***
Сегодня Кузяев выступает в роли зрителя и болельщика на поле, а не хавбека Зенита. И, признаться честно, от этого чувства он малость отвык. — Давненько мы не протирали скамейку запасных, а, Далерка? — как всегда ярко улыбаясь, спрашивает Артём, подтягивая плед чуть выше, к подбородку. Далер только кивает, слов так и не находит. А Артёму и не надо, он давно уж внимание перевёл на выходящих сокомандников. Далер это успешно пропускает, уходя глубоко в раздумья. Двойственные ощущения так и разрывали его. С одной стороны, хочется прямо сейчас же скинуть тёплую куртку и выбежать на поле, чувствовать газон стадиона под подошвой бутс и жгучую нехватку воздуха от пробеганных километров. А с другой стороны, мозгом понимает, что отдых ему нужен так же сильно, как дыхание. Столько тяжелых игр, которые проходили с завидной регулярностью и на которых Далер пахал от первой до последней секунды. И всё-таки он чувствовал что-то плохое. Неприятное волнение ощущалось физически, тяжелым камнем на груди. Пытался себя не накручивать заранее, но тревога только сильнее начинала зудеть на периферии сознания. Свисток арбитра, оповещающий о начале матча Зенита с Ростовом, возвращает Кузяева на стадион, на скамью запасных, заставляет немного отвлечься и переключиться на игру. Честнее будет сказать, что как бы Далер ни старался, но взгляд рано или поздно возвращался в одну и ту же точку — ворота Зенита. А точнее, на вратаря, Андрея Лунёва. Столько времени прошло, казалось бы, Кузяев знает Андрея до мелочей и с закрытыми глазами сможет с точностью обрисовать даже самые мельчайшие детали внешности голкипера, но Далер всё не может налюбоваться. А любоваться было на что, собственно. Для Кузяева Андрей в чёрном был сродни искусству. Этот цвет выгодно подчеркивает разворот плеч Лунёва, его сильные и накаченные ноги в коротких вратарских шортах. Напряжённый и сосредоточенный лишь на мяче вратарь кажется хавбеку ещё более красивым и привлекательным. Далер ловит себя на мысли, что давно не видел Андрея с такого ракурса, и в этом есть нечто особенно прекрасное. Влюблённых взглядов и счастливых улыбок скрыть не удаётся. А он и не пытается. Ощущение надвигающейся неприятности полностью отпускает. Остаётся лишь пустое спокойствие. Даже спортивный азарт куда-то испарился. Эфемерная лёгкость.***
Первый тайм завершался ничьёй. И это было, в общем-то, никак. Ни хорошо, ни плохо. Далер уже заметно расслабился, изредка перебрасываясь с Артемом какими-то фразами по игре. В воротах Зенита дырок стало вдвое больше, наверное, а Андрей уже бы плавился, если взгляды Кузяева были бы ощутимы физически. Но как говорится, пиздец подкрался незаметно. На поле расслабляться нельзя. За секунду до финала первого тайма, Кьяртанссон на крейсерской скорости несётся к воротам соперника, дабы изменить счёт в пользу своей команды. И Лунёв не был бы Лунёвым, если бы не вышел из-за ворот, чтобы отбить мяч подальше от штрафной. Момент ужасного столкновения и дальнейшего кручённого в воздухе падения весь стадион видел будто в замедленном действии. Со скамейки запасных этот инцидент выглядел не менее устрашающим. Сперва Далер даже не понимает, что случилось. И только спешащие на помощь медики Зенита, столпившиеся игроки двух команд около неподвижно лежащих участников столкновения, дают ощутить Кузяеву весь пиздец ситуации. Далер подскакивает, как ужаленный, мечется туда-сюда и буквально рвётся на поле. Истерика, страх и отчаяние бьют набатом в голове. Руки трясутся в бешеном треморе ужаса. Волнение ощущается целым айсбергом внутри. Хочется перемахнуть через ограждение, наплевав на всех. Растолкать нависших над Андреем медиков, рядом толпившихся сокомандников и увидеть его глаза в глаза, а не только кусочек черных вратарских шорт, выглядывающих из-под спин медиков. Но его крепко держит Артем, буквально сжимает в своих огромных ладонях предплечья полузащитника, чтобы того ненадолго отпустила лихорадочная дрожь. Далер вырывается, но сил не хватает, чтобы бороться с крупным нападающим. Судья даёт свисток. Андрей медленно и аккуратно, с помощью врачей Зенита поднимается на ноги, пару секунд ориентируется в пространстве и через силу идёт в раздевалку, опираясь на доктора. — Всё в порядке, он поднялся на ноги. Слышишь? Пойдем-ка, дружочек мой, в раздевалку, — Артём продолжает успокаивающе обнимать и пытается словами привести в чувство своего сокомандника. Форвард приводит Кузяева в раздевалку, где привалившись к ближайшей стене, прямо на полу, сидит Андрей в грязной форме. — Далерка, — только и успевает сказать Лунёв, как Кузяев падает перед ним на колени. Далеру катастрофически сильно нужно обнять голкипера за плечи. Он жадно впивается ногтями в кожу и оставляет следы даже через форму. Андрей через силу поднимает руку и кладёт ее на спину своего парня, легонько поглаживая и чувствуя угрызения совести за то, что изрядно потрепал Далеру нервы. Сердце хавбека продолжает колотиться загнанным зверем, это уже физически больно, как и до побеления сжимать чёрную ткань формы голкипера. — Ты как? Хотя, это глупо спрашивать. Прости, я дурак, уже ничего не соображаю, — у Кузяева даже откуда-то силы улыбаться находятся, хотя физическое состояние у него хуже, чем у выжатого лимона. — Я нормально, жить буду, — Андрей улыбается в ответ, но вымученно, устало. — Это я дурак, Далерка. Знал, что и без выкрутасов моих мяч бы не полетел в ворота. А так тебя заставил понервничать. Кузяева передергивает от этого виноватого и извиняющегося тона. Всегда грустные, но добрые глаза Андрея становятся ещё грустнее, он похож на побитую собачонку, которая ищет ласки среди людей. — Ты не виноват, ты делал свою работу, — свои слова хавбек запечатывает лёгкими поцелуями в многострадальный лоб, нос, щёки. — Я даже горд тобой. Если бы можно было, то Лунёв растёкся бы лужицей любви к этому милому и скромному парнишке. Но вместо этого он взъерошивает его волосы, пропускает мягкие пряди сквозь пальцы, слегка оттягивает их, заставляя Далера немного запрокинуть голову. Далер плавится под нежными и мягкими поцелуями в губы, под сильными руками, которые едва-едва касаются скул, очерчивая их. — Кажется, я исцелен и снова готов пойти в бой. Андрею физически тяжело отстраниться от Кузяева, отнять руки от мягкой и приятной кожи и перестать касаться губами по-девчачьи нежных губ партнёра. — Нож мне в печень, перерыв не вечен. Андрей, на поле, Далер — на скамейку, — и только Дзюба может разлучить их.