Марикьяра

Доски палубы под рукой теплые, чуть-чуть шершавые. Солнце припекает, но так лень подниматься, хотя канаты, смотанные в бухту, уже начинают ощутимо врезаться в спину… — Спишь? — голос сверху. Арно приоткрывает один глаз. Берто стоит над ним, лицо против солнца не разглядеть. Ноги слегка расставлены — моряцкая привычка. — Нет. — У тебя уже нос обгорел, — подшучивает приятель. — Тут простокваши нет, чтоб мазать. — Забыл, где я родился? — щурится он. — Разве это солнце… На таком большом паруснике качка почти не ощущается, только если закрыть глаза, легкое покачивание баюкает… Альберто слегка улыбается. Савиньяк развалился на канатах, словно Зубан, старый корабельный кот, и тоже, кажется, готов мурлыкать, пригревшись на солнце. Рукава закатаны, воротник расстегнут, припекает все-таки неплохо. Сам он и вовсе в матросской рубахе, переоденется, как положено маркизу Салина, когда родные берега замаячат на горизонте. Он давно звал друга в гости, — войны закончились, везде мир и покой, приезжай, посмотришь Марикьяру. Наконец у отца нашлись дела в Талиге, и даже в Олларии; наследник, клятвенно обещая, что со всем справится, вытряс разрешение на поездку и сорвался через полстраны. По делам, конечно. И за Арно, кошки его дери, который письменно чуть не год обещал и все никак не мог выбраться. После очередного «за встречу» Берто пообещал, что или друг завтра же возьмет отпуск, или он его просто выкрадет. По правде говоря, в том состоянии, в каком они отправлялись в дорогу, украсть можно было обоих, — что поделать, теньента Сэ полк провожал бурно. К немалому удивлению марикьяре, в веселье принял участие даже герцог Придд, хоть и морщился, когда Арно пытался хлопнуть его по плечу. Из последующего утра Берто мог припомнить только взгляд Лионеля Савиньяка, под которым умудрился почти протрезветь. Более привычный к такому Арно мотнул больной головой брату на прощание и свалился на сиденье кареты. Барсина, Эпинэ… Проезжать эти земли и не заехать к графине Арлетте тоже, конечно, было невозможно, и там они задержались еще. И наконец в Гаре погрузились на корабль, и до родного острова осталось всего несколько дней слепящего солнца, лучей, искрящихся в зеленоватой глубине. Арно думает, что друг похож на… чайку? Ласточку? Нет, чайки прожорливые и бестолковые, ласточка — тоже не то. Должна же быть какая-то сильная и быстрая морская птица? А Берто и правда словно летит, если смотреть снизу, черная голова на фоне белых парусов. Салина бросает взгляд за борт: — Смотри, кэналлиец идет! Он подает руку, но Арно поднимается сам и разглядывает в протянутую подзорную трубу чужой корабль, какой-то более вытянутый и узкий, что ли. Белая полоса пены вскипает за ним, кэналлийскому судну сейчас попутный ветер, а они лавируют. Берто, загоревшись, бросается к капитану. — Рэй Сольега, можно? — Справитесь? — капитан придирчиво оглядывает и кивает. — Валяйте. Альберто птицей взлетает наверх, мелькают флажки, Арно ощущает мгновенный укол зависти. В море друг обходит его едва ли не во всем, и это понятно, но обидно не понимать ни слова в сигналах, которыми обмениваются корабли. Надо будет спросить у него потом… или лучше не спрашивать, а полистать недавно замеченную у приятеля книгу. Маркиз Салина все еще висит на мачте и машет рукой. Стайка чаек пролетает мимо него, целясь на огрызок, выброшенный за борт. Неожиданно в плеск белых крыльев врезается серый силуэт и подхватывает добычу. — Буревестник, — ухмыляется матрос. «Точно, — решает он, — Берто — буревестник». А Савиньяк все-таки слегка обгорел на солнце и внимательно разглядывает в кружке с водой свой облупившийся нос. — Прибудешь пестрым, в пятнышко. Как твой герб, — беззлобно шутит Берто, но Арно зыркает недовольно. — Знаешь, мне как-то было не до солнца последние годы. Дриксы нам давали жару, конечно, только не того, от которого загорают. — Извини, я же шучу, — он смотрит на свою руку, смуглую и от природы, и от щедрого тепла родины. — Да ладно, — улыбается