электричество

— Косяков, зачетная фамилия! Лангепас, привет. Медведь, не запарился еще в костюме? Рома, очень приятно… В горле резко свело. Парень с темными вьющимися на затылке волосами игриво смотрел прямо в глаза и протягивал руку, кажется, назвав себя Ильей. Паше показалось, будто его ударили поддых, и он просто молча кивнул, быстро закончил с остальными и отошел на несколько шагов. А потом очень старался не смотреть на Илью, но взгляд сам фокусировался на этом юрком парне. — Ну, пацаны, удачи вам всем! Сегодня будет жарко. Выложитесь на полную! Илья смотрел хитро, слегка улыбаясь уголками губ, словно что-то замышляя. Паша нервно улыбнулся ему в ответ и ретировался из общей гримерки для участников, стараясь выкинуть этого чеширского кота из головы. Съемки. Надо сосредоточиться. *** — Паш, у нас есть шансы дойти до финала? Соболев очень близко, снова улыбается своей чеширской ухмылкой и смотрит внимательно, словно выискивая ответ где-то далеко за радужкой. Паша не ожидал и едва не подпрыгнул на бочке, на которой сидел со сценарием в руках, в очередной раз перечитывая свои реплики. — Да, конечно, — голос предательски хрипит, и Паша откашливается. Близость Ильи ощущается жаром на коже, и Воля едва заметно отодвигается, чтобы не сгореть. — Думаешь, мы хороши? Воля усмехается. Илья и сам знает ответ, но ему зачем-то нужно подтверждение от Паши. Догадка мелькает в голове темным осознанием, и Воля всего на секунду допускает грусть в улыбке. — Вы круты, Илюх, ставлю сотку, что победите, — он хлопает Соболева по плечу и прерывисто вдыхает. Улыбка чеширского кота снова отпечатывается на сетчатке, и Паша прячет взгляд в сценарии. Соболев кладет ладонь на бумагу, заставляя вновь посмотреть на себя. — Ловлю на слове, Паш. По всему телу проходят мурашки, Илья разворачивается и уходит. Воля еще пару минут тупо смотрит в сценарий, пытаясь унять дрожащие пальцы. *** «Красивые» дошли до полуфинала, и это нельзя было не отметить. Точнее, отмечали все сам полуфинал, но Воля болел и переживал только за них. Паша зовет всех в клуб, в который его пускают без вопросов, и скрещивает в кармане пальцы, ожидая ответ от Ильи. Тот снова смотрит словно в душу и молчит несколько секунд, будто намеренно мучая, издеваясь. Потом наклоняет голову в другую сторону и говорит «Поехали». Паша сглатывает, но не показывает напряжения, лишь усмехается и стягивает куртку с вешалки. В клубе душно, жарко и пахнет алкоголем. Илья мокрый, жаркий и льнет к Паше, выдыхая запах текилы в скулу. — Хочу в финал, — шепчет он, обдавая горячим воздухом ухо, и по телу проходит ток. У Воли кружится голова и подкашиваются ноги, поэтому он обхватывает едва держащегося на ногах пьяного Соболева и утыкается носом ему в макушку. — Соболь, что ты делаешь… — почти неслышно шепчет он, сжимая пальцы на влажной футболке, а Илья, не слушая, проходится горячими губами по шее. — Паша… я очень хочу победить… Понимаешь? — Соболев нагло, безапелляционно накрывает ладонью его пах, и Воля не выдерживает. Отстраняется от него, чтобы взять за руку и утащить в чиллаут, где нет жадных глаз и лишних тел. Закрывает дверь, прижимает нетерпеливого парня к ее непрозрачному стеклу и выдыхает в губы. Смотрит в темные глаза, видит чертей, затягивающих в омут, и понимает, что все это — игра, манипуляция. Почти шантаж. Соболев — Паша уверен на сто процентов — заметил его взгляды, его реакцию на прикосновения, он и сам смотрел призывно в ответ. Заметил и понял, что это можно использовать в свою пользу. Паша ведь все равно согласится, решил Соболев — куда денется, с такой-то влюбленностью. И тот понимает, что никуда. Что вот он, прижимает Илью к двери, дышит им, вырисовывает узоры большими пальцами на плоском животе и дышит через раз, боясь упустить момент. «Он не вспомнит», — единственное, на что надеется Паша, эгоистично, трусливо. Он хочет, чтобы у них все было по-прежнему — эти странные взгляды, двусмысленные улыбки и электрические прикосновения. До финала они и так дойдут, и победят наверняка — Паша тогда не соврал, он правда в это верит. А вот что делать потом, когда все закончится? Как работать вместе после… Илья накрывает его губы и сразу находит языком Пашин язык, отчего все мысли в голове взрываются