написать это письмо, сказав, что ее почерк Артур узнает с первого взгляда. — А вы привыкли выполнять просьбы королев, ни о чем не спрашивая, — дополнил Холмс. — Сударь! — В глазах Констанции появилась тревога. — Вы так расспрашиваете меня об этом, что я уже боюсь, не сделала ли я нечаянно что-нибудь дурное. Прошу вас, скажите, что это не так! Холмс с сокрушенным видом покачал головой. — Простите меня. Я никак не хотел вас расстроить. Что может быть дурного в том, чтобы собраться на новогоднем празднике! Это просто я, будучи лишен компании злоумышленников всевозможного толка, чувствую себя немного обделенным и оставшимся не у дел. Вот и разгадываю все маленькие тайны, какие только попадутся. Констанция рассмеялась. Холмс улыбнулся ей, встал, и, вежливо поклонившись, отправился дальше. В углу зала он приметил Нимуэ с бокалом шампанского в руках. Она сидела в сторонке, не обращая никакого внимания на танцующих, и вид у нее был весьма и весьма довольный. Праздничные окна — это удивительный мир. Эти окна особенно ярко светятся в темноте. Даже если за ними не слышно музыки, она все равно видна в особом мерцающем сиянии, в колыхании занавесок, в плавных движениях мелькающих силуэтов. Эти окна озарены улыбками и смехом, они подобны застывшим в воздухе огням фейерверков. Праздничные окна зовут к себе. Они вдвойне заманчивы, когда в них заглядывает холодный ветер, и скованные холодом ветви деревьев похрустывают, словно цокают зубами продрогшие дриады. Мерлин давно не смотрел на окна с таким вожделением. С каждым шагом по заледеневшей дороге они становились все ближе и разгорались все ярче, и он уже сам не мог бы сказать наверняка, чего он жаждет больше: поделиться с Артуром и другими надежными людьми своими опасениями или устроиться поближе к растопленному камину со стаканом согревающего грога. Ветер бесцеремонно дергал его за плащ и засовывал за шиворот снежинки, а мороз кусал пальцы. Это была крайне неприятная компания, и от нее хотелось отделаться как можно быстрее. Из темноты выступили кованые ворота. На железных прутьях поблескивала наледь. Прикасаться к ним в такой холод вряд ли было приятно, но что поделаешь. Мерлин протянул руку… …и она уперлась во что-то совсем не холодное, но твердое и невидимое. Мерлин сощурил глаза, пытаясь разглядеть, на что же он наткнулся. Но то ли тьма стояла чересчур густая, то ли снег валил слишком плотной стеной, то ли зрение с годами утратило четкость — так или иначе, ничего не было видно. Мерлин сделал еще шаг вперед, и на этот раз все та же незримая сила мягко, но решительно оттолкнула его назад. Потрясенный Мерлин отступил, расширенными от изумления глазами глядя на ставшие недосягаемыми ворота. Его не пропускала защита, которую он сам же устанавливал на домах героев, и снять эту защиту можно было только изнутри. Прибрежные скалы Оркнеев привыкли к рокоту штормовых волн и к пронзительным крикам чаек. Привыкли к грубым голосам рыбаков и гортанным окрикам воинов, приплывающих с севера на кораблях, украшенных драконьими головами. К лязгу мечей и к свисту стрел. К заунывным песням над свежими могилами, с трудом вырытыми в промерзшей каменистой земле. Но звучная ария из итальянской оперы, исполняемая слегка спотыкающимся голосом, летела над ними впервые. — Матушка, ну, что я могу поделать?! — зашипел Мордред, когда Моргауза в очередной раз вцепилась в его рукав с требованием прекратить безобразие. — Кто виноват, что Бенедетто ввалился сюда уже пьяным? — До Нового Года еще несколько часов, а твой приятель уже лыка не вяжет! — Ну вот и протрезви его сама, ты же у нас волшебница! — Я не умею! Моргауза обернулась к сестре, но та лишь пожала плечами: — Ладно тебе, дай молодежи повеселиться здесь, если уж их не пустили на праздник кое-где еще. Дипломатическая уловка сработала. Моргауза махнула рукой. — Ну, пускай. Только следи, чтобы он не храпел под столом. — Он и не думает, — заверил Мордред, убегая. — И чтобы не пел под столом! — крикнула Моргауза ему вслед. Моргана подошла к окну и выглянула наружу. Ветер, дующий с моря, давно уже разогнал грозовые тучи, унеся их обрывки далеко на юг. Теперь над островом просто тянулось унылое серое небо… в котором происходило нечто странное. А именно, по этому небу летел воздушный шар. В самом по себе воздушном шаре, впрочем, ничего удивительного не было. Он был самый обычный, раскрашенный яркими разноцветными полосами, с корзиной, на которой болтались мешки с песком. Странным казалось то, что он бодро летел против ветра. Надо отметить, что странным это казалось бы лишь постороннему наблюдателю. Двое рыбаков, шедших к своим хижинам от моря, запрокинули головы, поглазели на диво, да и то не стали особо изумляться — пожали плечами да пошли себе дальше. Как и все местные, они давно уже привыкли к творившимся здесь чудесам. Моргана же, оглядывавшая окрестности из окна, при виде шара заулыбалась. — Новые гости! — крикнула она сестре, оглянувшись. Моргауза метнулась было к окну, но тотчас свернула к зеркалу. Поправила волосы, которым все равно суждено было тотчас разметаться от ветра, и только после этого подбежала к Моргане и выглянула наружу. — Кто там, кто? — причитала она, щуря глаза. Шар снижался, и уже можно было различить силуэты троих человек, стоявших в корзине. — Мориарти! — воскликнула Моргана, зрение которой было острее, чем у ее сестры. — С ним Моран, и еще… кто же это? Белая богиня, да это же Айртон! Неужели эти зануды даже его не пустили? — Сказали, что Айртона бы пустили, да Бен Джойс не дает, — фыркнула Моргауза. — Тем лучше для нас: он такой великолепный, такой брутальный, сама увидишь! О, смотри-ка, Моран и тут со своим неизменным ружьем. Моргана ничего не отвечала: ее взор был прикован к профессору Мориарти. Тот стоял, держась за край корзины и с любопытством смотрел вниз. Словно почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, он поднял голову. Увидев двух женщин, стоявших у распахнутого окна, он улыбнулся и поднял руку в знак приветствия. Моргана ничего не сказала бы сестре, но в глубине души она не сомневалась, которой из них была адресована улыбка. Шар продолжал снижаться. Он уже летел всего в пяти-шести футах над землей, когда воздушное течение увело его за башню, скрыв от глаз сестер. — Пойдем, встретим их! — нетерпеливо крикнула Моргауза, и, схватив сестру за руку, потащила ее за собой. Они пробежали мимо продолжавшего