Арно, — ты тоже не с музыкой по морю плавал. — Как раз с музыкой, — отвечает Альберто. — и фейерверком. Пушечным. — Пушечного и я насмотрелся, — Сэ сжимает губы и сразу становится похож на Лионеля. — Погоди-ка, — оживляется он, — а ты плаваешь хорошо?! — Умею, только тоже мало приходилось, — друг удивлен. — В детстве плавал, конечно, а в северных речках не поплаваешь. — Слышал, как твой брат дриксов купал, — Берто смеется и хлопает по плечу, — а в детстве… Знаю я ваши речушки! Ладно, доберемся, покажу, что такое плавать! И нырять! Арно возводит глаза к потолку, но дольше двух мгновений не выдерживает и смеется в ответ. Рано утром он просыпается от прикосновения к плечу. В полутьме каюты Берто шепчет: — Пойдем скорее… — Куда? — протирает он сонные глаза. — Пойдем, увидишь… Полуодетый, он выходит на палубу, ежится, — солнце еще не встало, розовые блики бегут по волнам. — Смотри… На горизонте маячат… скалы? — Марикьяра? — почему-то шепотом спрашивает он. — Да, — шепотом отвечает Берто, друг, кажется, даже побледнел. Внезапно он вскидывает руки и кричит гортанно и звонко: — Хээй! Марикьяраааа! — Всех решил разбудить? — он даже вздрагивает от неожиданности — Всех! — приятель вглядывается вдаль. — Пусть просыпаются, времени в обрез! Корабль на подходе должен сиять, как новенький талл! Я нарочно пол-ночи караулил, чтоб первым увидеть. Доски палубы уже скрипят, моряки полушутливо ругаются на побудку. Бросают взгляд за борт и начинают поторапливаться, — Марикьяра близко… Арно кажется, что суша слегка покачивается под ним, так и хочется схватиться либо за столб коновязи, либо за плечо друга. — Так всегда после долгого плавания, — поясняет Берто, — скоро привыкнешь. Савиньяк вертит головой, ошеломленный портовым гомоном. Вроде и обычный городской шум, но даже крикливые голоса как-то мелодичны, чудовищная смесь талига и кэналлийской речи заставляет вслушиваться, и даже краски кажутся будто ярче. Темно-оливковая зелень, голубое, будто эмалевое, небо, пестрота базара тут же, у причала. Пахнет мокрым деревом, чуть щекочет ноздри еле уловимый запах водорослей, солью отдающийся на языке, в толчее базара несутся ароматы жареного, фруктового, пряного… У Арно глаза горят восхищением. Альберто втайне волнуется: понравится ли тому Марикьяра? Будто… будто невесту другу представляет, — подшучивает он мысленно сам над собой. Сравнение не совсем удачное, но в самом деле хочется, чтоб Сэ не просто увидел все это — почувствовал так же, как он, Салина. Перед двумя хорошо одетыми молодыми господами толпа слегка расступается, пропуская. Альберто быстро шагает, прокладывая дорогу, Арно на ходу успевает бросить монету цветочнице и выхватить у нее букетик, тут же сунуть его в волосы какой-то смуглой красотке с низким вырезом, поймать призывную улыбку и почти без сожаления качнуть головой. Берто останавливается, поджидая, у конной ярмарки. — Если поторопимся, к вечеру прибудем. — Кони не девицы, их на ходу не выбирают! — возмущается Арно, не замечая, как приятель прячет улыбку. Наследник дома Салина тоже знает толк в лошадях, но Савиньяк заставляет торговцев азартно воздеть руки и перебрать весь запас клятв и восхвалений своему товару, пока останавливает выбор на светло-золотистом мориске. — Себе в масть подобрал? — не то шутит, не то всерьез спрашивает Берто, Арно только отмахивается и взлетает в седло, слегка красуясь перед собравшимися поглядеть на придирчивого чужеземца. Кони рысят вдоль прибрежной полосы, ветер взбивает пену прибоя. — Далеко еще? — Савиньяк слегка натягивает повод, вынуждая жеребца бежать медленнее. — Примерно полчаса. Во-он до той горки в виноградниках, видишь, на горизонте, и за ней поворот. — Наперегонки? — глаза у Арно, как у настоящего марикьяре, и такие же азартные. — Давай! — и Берто пригибается к гриве, бросаясь в ветер. Ветер он почти обогнал, но не друга, — Арно оторвался от него едва не на хорну. Ну что ж, успокаивает себя Салина, в море Сэ смотрел с завистью, на суше и с лошадьми за ним