и оседают мелкой пылью. Больше ничего не важно — только этот язык, сильные руки Ильи на бедрах и его едва слышный стон сквозь поцелуй. А потом Соболев внезапно прерывается, смотрит в глаза и тянет руки к пуговице на Пашиных джинсах. Какой-то проблеск сознания очень невовремя — или наоборот, в самый нужный момент — заставляет Пашу, сжав на мгновение от досады челюсть, резко оттолкнуть парня, положив ладонь ему на грудь и не позволяя приблизиться. — Стой. — Выдох. Пара секунд на то, чтобы собраться с мыслями. — Не надо. Пожалуйста. Он не просит — умоляет. Илья действует на него, как наркотик, хочется еще, хочется вдохнуть его всего, поцеловать каждую родинку (и черт бы побрал тот вечер, когда Паша услышал про двести родинок на его теле), пройтись языком везде: по ключицам, шее, венам на руках. И все это — от одного взгляда, от одной этой чеширской ухмылки. Да, он умоляет, умоляет сжалиться. Илья смотрит непонимающе, капелька слюны блестит на приоткрытых губах, и Воля отводит взгляд. — Ты пьян в дрова, завтра не вспомнишь. Или будешь жалеть. Вы и без меня победите. Соболев почти обиженно кидает «Не буду», прищуривается, тянется. Паша, как последний идиот (по крайней мере, он так сам думает), почти отскакивает от его руки и убирает свою, чтобы сделать шаг назад. Он всегда ненавидел эту свою предусмотрительность и честность. Любой на его месте поддался бы, позволил, получил удовольствие. Но нет. Слишком, сука, правильный. И никакой образ гламурного подонка это не меняет. Единственное, что он себе позволяет — это вновь подойти вплотную, положить руку на шею и поцеловать. Мягко, сладко, так, чтобы на всю жизнь запомнить. И, чуть не задыхаясь, отстраниться, повернуть ручку и уйти, почти убежать из клуба, чтобы не видеть больше до следующих съемок. А там как-нибудь устаканится. Забудется. Как-нибудь. *** — Ты должен мне сотку. Соболев улыбается, по-доброму, даже как-то неловко, что ли. С того вечера они перебрасывались только дежурными фразами, почти избегали друг друга. И Паша не знал и боялся спрашивать — это из-за того, что Илья все помнит и ему стыдно, или из-за того, что не помнит и ему стыдно за то, что он мог сделать. Паша наигранно шарит по карманам и разводит руками. — Извини, нет мелочи. Могу по носу стукнуть, — в Паше вдруг просыпается игривость, и он легко щелкает Илью по вздернутому кончику носа. Соболев смеется, слегка прищуриваясь, и сердце ухает куда-то в район солнечного сплетения. — Надо было выигрывать, — жадно смотря в искрящиеся глаза парня, улыбается Паша. — Надо было. Ладно. Успеем еще, — Соболь замолкает и опускает взгляд. — Слушай. И вдруг хочется сбежать, как тогда из клуба; Воля весь сжимается, как пружина, готовый рвануть в любой момент. Он не любит неудобные разговоры. — Не говори ничего, — вырывается у него прежде, чем Илья успевает продолжить. Соболев поднимает взгляд, непонимающе хмурится и слегка наклоняет в сторону голову. — Почему? — Давай с чистого листа, — в горле так пересохло, что он просто не может договорить слово «начнем». А может, ему просто тяжело дается все, что говорит о них вместе — это ведь почти «мы», почти признание. Илья, кажется, не согласен. Он мнется, смотрит себе под ноги, а потом решительно поднимает голову. — Я плохо помню, что было, но… — Забудь. — Это был повод. Воля напряженно смотрит ему в глаза, пытаясь понять, не ослышался ли он. — Что? Соболев молчит. Смотрит серьезно, без привычной ухмылки. Паше кажется, что он видит в его глазах раскаяние; еще пара секунд молчания — и Илья уходит прочь. Через пять минут они встретятся в кабинете Ксюши Чашей и будут старательно избегать взглядов друг на друга. *** Пытаться отвлечься от мыслей о Соболеве алкоголем — хуевая идея. Маша пилит Волю каждый день за то, что тот приходит домой далеко за полночь, думает, что он ей изменяет, и ревнует. Небезосновательно, хотя изменяет он ей только мысленно. А еще Паша не уверен, что это измена. Соболь ведь парень. Это считается? А если они только раз поцеловались — считается? А если он в своих влажных фантазиях его уже трахнул раз двадцать — считается или все так делают? Старт съемок Убойной Лиги — как глоток свежего воздуха, Воля завязывает с алкоголем, чтобы быть бодрее, и убеждает