радостно петь Бенедетто, которого Мордред с Мордаунтом безуспешно пытались спровадить в спальню для гостей. По коридорам уже сновали слуги с подносами. Пролавировав среди них, Моргана и Моргауза выбежали из замка. Шар уже стоял на земле, и двое слуг привязывали его тросами к кольям, вбитым в землю. Мориарти, Моран и Айртон направлялись к замку. — Дорогие леди! — Профессор отвесил женщинам поклон. — Должен поблагодарить вас за то, что обеспечили нам такую легкую дорогу. — Это все она! — Моргауза дернула Моргану за руку. — Это она у нас командует ветрами да бурями, а мне как-то ближе то, что на земле… Говоря это, она пожирала глазами Морана и Айртона, мучительно выбирая, на ком же остановить наиболее соблазнительную из улыбок. — Я не сомневался. Мориарти шагнул к Моргане, предлагая ей руку. Та взяла его под локоть и повела в замок, предоставив сестрице и дальше постигать нелегкую участь Буриданова ослика. Спустя час гости уже сидели за столом. Моргауза, обнаружившая, что Себастьян Моран охотнее всего говорит об оружии, уступила его леди Винтер, рассудив, что у них найдется достаточно общих тем, а сама сосредоточила внимание на Айртоне. Тот поначалу улыбался, но постепенно начал нервно поглядывать по сторонам, словно высматривая путь к отступлению. После длительного времени, проведенного в одиночестве на необитаемом острове, настойчивый переизбыток женского общества отнюдь не вызывал у него радости. Бенедетто удалось, наконец, водворить в спальню, и слух собравшихся услаждали байки и сплетни вместо романтических итальянских арий. — Должен признаться, — говорил Мориарти, — что испытал сегодня некоторое злорадство из-за этого сборища добродетелей. Вы, должно быть, знаете, что туда направился и мой, с позволения сказать, антагонист… — Ваш добрый гений, — съязвил Мордаунт. Мориарти расхохотался. — Отличное определение! Так вот, вскоре после отъезда моего доброго гения к нему заявился клиент с очень интересным, необычным делом. Наш человек, дежуривший у дома на Бейкер-стрит, пересказал мне все, что услышал. — И что же произошло? — поинтересовался Агравейн. — Весьма необычная кража. Это одна из тех загадок, которые приводят мистера Холмса в восторг. Представьте себе, у одного незадачливого ювелира украли оправу от перстня, не тронув сам камень — редкой ценности изумруд. Собравшиеся расхохотались, оценив абсурдность ситуации. — Признаться, если бы я был склонен заниматься сыскным делом, я бы сам занялся этой задачкой — очень уж она занятная, — сказал Мориарти. — Представьте, профессор, вам предоставляется именно такая возможность, — произнес у него за спиной чей-то незнакомый голос. Мориарти резко обернулся. Все подняли глаза на гостя, незаметно вошедшего в зал. — Присвистнул бы я сейчас, да денег не будет, — произнес Агравейн, нарушив повисшее было молчание. — Мерлин?! — изумленно проговорила Моргана. Вот что произошло. Некоторое время тому назад Мерлин стоял посреди дороги, ведущей к замку Бражелон, и подпрыгивал от холода. Заледеневшие ворота больше не казались промерзшими и противными на ощупь. Наоборот, как никогда хотелось прикоснуться к ним и ощутить, как они поддаются под рукой. Но ворота стояли заледеневшие, надменные, и недосягаемые настолько, что их неприступности позавидовала бы любая военная крепость. К ним даже нельзя было просто притронуться. Сквозь переплетение голых ветвей глумливо подмигивали окна. Замок являл собой самое противное зрелище на свете. Первым желанием Мерлина было возвратиться к себе домой и выбросить из головы все дела. Но он тут же спохватился, что до полудня завтрашнего дня ни о каком доме не может быть и речи: мерзкое заклятие не пустит его в его же собственную пещеру. Уютную и теплую. Мерлин пообещал себе дознаться, кому первоначально принадлежала затея с огороженным праздником, и наколдовать ему какую-нибудь пакость, типа неистребимых слизней в саду. Узнают тогда, от кого надо ставить магическую защиту. Итак, путь домой был отрезан, и оставалось одно: все-таки исполнить роль героя, навязанную ему против воли. Без союзников Мерлину было не обойтись, но к кому же теперь он мог обратиться? Все герои, способные взяться за такое хлопотное дело, как спасение мира, были заняты танцами и фейерверками, и достучаться до них не было ни малейшей возможности. Впрочем, нет — одна возможность все-таки оставалась. Мерлин вспомнил, что не окружил заклятием замок Монте-Кристо. Но гордость не позволяла ему явиться туда, где отказались от его услуг, и откуда сам он исчез так демонстративно. Мерлин, кусая губы, оглядывался по сторонам, не зная, как теперь быть. Внезапно у него вырвался радостный возглас: по дороге брел крестьянин, тащивший на плече охапку хвороста. — Постойте! — закричал Мерлин, бросаясь к нему. — Остановитесь, пожалуйста! Крестьянин, едва не выронивший хворост от неожиданности, подпрыгнул и развернулся к нему. В темноте мутно блеснуло лезвие широкого ножа, которым впору было рубить не только ветки, но и молодые деревца. — Ты кто такой?! — закричал крестьянин. — А ну не подходи! — Успокойтесь! — воскликнул Мерлин, останавливаясь. — Я всего лишь хотел попросить вас об одной услуге. — Не о чем меня просить! — огрызнулись из темноты. — Я только прошу вас войти в этот замок и передать кое-что его хозяину! — А кто ты такой, чтобы я от тебя что-то передавал господину графу? Мерлин стиснул зубы, с трудом заставляя себя сдержаться. — Граф обо мне хорошо знает. Ну, ладно, можешь передать кому-нибудь из слуг, что его ждут за воротами. — Ага, нашел дурака, — заявил крестьянин. — Откуда мне знать, что ты за птица. Коли пришел с добром, а не со злом, так проходи в ворота да передавай сам что хочешь и кому хочешь! С этими словами он подкинул вязанку, удобнее устраивая ее на плече, и зашагал дальше. Его силуэт скоро скрылся в темноте, но вьюга еще некоторое время приносила отголоски его угрюмого ворчания. Мерлин от души выругался так, что всем помянутым в замысловатом проклятии оставалось только благодарить судьбу за то, что это была всего лишь брань, а не заклинание. — Я-то как раз пришел с добром! — воскликнул он, зябко обхватывая себя за плечи. — Но раз меня все равно не пропускают, то пусть пеняют на себя: мне ничего не остается делать, кроме как обратиться к злу. Вино согревало кровь и придавало силы, и настроение Мерлина улучшалось на глазах. Он сидел, обхватив кубок обеими