Вдали от вас

Он любил их слушать. С этим не могло поспорить ни то, что даже он, воспитанный несколько в особенных условиях, знал, что все это неправильно, ни то, что уже глубоко за полночь, а завтра рано утром предстоит провести полный смотр войск. Он повернулся на спину, длинные, белизной соперничающие с лунным светом, волосы разметались по постели. Его глаза закрылись, и он принялся вслушиваться в звуки тяжелого дыхания и едва различимое шуршание одежды, такое тихое, что даже совершенный слух генерала с трудом различал его. Затем последовал скрип плотной кожи о кожу, сопровождаемый низким стоном. Сефирот зажмурился. Он знал, что не должен это делать. Послышался смешок, тихий резкий вздох, металлический звон пряжки упавшего на пол ремня и снова сладкий стон, такой распутный и соблазнительный, такой… вне сомнения принадлежащий Генезису. А шорох, должно быть, от спускаемых вдоль умопомрачительно длинных ног брюк. Внутренним взором он видел, как Анджил своими большими руками стягивает их все ниже и ниже, оставляя нежные, невесомые, подобные прикосновениям крыльев бабочки, поцелуи на притягательно белоснежных бедрах. Стон, на этот раз голос был ниже и грубее, но от этого не ставший менее прекрасным, достиг ушей генерала, порождая толпу мурашек, сбежавших по его позвоночнику. Он знал этот звук, знал все звуки, что они издавали, осознанно или нет, и этот означал, что некий барьер был пройден. По жилам Сефирота прошла волна чистого удовольствия. Он знал, что не должен этого делать, но все же скользнул рукой под одеяло, проводя по своему напрягшемуся животу и ощущая, как подрагивают под пальцами тренированные мышцы в унисон с влажными звуками поцелуев и вторящим им вздохам и тихим постанываниям. Он представил, как бы было хорошо, почувствовать эти губы на своем теле, зацеловать их до трещинок, ощутить жаркий шелк языка, что дразняще обовьется вокруг его собственного… Сефирот положил руку себе на бедро, волны напряжения пробегали по всему телу. Он продолжал слушать смешки и вздохи Анджила, бессвязный поток непристойностей Генезиса, проигрывая все за закрытыми веками, каждую ласку осторожных пальцев, каждую оставленную ногтями царапину, каждый нанесенный зубами укус. Звуки становились все громче, резче, отрывистее, а эрекция – все болезненнее. О, боги, как бы он желал, чтобы они оказались сейчас рядом с ним на черных простынях, и он смог бы дотронуться до них, ощутить, попробовать на вкус… Генерал представил, как бы его пальцы запутались в рыжих и черных прядях, таких умопомрачительно контрастных, его губы запятнали бы поцелуями все участки обнаженной кожи, а в ответ он бы услышал свое имя, срывающееся с губ в тихой мольбе о большем, всегда о большем удовольствии. С трудом подавив стон, он протянул правую руку, вслепую пошарив в верхнем ящике прикроватной тумбочке, и достал тюбик смазки. Нетерпеливый щелчок, и крышечка открылась. Сефирот густо покрыл пальцы скользким гелем. Тюбик был отброшен на кровать, где закатился куда-то в складки скинутого в нетерпении одеяла. Обнаженное тело с жадностью впитывало прохладу воздуха разогревшейся от желания кожей. Генерал обхватил свой член скользкими пальцами одной руки, начиная ласкать себя в такт с дуэтом стонов Генезиса и Анджила, а второй рукой забрался между бедер, тихо зашипев при прикосновении холодного геля. Но, как и те двое, Сефирот был слишком поглощен гулявшей в крови похотью и, услышав сдвоенные вскрики и резкие вздохи, он протолкнул палец внутрь. Губы разомкнулись в немом стоне, пальцев стало уже два, они двигались все быстрее, глубже, быстро отыскав нужную точку. Вторая рука ни на секунду не прекращала ласки, а бедра двигались, казалось, сами по себе, даря ему экстаз двойной стимуляции. Так близко, вот уже, почти… Волосы упали на лицо, грудь взымалась от тяжелого дыхания, и, когда он услышал такие знакомые крики чистого удовольствия, то не смог сдержаться и кончил, прикусив нижнюю губу, чтобы приглушить свой стон. Все мышцы его тела были напряжены подобно струнам настроенного пианино. С тихим вздохом Сефирот откинулся назад на сбитые простыни, чувствуя, как в посторгастической неге все его тело наливается приятной тяжестью. Тихое, грешное наслаждение. Все звуки смолкли, оставляя Сефирота в болезненном прозрении о том, что он здесь совершенно один. До тех пор, пока ехидный голос Генезиса не разорвал тишину. - Надеюсь, ты там развлекся, - почти промурлыкал он. – Не могу дождаться, когда ты вернешься, чтобы все это повторить. Несколько секунд Сефирот вслепую шарил по кровати в поисках источника звука, а потом поднес телефон к уху. - Надеюсь, что в оставшиеся два дня вы сможете выжить без меня, - проговорил он. - Мало вероятно, - драматично ответил рыжеволосый, и губы генерал тронула улыбка. - Спокойной ночи, Генезис, Анджил. А затем, когда он уже почти закрыл телефон, послышался легко узнаваемый спокойный голос их третьего – Анджила. - Мы тоже по тебе скучаем.