себя в отсутствии влечения. «Это просто помутнение», — находит он оправдание и, оказавшись в съемочном павильоне, уже почти уверен в отсутствии какой-либо симпатии к Илье. Что разбивается легким касанием к плечу и до боли знакомым «Привет, Паш». По телу пробегают мурашки, разум машет ручкой и сваливает в неизвестном направлении. — Привет, Илюш, — сглатывая, здоровается Паша. Соболь улыбается своей коварной улыбкой, и у Воли перехватывает дыхание. Да черт тебя дери, Соболев, ты вообще умеешь улыбаться по-другому? Илья уходит к Кляке, Паша провожает его взглядом и нет, он не смотрит на его упругую задницу. И еще раз нет, он не облизывается на его обтянутый голубой футболкой торс, к которому так хочется прикоснуться ладонями. Паша старательно отгоняет воспоминания, в которых он обнимал Илью за талию и целовал его мягкие податливые губы, и немного грустит, зная, что парень почти ничего не помнит. А может, это к лучшему. В третий день съемки Илья подсаживается к Паше в перерывах, постоянно касается и заводит разговоры на первые пришедшие в голову темы. А вечером после последней в пуле съемки подходит, натягивая куртку, смотрит своим наглым взглядом и спрашивает: — Может, сходим выпить? Паша убеждает себя, что согласился просто из вежливости. …а когда пьяный Соболев льнет, царапает Пашин живот под футболкой и предлагает поехать к нему, Воля убеждает себя, что просто не хочет оставлять парня в таком пьяном состоянии одного. Даже когда они целуются в коридоре у Соболя, жадно прикусывая губы и чуть не разрывая одежду друг на друге от нетерпения, Воля все еще думает… хотя нет, пожалуй, сейчас он уже не думает. Он просто хочет, целует, ласкает, прижимает к себе Илью и, кажется, снова сегодня опоздает домой. — Пойдем на кровать, — хрипло шепчет Соболев и тянет его за собой, а Паша не может от него оторваться, поэтому они спотыкаются, во что-то врезаются и находят кровать только с третьей попытки. Воля заваливает Илью на нее, стягивает свою футболку и соприкасается обнаженной кожей с кожей Соболева; прикрывает на секунду глаза, впитывая ощущения, и целует медленнее, размереннее. Теперь можно не торопиться. Он переходит с губ на скулы, потом на подбородок, шею и грудь. Проводит пальцами, чувствует выступающие родинки и заводится еще сильнее от мысли, что наконец-то может поцеловать каждую. Илья выгибается под ним, почти неслышно стонет и часто дышит, а Паша облизывает, целует, изучает, трогает, понимая, что никакие фантазии не сравнятся с этой потрясающей реальностью. А потом он расстегивает его ширинку и не знает, что делать дальше. Он, вообще-то, никогда с мужиком не был, и вот эта часть его немного напрягает. Соболев замечает его растерянность, переворачивает Волю на спину и, вернув свою коварную улыбку, спускается к Пашиным бедрам. — Сейчас покажу, как надо, — ухмыляется он, расправляется с застежкой, берет член в руку и проводит влажным языком. Паша выгибается от разряда тока по телу и несдержанно стонет. Когда Илья берет ртом, остатки мыслей из головы вылетают, остается только шум и какие-то цветные всплески перед закрытыми глазами. Паше хватает пары минут, чтобы кончить, ему немного стыдно, но больше хорошо. Он часто дышит, смотрит в потолок и думает, что этого стоило ждать. Илья поднимается к нему, улыбается уже совсем иначе, и Паша меняет свое мнение: вот этого стоило ждать. Этой довольной улыбки и изучающего взгляда, как будто Илье не все равно. Как будто все это взаимно. Воля приходит в себя, ложится на Илью сверху и тоже спускается вниз. Оказалось, доставлять удовольствие мужчине приятно, потому что точно знаешь, что нужно делать. Как провести языком, когда взять глубже, когда помочь рукой. Та же анатомия, те же реакции, и почему-то абсолютно никакого стеснения. Паша снова получает удовольствие, только теперь от вида наслаждающегося процессом Соболева, который стонет, извивается и толкается глубже в его рот. Когда он кончает, Паша подтягивается вверх, ложится рядом и накрывает их одеялом. Они слишком пьяные и уставшие, чтобы двигаться и даже разговаривать, поэтому быстро засыпают — в обнимку, под одним одеялом и с не закрытой на замок входной дверью. Утром Паша покупает Марике первые попавшиеся розы, и ему почти не стыдно.