руками, и смотрел на него с неизъяснимой нежностью. При этом он не обращал ни малейшего внимания на устремленные на него взгляды, весьма далекие от дружелюбия. Ему было совершенно безразлично, в каком расположении духа будут пребывать злодеи, на плечи которых он взвалил нелегкую задачу спасения мира. — Я, все-таки, хотел бы знать подробности, — сказал, наконец, профессор Мориарти. — Что же это за заговор, который может отразиться на судьбе каждого из нас? Пока Мерлин не расположился возле пылающего очага и не получил в свое полное распоряжение кубок вина, он излагал случившееся довольно бессвязно. Однако и того немногого, что он успел сообщить, в сопоставлении с тем, что все уже слышали от Мориарти, хватило, чтобы пробудить в собравшейся компании чувство тревоги. — В магических кругах с недавних пор пользуется известностью некий Ариес Мейстербакке, — заговорил Мерлин, согревшийся, в конце концов, достаточно, чтобы полностью восстановить душевное равновесие. — Колдун и алхимик, юный, но необычайно талантливый… Моргана кивнула, в задумчивости закусив губу: ей приходилось слышать это имя. — У него есть брат-близнец, Таурус, — продолжал Мерлин. — Ариес был рожден до полуночи, а Таурус — после, и получилось, что по календарю они принадлежат к разным знакам Зодиака, Овну и Тельцу. Это сказалось и на их магических способностях. Таурус родился под покровительством стихии земли, и больше склонен к точным наукам, а в волшебстве он хуже, чем… Мерлин невольно бросил взгляд на Моргаузу. — Продолжай, — поспешно попросила Моргана. — Зато у Ариеса колдовских сил хватало на двоих. Ходили слухи, что он сумел повторить весь исследовательский путь Николя Фламеля и прийти к тому же результату, что и он. На лицах большинства присутствующих ничего не отразилось, но у нескольких, в том числе у Морганы и Мориарти, вырвался изумленный возглас: — Не может быть! — Почему же не может, — пожал плечами Мерлин. — Что удалось одному человеку, вполне может быть повторено другим. — О чем речь, кто мне объяснит? — поинтересовался Мордред. — О философском камне, — сказала Моргана. — Это такая драгоценность? — уточнил Агравейн. — Нет, юноша, — произнес Мориарти. — Это гораздо ценнее. — Ценнее золота? — удивился Агравейн. — Да. Это то, с помощью чего золото можно получить. — Ба! — раздался жизнерадостный возглас. — Выходит, мой ножичек — это философский камень! Оказалось, что это Бенедетто удрал из спальни и теперь одаривал всю компанию благодушно-пьяной улыбкой. — Некоторые для этой же цели используют мозги, — вполголоса произнесла Моргана. — Да, но один философский камень хорошо, а два лучше, — пошутил Мориарти. Однако его лицо тотчас снова сделалось серьезным. — Продолжайте, пожалуйста, господин Мерлин, мы внимательно слушаем вас. Мерлин пожал плечами и снова взялся за кубок. — Я, собственно, все уже сказал. Теперь можете взять все, что нам известно, и сделать выводы. — А что нам известно? — спросил Моран. — Есть маг, который, по слухам, получил философский камень, — начал Мориарти. — Нет! — прервал его Мерлин. — Начать надо не с этого. — А с чего же? — Есть некто, организовавший праздник, на котором собрались все герои, — сказал Мерлин. — Все, кто мог бы помешать осуществлению крупного заговора. — Вот оно что, — процедила Моргана. Мерлин кивнул и продолжил: — Все они отгородились от мира защитной стеной. На самом деле эта стена попросту удерживает их в изоляции от мира, а вовсе не защищает. — То есть, скорее, защищает нас, — не удержавшись, вставил Мордред. — Пожалуй, — согласился Мерлин. — Вас и заговорщиков. И уже после этого мы имеем мага, владеющего тайной философского камня, и загадочный случай с близнецами, после визита которых у ювелира исчезла оправа от перстня. Золотая оправа, господа. — Боже милостивый… — Мориарти нахмурился. — Мне это очень не нравится, мистер Мерлин! — Мне тоже не нравится, — сказал Мордред. — Наверное, из-за того, что я ничего не понял. — Я понял со слов своего соглядатая, что эти близнецы даже не брали перстень в руки, только посмотрели на него через монокль, — сказал Мориарти. — Получается, так, — согласился Мерлин. — Хорошая магия, должно быть, — сказал Моран. — Это же надо — украсть золотую оправу, даже к ней не притронувшись. Мориарти развернулся к нему. — Да они вовсе не украли ее, как вы еще не поняли! Они ее уничтожили! Наступила пауза. — А как… — начал Агравейн. — Видимо, в монокль было вмонтировано какое-то устройство, — предупреждая вопрос, сказал Мерлин. — Нечто позволяющее уничтожать именно золото, оставляя в неприкосновенности все остальное. — Но зачем им это? — вырвалось у миледи. — Все очень просто, сударыня, — вздохнул Мориарти. — Близнецы получают философский камень, с помощью которого можно создавать золото. При этом они уничтожают все остальное золото мира. И становятся единственными обладателями и творцами всего золота на свете. — Золотой путь к власти над миром, — пробормотал Мордред. — Именно. — Уничтожить все золото мира? — пронзительным голосом выкрикнула Моргауза. Ее рука потянулась к сверкающему гребню, которым были заколоты ее чудесные рыжие кудри. — А мои украшения?! — Я мог бы утешить вас тем, что вы прекрасны сами по себе, но должен признать, что да, милые вашему сердцу дорогостоящие безделушки окажутся обречены на гибель так же, как и оправа перстня бедного мистера Фишера. — Еще чего! — вскипела Моргауза. Миледи молчала, но с тревогой проверяла серьги в ушах. — А когда они собираются это сделать, а?! — вскричал Агравейн, обводя всех испуганным взглядом. — А когда у нас праздник, братец? — с ехидством в голосе спросил Мордред. — Как — когда? Сегодня же… О господи!.. — Сейчас, — сказал Мориарти. Зеркало медленно, словно нехотя, поворачивалось в своей тяжелой металлической раме. По его поверхности пробежало отражение заставленного пробирками и колбами стола, книжного шкафа, сверху донизу набитого старинными фолиантами, странного прибора, похожего на телескоп, оснащенный обоймой… — Стоп! — скомандовал Таурус. — Хорош. Ариес, вращавший зеркало, остановился и выглянул из-за рамы. — Точно? Таурус кивнул. — Абсолютно точно. Я все рассчитал. Наступала та фаза работы, когда он перехватывал инициативу у брата-колдуна. Сейчас в игру вступали точные расчеты: предстояло установить зеркало так, чтобы оно направило на крупнейшие отражающие поверхности в округе луч, разрушающий связь между молекулами, образующими золото. Любые другие соединения остались бы невредимыми, но металл солнца был обречен на гибель. В ближайшее время хранилищам банков, сейфам, сундукам, шкатулкам и потайным карманам предстояло опустеть, лишившись одного из главных сокровищ мира. А луч тем временем несся бы дальше, устремляясь от озер к окнам домов, от окон к хрустальным бокалам в буфетах, от бокалов — снова к окнам, и так далее, и далее, по всему миру. Миру, который в течение каких-нибудь нескольких дней добровольно сложит свои блага и сокровища к ногам мало кому известных прежде братьев Мейстербакке. Таурус оглянулся на атанор, в котором вот-вот должно было завершиться Великое Делание — процесс сотворения философского камня. Второй раз за всю историю существования человечества, впервые со времен Николя Фламеля мечте алхимиков суждено было претвориться в жизнь. Темноту, окутавшую остров, разгоняло пламя факелов. В отдалении грозным невидимкой рокотало море; волны, усилившиеся с наступлением ночи, с яростью ударялись о скалы. Воздушный шар покачивался на тросах, притягивавших его к земле. — Это единственное, что у нас есть, — проговорил Мориарти, задумчиво глядя на шар. Часть гостей добралась до острова морем, но от корабля сейчас было бы мало проку. Мерлин появился здесь при помощи магии, но на это ушли остатки его колдовской энергии. Сейчас он даже не сумел бы зажечь свечу щелчком пальцев. Из волшебников, способных быстро преодолеть расстояние до замка близнецов, оставалась только Моргана. Однако такой путь отнял бы у нее самой слишком много сил, чтобы она смогла выдержать потом противостояние с мощным магом. Итак, оставался только воздушный шар, со всеми его недостатками. Главных изъянов сейчас было два. Во-первых, его все равно надо было направлять, чтобы не оказаться заброшенными невесть куда по прихоти ветра. Во-вторых, этот шар мог бы поднять самое большее пятерых человек. — Я в любом случае полечу, — сказала Моргана, ежась на пронизывающем ветру. — Без меня туда просто никто не попадет. — Я тоже полечу, — откликнулся Мориарти. — Эта история вызвала у меня научный интерес, не говоря уже о затронутых материальных интересах. — Никуда не полечу, — заявила Моргауза. Она бросила взгляд на небо. — Как представлю, какой там холод и ветер… Подумать страшно, во что через несколько минут превратится моя прическа. — Думаю, никто не будет настаивать, — торопливо сказал Айртон, и, прежде чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, запрыгнул в корзину. — Я тоже должен полететь. Эта штука требует в управлении не только магии, а мои друзья с острова рассказывали мне, как с ней надо обращаться. — Профессор, если вы не возражаете, — произнес Моран, забираясь следом за Айртоном. — Думаю, мы с моим ружьем не будем лишними в предстоящей кампании. — Не будете, — заверил его Мориарти. Он помог Моргане забраться в корзину и сам залез следом за ней. — Еще двое! — крикнул он. Мордред и Мордаунт переглянулись и, не говоря ни слова, сиганули в корзину. — А ты куда? — удивилась Моргана. — А мы, как положено примерным сыновьям, летим спасать побрякушки наших матушек, — подмигнув ей, пояснил Мордред. Моргана, фыркнув, отвернулась. — Сын! — Миледи, растолкав собравшихся, кинулась к корзине. — Дитя мое! Вот, возьми! Она протянула Мордаунту какой-то мешочек. — Что это? — озадаченно спросил он. — Как — что? — Миледи как будто даже удивилась такой недогадливости. — Порох! — Какая женщина! — прошептал Моран, любовно стискивая ружье. — Спасибо, матушка. — Мордаунт спрятал мешочек за пазуху и повернулся к Мориарти. — Профессор, давайте уже полетим, что ли? — Действительно, мы теряем время… — Эй! — На освещенное факелами пространство вывалился пьяный Бенедетто. — Морди! Джонни! А куда это вы без друга собрались, а? — О господи… Матушка! — с отчаянием воскликнул Мордред, показывая на Бенедетто. — Сделай что-нибудь! — Не беспокойся! — Моргауза решительно сгребла изумленного Бенедетто за воротник и оттащила от воздушного шара. — Уж на этого-то моих магических способностей хватит! — Она его не превратит ни во что? — встревожился Мордаунт. — А ну марш домой! — послышался голос Моргаузы из темноты. После этого сверкнула вспышка. — Не превратила, — с облегчением сказал Мордред. — Домой отправила. — Все! — не выдержал Мориарти. — Кто-нибудь, отвяжите, наконец, тросы! Агравейн и Мерлин отвязали веревки. Шар рванулся, кидаясь в объятия ветра, и оторвался от земли под громкие крики провожающих. Вскоре людей, оставшихся у замка, уже нельзя было различить, и только яркое пятно от света факелов еще долго не пропадало из виду. Но наконец и оно исчезло, и вскоре только заснеженные склоны гор, изредка выступавшие из темноты, стали единственным зримым напоминанием о земле. Бенедетто очутился возле ворот дома Монте-Кристо так внезапно, что потерял равновесие, и едва успел ухватиться за прутья решетки, чтобы не шлепнуться на землю. При этом он отнюдь не был обескуражен и сохранил верность присущему ему оптимизму. — Дом! — радостно заблажил он, качаясь на ограде. — Дом, милый дом! Дверь дома распахнулась и на пороге показался слуга с фонарем в руке. Он сбежал с крыльца и направился к воротам, но остановился на полпути, узнав «украшение» на воротах. — Сеньор Бертуччо! — закричал он, бросаясь обратно в дом. — Сеньор Бертуччо! — Открывай, бездельник, чтоб тебя! — орал Бенедетто ему вслед, тряся решетку. — Мне сюда знаешь кто сказал идти? Ты с ней не спорь лучше, понял? На пороге возник Бертуччо. Растерянный слуга указал ему на «воспитанника», болтающегося на решетке. Тот как раз затянул очередную песню. Классический репертуар, видимо, успел ему наскучить, и теперь окрестности оглашало то, что многие десятилетия спустя деликатно назовут «лагерным шансоном». Бертуччо кинулся к воротам, распахнул их, едва не смахнув на землю уцепившегося за прутья Бенедетто, и, схватив его за шиворот, втащил в сад. — А ну-ка заткнись! — зашипел он. — А ты кто, спрашивается, такой, чтобы мне указывать, а? — мгновенно переключаясь с жизнеутверждающего пения на драматизм, вопросил Бенедетто. — Ты мне папа? Нет. Ты вообще знаешь, кто мой папа? — Я-то хорошо знаю, кто твой папа! — рассвирепел Бертуччо. — Вот и нечего упрекать меня за то, что я напился — при таком-то папе, — заявил Бенедетто. — Я не упрекаю! — схватившись за голову, застонал Бертуччо. — Но где же ты так набрался? Кому про папу говорил? — Мордреду, — сообщил Бенедетто. Внезапно голос у него задрожал, а на глазах выступили слезы. — Ему с папой еще меньше повезло, ты представляешь? У него папа вообще… — он наклонился к Бертуччо и оглушительным шепотом поведал ему на ухо: — …король! — Сочувствую, — заверил его Бертуччо. Он ухватил Бенедетто за плечо и подтолкнул его к дому. — Быстро иди спать. — И тоже пытался его убить! — всхлипнул Бенедетто. — Как меня — мой папа-прокурор. Ты представляешь? — Сволочь, — согласился Бертуччо. — Давай-ка на ступеньку… вот так… — Нет, ты не понимаешь! — заявил Бенедетто, отстраняя его так, что тот едва не сошел задом наперед с крыльца на дорожку. — Они еще хуже! Вот бедный ребеночка топит или закапывает — так это потому что все равно есть нечего. Вот он — сволочь. А эти что? Богатые за что детишек в землю или в воду суют, а? — Буду богатым — скажу, за что тебя урыть надо, — теряя терпение, взревел Бертуччо. — Не будешь богатым! — заявил Бенедетто. — Никто теперь не будет. Если, конечно, Мордред всех не спасет. Бертуччо перекинул его руку через плечо и потащил в комнату. — Пошли, дурень! Твое счастье, что хозяина сейчас нет. — А я знаю, где он! — снова развеселился Бенедетто. — Там, где настоящие дурни собрались! Пьют, танцуют, и знать не знают, что золото их тю-тю. Бертуччо резко остановился. — Что? — переспросил он. — Золото их тю-тю, — повторил Бенедетто. — Если, конечно, Мордред всех не спасет. Я тоже с ними хотел, но как-то так случилось, что попал не на воздушный шар, а прямо к нам на ворота. Бертуччо стряхнул с плеча руку Бенедетто и прислонил его к стене. — А ну-ка, малыш, — попросил он, — расскажи мне, что такое приключилось с этим золотом, которое должен спасти твой Мордред. Вершина горы тонула в ночной темноте. Сквозь прорехи в облаках изредка выглядывала луна, и тогда золотоспасатели видели узкую дорожку, ведущую вверх по крутому склону. — Замка отсюда не видно, но он там, — сказала Моргана. — Может, поднимемся на шаре вверх? — Можно, — сказал Мордред. — Только если они нас заметят на такой высоте, то одной стрелы, пущенной в шар, будет достаточно, чтобы двое милых братишек получили в придачу к захваченному миру пять мясных пудингов. — Шар все равно понадобится, — заметил Мориарти, вглядываясь в скалы, выступающие из мрака. — Скорее всего, они хотят использовать какой-то луч, чтобы уничтожить золото. И направят его, по всей видимости, из окна. — Это по моей части, — сказал Моран. — Только поднесите к окну то, во что нужно попасть. И он поддернул лямку ружья. — Тогда вам придется подняться на шаре… Айртон, вы сможете остановиться на нужной высоте? — Теоретически за что-то зацепиться можно, — неуверенно проговорил Айртон, запрокидывая голову. — Но ума не приложу, как это сделать в такой темени… — А об этом уже я позабочусь, — заявила Моргана, забираясь обратно в корзину. Остальные ошарашенно уставились на нее. — Что вы так смотрите? — буркнула она. — У меня еще остались магические силы. — Тетушка, это и в самом деле рискованно, — заметил Мордред. — Я же не шутил насчет мясного пудинга. — Это будет менее рискованно, если мы поднимемся наверх по тропе и атакуем двери, — сказал Мордаунт. — Отвлечем их на себя. — Люблю иметь дело с военными, — сказал Мориарти. — Сейчас разлюбите, — откликнулся Мордред. — Вам придется лезть с нами. — Разве я отказываюсь? — Мориарти пожал плечами и с улыбкой взглянул на Моргану. — Если от меня будет зависеть безопасность леди… — Тогда идем, — скомандовал Мордаунт и стал подниматься по тропинке. — Встречаемся наверху! Взерошенный, растрепанный человек в распахнутом сюртуке подлетел по засыпанной снегом дороге к воротам замка Бражелон и заколотил в них что было силы. Под особенно мощным ударом ворота медленно отворились с ленивым скрипом: они не были заперты. Человек ворвался в парк и, то и дело поскальзываясь, кинулся к парадным дверям. Швейцары, стоявшие на ярко освещенном крыльце, встрепенулись и заволновались при виде незнакомца, однако тот отчаянно замахал руками, словно пытался втолковать им что-то. — Я служу у графа Монте-Кристо! — вымолвил он, когда, наконец, его дыхание выровнялось настолько, что он смог говорить. — Мне срочно нужно видеть моего господина. Один швейцар, сообразив, что что-то случилось, тотчас бросился в дом, взбежал по лестнице, ведущей в зал, и растворился в толпе гостей. Второй ввел в дом запыхавшегося Бертуччо — а это был он, — взял с подноса проходившего мимо слуги бокал шампанского и дал ему выпить. К тому времени, как Монте-Кристо вышел из зала в сопровождении швейцара, Бертуччо уже немного пришел в себя. Во всяком случае, он уже мог говорить, не задыхаясь, хотя и сбивчиво. Монте-Кристо внимательно выслушал его, и с каждым словом лицо его делалось все более серьезным. Наконец он коротко кивнул своему помощнику и быстрыми шагами направился в зал. На лестнице он прошел мимо Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Те проводили его глазами. — Какая недальновидность с моей стороны, дорогой друг! — Холмс сокрушенно покачал головой. — Я допустил нешуточную оплошность. — Какую же? — Надо было заключить с кем-нибудь пари, что с этим праздником дело нечисто. О! Слышите? — Дамы и господа! — донесся из зала громкий голос Монте-Кристо. — Я прошу вашего внимания! — Осторожно! — твердил Мордред, шагая следом за Мордаунтом по извилистой тропинке. — Вот тут, кажется, скользко, не упади! — Откуда такая заботливость?! — изумился Мордаунт. — Ты бы меня еще на руках понес. — Да на что ты мне сдался, просто у тебя порох за пазухой! — А, вот оно что. — Мордаунт остановился и вытащил мешочек. — А может, бросить его? — Не вздумай. Откуда мы знаем, что там наверху. Мы даже точно не можем сказать, сколько их. Хорошо еще, если действительно окажется всего двое. Так что, порох еще пригодится. — Ребята, не останавливайтесь! — Мориарти, несмотря на все усилия, невольно отставал от своих молодых и тренированных товарищей. И все равно он героически взбирался вверх, то и дело поглядывая туда, где осталась вторая часть отряда с воздушным шаром. — Идем, идем. — Мордаунт снова двинулся вперед. Тропинка делала очередной поворот, сворачивая за высокий заледенелый валун. Мордаунт обогнул его и тотчас быстро шагнул назад. — Стойте! — громким шепотом скомандовал он спутникам. — Что там? — зашипел Мордред. — Замок! Мы пришли! — Уфф… Даже не верится. Мордаунт осторожно выглянул из-за валуна. Замок, забившийся в расселину, возникал перед путниками внезапно, точно застигнутый, когда сам затаился в засаде. Луна, как раз в этот миг выглянувшая из-за туч, осветила дощатую дверь, даже не окованную железом. — Охрана есть? — шепотом спросил Мордред из-за валуна. — Не видно охраны. — Если не видно, это еще не значит, что ее нет. — Сам знаю! — рассердился Мордаунт. Он бегом преодолел расстояние, отделяющее его от замка, и застыл возле двери, прислушиваясь. Мордред наблюдал за ним, выглядывая из-за валуна. Позади него с трудом переводил дыхание Мориарти. Наконец Мордаунт вернулся обратно. — Ну? Есть там кто-нибудь? — нетерпеливо спросил Мордред. — Понятия не имею, — ответил Мордаунт. — Могу только сказать, что ничего не слышно. Стучаться и спрашивать, как ты сам понимаешь, я пока не стал. — Пока еще рано. — Мориарти достал коробок спичек и зажег одну из них, держа руку так, чтобы слабый огонек можно было увидеть снизу. — Разглядят? — с сомнением спросил Мордред. Словно в ответ на его слова воздушный шар качнулся и медленно стал подниматься вверх. — Вот теперь пора! — объявил Мориарти, и, обогнув своих спутников, первым бросился к двери замка. Гости покидали замок Бражелон. К воротам подкатывала одна карета за другой. По саду метались верховые: те, кто умел держать оружие в руках, собирались мчаться туда, где зрел заговор. Проблема заключалась в том, что никто не знал, где именно все происходит. Король Артур, держа коня под уздцы, терпеливо смотрел, как Монте-Кристо пытается выпытать у Бертуччо хоть какие-то сведения на этот счет. — Да не знаю я! — чуть не плача, выкрикивал Бертуччо. — И Бенедетто, похоже, сам ничего не знал, кроме того, о чем я вам уже докладывал! Я же все, что мог, у него выспросил! Кто-то тронул Артура за плечо. Он обернулся, удивленный такой дерзостью. Перед ним стояла Гвиневера. — Вы тоже собираетесь туда ехать? — спросила она. — Разумеется. — Артур, кажется, был озадачен тем, что от него могли ждать другого ответа. — Но почему? — промолвила Гвиневера. Ее глаза сощурились. — Вы хотите остановить заговорщиков? Или хотите помочь этим двоим — Фее Моргане и сэру Мордреду? Артур мгновение молча смотрел на нее, а потом снял ее руку со своего плеча. Он взобрался в седло и, посмотрев на Гвиневеру, ответил, не трудясь понизить голос: — А вы, сударыня, знаете хоть одну причину, по которой я мог бы не прийти на помощь собственному сыну? Гвиневера отшатнулась так, словно в лицо ей внезапно пыхнуло жаром из печки. Артур отвернулся. Мимо прошел д’Артаньян, обнимавший за плечи заплаканную Констанцию. Монте-Кристо тяжело вздохнул. Он давно отвык от ситуаций, когда чувствуешь себя сильным и в то же время беспомощным, и меньше всего на свете хотел привыкать к ним снова. Сквозь толпу к ним с Бертуччо протолкалась Нимуэ. — Как их зовут? — обратилась она к старому контрабандисту. Тот почему-то потупился. — Кого? Близнецов-то этих? Э-э… Знаете, Бенедетто как-то странно запомнил… — Ну же?! — поторопила его Нимуэ. — Одного, говорит, Овцой зовут, а другого Теленком! — собравшись с духом, выпалил Бертуччо. — Ариес и Таурус, — определила Нимуэ. — Вы что, знаете их? — вырвалось у Монте-Кристо. — Ну конечно, знаю! — раздраженно сказала Нимуэ. Тихий звон приветствовал Мордреда и Мордаунта, когда они подбежали к двери. Профессор Мориарти, склонившись над замком, тыкал ключом в замочную скважину. В руке у него позвякивала огромная связка ключей. — Ну-ка, молодые люди, посветите мне, — распорядился он, протягивая помощникам коробок спичек. — Так дело пойдет быстрее. — Да вы с ума сошли, профессор! — рассердился Мордаунт. — Со спичками или без, мы таким путем до утра провозимся! — А вы, юноша, предлагаете что-нибудь другое? — Отойдите-ка, — велел Мордаунт, отступая на шаг и примериваясь к двери. — И кто здесь, спрашивается, сошел с ума? — возмутился Мориарти. — Вот уж, воистину, сила есть, ума не надо! Вы хоть понимаете, какой грохот сейчас поднимется? — Мы же, вроде, собирались отвлекать внимание? — Никогда не восхищайтесь военными-самоубийцами, профессор, — заметил Мордред, разглядывая дверь. — Отвлекать лучше, когда мы проберемся внутрь! — Да мы же именно так и проберемся! — Она открыта! — сообщил Мордред, толкая дверь. Мориарти и Мордаунт, готовившиеся продолжать препирательства, запнулись и в замешательстве уставились на дверь, отворившуюся с тихим скрипом. — А если это ловушка? — подозрительно спросил Мориарти. — Никогда больше не пойду в бой с профессорами, — отомстил Мордаунт и шагнул внутрь. Это не была ловушка. Это был парадный зал пустынного мрачного замка, где середину помещения занимал огромный стол, а за столом этим стояло всего два стула. Прямо отсюда на второй этаж поднималась лестница. Она вела к полуоткрытой двери в ярко освещенную комнату. Свет из нее и заливал зал. Что находилось в комнате, снизу разглядеть не удавалось. — Что-то непохоже было, чтобы они особо тщательно оборонялись, — вполголоса произнес Мордред, переступая порог и озираясь. — Никакой охраны так и не видать. Мориарти вошел в зал следом за своими товарищами. Оглядевшись, он кивком указал на приоткрытую дверь. — Пойдемте-ка туда, — сказал он шепотом. — Что-то мне подсказывает, что главные события творятся именно там. Стараясь ступать как можно бесшумней, трое золотоспасателей на цыпочках пересекли зал и стали взбираться по лестнице. Здесь пришлось двигаться еще медленнее: старые, рассохшиеся ступени скрипели и потрескивали при малейшем движении. Наконец все трое оказались наверху. Мориарти первым осторожно заглянул за дверь. Мордред и Мордаунт видели, как он замер на мгновение, а потом с шумом перевел дыхание. — Что там? — решившись, тихонько позвал Мордред. Мориарти ответил не сразу. — Глядите сами, — пробормотал он, наконец, после непродолжительного молчания, и посторонился, пропуская товарищей. Мордред и Мордаунт заглянули в комнату. Навряд ли помещение, представшее их взорам, могло служить чем бы то ни было кроме как лабораторией. Вдоль стены вился перегонный куб, на полках блестели колбы с разноцветными жидкостями и порошками, а середину комнаты занимало причудливое подобие печи. — Атанор, — благоговейно прошептал Мориарти. — Кто-кто? — переспросил Мордаунт. — Да не кто-кто! — возмутился Мориарти. — Атанор, печь алхимика, гнездо, в котором из яйца суждено вылупиться философскому камню. Этот процесс называется Великим Деланием. И если мы вычислили все верно, то это таинство как раз подходит к концу. — Вот и хорошо, — сказал Мордред. — Раз печь еще горит, значит, еще ничего не случилось. А то пока мы добирались сюда, я раз десять спрашивал себя, что будет, если мы уже опоздали. — Вряд ли они начнут уничтожать золото, пока не убедятся, что им есть чем его заменить, — задумчиво проговорил Мориарти, обходя вокруг атанора. — Получается, мы действительно подоспели вовремя. Но вы только взгляните! Мог ли я мечтать, что мне доведется увидеть это чудо! Мало того! Увидеть его в действии! Яростный крик прервал его рассуждения. Подскочив на месте, золотоспасатели уставились на юношу в темно-зеленом балахоне, стоявшего у двери на противоположном конце лаборатории. Кулаки его были стиснуты, а глаза сверкали от бешенства. — Ариес? — вырвалось у Мориарти. Вместо ответа юноша повернулся и бросился обратно в ту комнату, откуда и пришел. Мордред и Мордаунт кинулись за ним следом. Мордред успел проскочить в закрывающуюся дверь, но в следующий миг лязгнули железные запоры, и Мордаунт оказался отрезан и от приятеля, и от колдуна. Положив мешочек с порохом на стол, он стиснул зубы и бросился в атаку на нежданное препятствие. Нескольких попыток вышибить дверь оказалось достаточно, чтобы понять: грубой силой с нею не сладить. — Профессор! — взмолился Мордаунт, потирая отбитое плечо. — Где там ваши отмычки?! Мориарти успел снова отвлечься на атанор, притягивавший его к себе, словно магнит. — Что? — встрепенулся он, поднимая голову. — Отмычки! — застонал Мордаунт. — Мордред же там с ними один! — Ах, да… Мориарти торопливо вытащил из кармана связку ключей и заспешил к двери. Мордаунт, кусая губы и яростно рыча, метался по лаборатории, точно только что пойманный тигр. Мордред заметил, как за спиной у него лязгнули засовы: судя по всему, дверь запиралась сама при помощи какого-то механизма. Во всяком случае, шагов Мордаунта он рядом с собой больше не слышал, а оглядываться не было времени. Оставалось только принять как данное то, что справляться со всем теперь придется в одиночку. Упрямо стиснув зубы, Мордред гнался за парнем в зеленом балахоне, который мчался по коридору с резвостью, удивительной для человека в такой неудобной для бега одежде. Коридор заканчивался дверью, ведущей, видимо, в еще одну комнату. Мордред видел, как Ариес влетает туда с криком: — Таурус! Таурус! На нас напали! — Кто напал? — раздался яростный голос. — Почему ты не превратил их в тараканов? Хоть какая-то живность в замке была бы! — Я отдал всю энергию печи, придурок! — Погоди, я сейчас разберусь… Мордред инстинктивно замедлил ход, услышав знакомый лязг железа, вылетающего из ножен. Он выхватил меч — и вовремя. Навстречу ему из комнаты шагнул парень, поразительно похожий на Ариеса, но одетый в синее… и вооруженный весьма увесистым мечом. Который, к тому же, он явно держал в руках умело, зараза. При виде Мордреда он нехорошо улыбнулся, чутьем хорошего бойца уловив, что противник ему достался не самый матерый. — Ариес! — крикнул он через плечо. — Запускай! Наступила недолгая тишина. — А камень? — выкрикнул, наконец, Ариес. — Пока у нас в руках Уничтожитель, не будет им проку ни от какого камня. Да им без тебя его и не вытащить. Ну же, запускай, я кому говорю! Отступать было некуда. Причем, к сожалению, во всех смыслах. Мордред перевел дыхание, покрепче перехватил меч, и, стиснув зубы, ринулся в бой. Воздушный шар медленно поднимался вдоль склона горы. Моргана, ухватившаяся за края корзины, больше не чувствовала холода. Мало того, на лбу у нее от напряжения блестели капли пота. Ее последние магические силы уходили на то, чтобы сначала охранять шар от столкновений с острыми выступами скал, а потом — чтобы удерживать его напротив единственного освещенного окна в замке. Рядом сопел Айртон, пытавшийся заарканить тросом подходящий камень, чтобы использовать его как швартовую тумбу. Моран стоял у противоположной стороны корзины. Ружье уже лежало у него в руках, палец пригрелся на спусковом крючке. Но пока еще он не стрелял: не знал, во что. В окне было видно только стену, украшенную какими-то чертежами, да огромное зеркало в блестящей металлической раме, установленное под углом и занимавшее едва ли не две трети проема. Из комнаты доносился лязг железа. Однако сражались, судя по всему, где-то на расстоянии. «Во что стрелять? — спрашивал Моран. — Где оно? Где эта адова штука? Во что мне стрелять?» — Полковник, — послышался у него за спиной тихий голос Морганы. — Скорее, я вас очень прошу… Я долго не продержусь. В первые мгновения боя Мордреду удалось сделать очень многое. А именно: проститься со всем миром, проклясть матушкины золотые побрякушки и собственную жажду не нормальных приключений, а каких-то безумных авантюр, никогда не доводившую его ни до чего хорошего, и пожелать много всего пылкого тому, кто выковал его противнику такой тяжелый меч, от каждого удара которого в руке словно колоколом гудели все мышцы. Лучше всего сейчас было бы убраться из треклятого коридора и оказаться в комнате, где уворачиваться от тяжелого клинка стало бы намного легче. К сожалению, Таурус понимал это ничуть не хуже, и был решительно настроен не отступать ни на шаг. Тельцы, как известно, славятся своим упрямством. Но Таурус не знал одного. А именно — сэр Мордред, рожденный в первый день мая, тоже был Тельцом. Более того, сейчас он был Тельцом, которому грозила гибель. Следовательно, и упрямства у него оказалось побольше. Мордред понемногу начал теснить своего противника. Один шаг назад, другой… третий… И вот оба очутились в комнате, где Ариес торопливо возился с каким-то прибором, похожим на телескоп. Переступив порог комнаты, Таурус на долю секунды отвлекся, мельком покосившись на брата. Мордред сделал то же самое, после чего оба противника снова кинулись друг на друга. Однако этого краткого мгновения Мордреду хватило, чтобы понять, что здесь происходит, и от чего именно надо ждать беды. — Моран! — заорал он что было силы. — Моран, стреляйте в зеркало! — Ариес, запускай! — взревел Таурус, с удвоенной яростью обрушивая на Мордреда меч. Этот удар как следует отбить не удалось. Мордред потерял равновесие и повалился на пол, расширенными глазами глядя на взлетевший над ним клинок. — Ну?! — закричал Мордаунт, разворачиваясь к Мориарти со стиснутыми кулаками. — Я пытаюсь! — нервно ответил профессор. — Но тут ни один не подходит, и я вообще не уверен, что у меня есть что-то подходящее! Мордаунт схватился за голову. — Вот что, — проговорил Мориарти, засовывая в скважину очередной ключ — увы, последний в связке. — Если и этот не подойдет, остановите атанор. — Так бы сразу и сказали! — процедил Мордаунт, сдергивая со стола мешочек с порохом. — Ну, что? — Не то! — возвестил Мориарти. В следующий момент его схватили за плечи и с громким криком «Ложись!» повалили на пол. Моран видел какие-то мечущиеся фигуры, отражающиеся с самого края зеркала, но не понимал, что именно происходит в комнате. Однако крик Мордреда он расслышал вполне четко. — Давайте, полковник! — выдохнула Моргана у него за спиной. Моран прижался щекой к стволу… и застыл. Стрелять… в зеркало? Возможно, кого-то рассмешит, что знаменитый охотник на тигров оказался внезапно суеверным человеком. Возможно, кто-то рассудит, что как раз проведя несколько лет среди таинственных опасностей джунглей стать суеверным гораздо проще, чем не стать. Так или иначе, полковник Моран колебался, надавливая пальцем на спусковой крючок, но так и не решаясь отжать его до конца. — Ну же… — прошептала Моргана. — Эй! — с тревогой воскликнул Айртон. Моран принял решение. Прицел быстро сместился точно на выбранную мишень, и палец плавно отжал крючок до упора. Грохнул выстрел. Пуля ударила в металлическую раму, и зеркало развернуло внутрь комнаты. Одновременно раздался пронзительный крик и шум падения. — Ариес! — заорал кто-то. Стены замка сотряс взрыв. — Я живой! — радостно постиг прекрасную истину Мордред, медленно поднимаясь на ноги. Он не знал, почему Таурус, уже готовившийся пришпилить его к полу, внезапно бросил его и кинулся куда-то в сторону. Лишь поднявшись и осмотревшись, он понял, в чем дело. Ариес, сраженный лучом из Уничтожителя, лежал на полу. Таурус, стоя перед братом на коленях, пытался поднять его, и по лицу его бежали слезы. — Что там?! — кричал Моран снаружи. Мордред подбежал к окну. — Все в порядке! Выстрел что надо! Только… Он оглянулся на Ариеса. Почему-то вид поверженного алхимика и его плачущего брата совсем не вызывал у него радости. — Можете подлететь сюда? — прокричал Мордред, снова высунувшись из окна. — Тут, кажется, нужна помощь. — Ты что ревешь? — вяло пробормотал Ариес, открывая глаза и мотая головой, словно отгоняя дурноту. — Придурок! — завопил Таурус, притягивая его к себе. — Живой! Живой же! Он все еще всхлипывал, но теперь уже от счастья. — А с чего мне было умирать, сам ты придурок?! Уничтожитель же разрушает только золото. Мордред направился к двери в лабораторию. Ее запирала замысловатая система засовов, отомкнуть которую можно было при помощи рычажка на стене в коридоре. Кто знает, для чего в двери понадобилась замочная скважина. Может, для отвода глаз, а может, просто осталась от старого замка. Отворив дверь, Мордред застыл на пороге, оглядывая раскиданную по углам мебель, осколки колб и покореженную печь, из которой торчали во все стороны куски обожженного металла. Он решил бы, что попал не в ту комнату, если бы в середине этого хаоса не стояли, свирепо глядя друг на друга, Мордаунт и Мориарти. — Я тебе что сказал сделать, юный кретин? — рычал Мориарти. — Что вы сказали, то я и сделал! — орал Мордаунт. — Я же сказал — остановить! — Так я и остановил! — Ты ее разнес к чертям собачьим вместе со всем содержимым! — А вы сказали, как еще она останавливается?! Мориарти со стоном закрыл лицо руками. — Что вы тут натворили? — послышался голос Ариеса. Алхимик шагнул в лабораторию, все еще опираясь на руку брата, и присвистнул. — Ладно, не переживай, — подбодрил его Таурус. — Все равно в этот раз ничего не получилось. Сделаешь еще. — Именно… Внезапно Ариес побледнел и вскрикнул. — Что такое? — разволновался Таурус, обхватывая его за плечи. — Формула! — закричал Ариес, хватаясь за голову. — Формула первичной материи, без которой ничего не получится! — Вы знаете эту формулу? — спросил Мориарти. — А, да что я, ведь своими глазами видел! Он бросил быстрый взгляд на обломки атанора. — Я не помню! Не помню! — причитал Ариес, сжимая ладонями виски. — Это все проклятый Уничтожитель! — При чем здесь Уничтожитель? — не понял Таурус. — Он стер из моей памяти формулу, без которой не получить золота! — закричал Ариес. Мордред замотал головой, чувствуя, что на его долю приключений выпало больше, чем хотелось бы, и побрел обратно в комнату с распахнутым окном. В окно заглядывал Айртон, свесившийся из корзины воздушного шара. — Извините, что отвлекаю, — сказал он, -но к нам спешит подкрепление, причем непрошенное. Мордред перегнулся через подоконник, глядя вниз, и чуть не свалился. По горной толпе вилась цепочка вооруженных людей, возглавляемых королем Артуром. Никаких следов Тауруса и Ариеса отважные спасатели, подоспевшие к разбору шапок, уже не застали. Мордред и остальные убедили близнецов забраться в воздушный шар и убраться от благородных мстителей подальше. Братья собирались вернуться в родную обитель, как только улягутся волнения, поднятые их «опытом». Ланселот нашел в себе силы выдавить несколько слов одобрения, выслушав историю о том, как Мордред бился с Таурусом в коридоре замка. Сам Мордред считал более важным то, что Артур сгреб его в охапку и назвал сыном. Надо же, при всех назвал — и сам не заметил. Наверное, и в самом деле переволновался. В Камелоте Гвиневера, кусая губы, шарила по своей шкатулке, одержимая желанием расспросить кое о чем проклятое зеркальце. Но, сколько она ни рылась в своих безделушках, никакого зеркала в оправе из серебряных нитей она не нашла. Только на дне шкатулки неведомо откуда взялась горстка серой пыли. Серебро гномов бывает не менее коварным, чем золото гоблинов. — Я так понимаю, кое в чем я был неправ? — спросил Мерлин. Они с Нимуэ стояли на утесе, поднимавшемся над тяжелыми пенистыми волнами. Белые барашки казались сверху маленькими непоследливыми сугробами. — Интересно, понимаешь ли, в чем именно, — отозвалась Нимуэ, глядя на серый горизонт, где небо сливалось с морем. — Я гораздо больше думал о магии, чем о тебе? — И что ты сделаешь, чтобы это изменить? — спросила Нимуэ, пооврачиваясь к нему. — Что-нибудь наколдуешь? — Нет, — сказал Мерлин и ткнулся лбом в ее волосы. — Ты не представляешь, как я в последние дни устал колдовать. И тогда Нимуэ снова заулыбалась.