не угнаться… Каждому свое, и лучше, пока есть время, попытаться перенять чужой опыт… и, наперекор собственным мыслям, подгоняет коня так, что виноградной горки они достигают почти одновременно. Едва успев обогнуть гору, Арно ахает и останавливается, заставляя мориска взрыть копытами песок. Замок из темно-красного камня возвышается на скальном уступе, а на зубцах башен повисло низкое закатное солнце. — Что с тобой? — удивляется Альберто. Сам он в который раз восхищается красотой родного дома, но у друга такое лицо, будто он увидел не то выходца, не то Создателя. — Башня… — невпопад тихо, почти шепотом говорит Арно. — Что — башня? — Извини, — Арно проводит по глазам и снова смотрит, будто проверяя, не исчезнет ли видение. — Про блуждающие башни слышал? Я видел однажды такую на закате. Вместе с Ариго и половиной армии. Похоже… — Ну эти башни не блуждают, — смеется Салина, прогоняя холодок, пробежавший по спине, от интонаций Савиньяка, — при мне, по крайней мере, не пытались. Поехали? Он легонько тянет повод, Арно кивает и скачет, все еще не отрывая взгляда, а в зрачках отражается закат. Утро в доме Салина для Арно начинается с бесцеремонной побудки: Альберто тормошит, буквально стаскивая с кровати. — Берто, — стонет он, безуспешно пытаясь уцепиться за подушку, — ты не буревестник, ты жаворонок… — Что? — Ничего… Что ты от меня хочешь в такую рань?! — Арно, крашеную киркореллу тебе за шиворот! Солнце встало час назад, и если ты не сделаешь то же самое прямо сейчас, то выедешь без завтрака! — Куда выедешь? — этот вопрос Сэ задал уже захлопнувшейся двери. Берто, вытащив-таки его из постели, мгновенно умчался. Бланка Салина ничем не походит на Арлетту Савиньяк, но временами, глядя на сына, прищуривается так знакомо, что на душе становится тепло. — Доброе утро, hijo. Доброе утро, Арно. Надеюсь, вы хорошо спали? Он отвечает утвердительно, приветствуя вместе с хозяйкой двух пожилых дам, не то дальних родственниц, не то приживалок, и быстроглазую девицу. Как же ее называли вчера… От воспоминаний отвлекает вопрос эреа Бланки: — Куда вы собираетесь? — Я хочу показать Арно Ciudad del sueño, madre, — отвечает Берто. — Отлично, — соглашается она, — это стоит увидеть. — Что за Сьюдад дель суэньо? — тихо спрашивает он за завтраком, пытаясь как можно точнее повторить незнакомые слова. — Увидишь, — таинственно подмигивает друг, — скоро увидишь. Сухая коричневатая земля, на которой почти нет зелени, торчащие кое-где не то плиты мрамора, не то ступени. На что здесь смотреть, недоумевает Арно. Однако Берто уже стоит на краю обрыва и манит его ближе. Савиньяк подходит ближе, смотрит вниз и не может сдержать изумленный возглас. — Что это?! — Ciudad del sueño, Спящий город, — вполголоса отвечает Салина, будто в самом деле боится кого-то разбудить. В голубоватой прозрачной толще воды ясно видны белые строения, что-то вроде храма, какие-то статуи. Не все идеально целы, кое-где просто мраморные руины, но вода скрадывает расстояние, кажется, руку протяни, и достанешь. Арно ложится на край обрыва, свешивается, будто пара локтей может сколько-нибудь значительно приблизить к подводному городу. Ощущение живости пропадает, если вглядеться; заметнее становится темное покрытие водорослей на ступенях храма; крупная рыбина выплывает из окошечка в верхней части здания… Яркие кораллы лепятся к стенам, будто праздничные украшения, это придает пейзажу сказочности и в то же время полной нереальности. Арно не удивился бы сейчас, если б в проеме высоких дверей показалась найери… — Что здесь было? — он тоже невольно понижает голос. — Храм Унда, — Берто ложится рядом, — Леворукий знает сколько лет назад. — А как все оказалось под водой? — По легенде, Унд наказал своих жрецов за ложь. Его именем требовали дары, и в одночасье волна накрыла побережье, а скалы опустились под воду. Может, что-то в этом и есть, в пещерах часто находят ракушки, я сам собирал. Унду сейчас поклоняются дальше по берегу. — Поклоняются Унду?! — изумленный Арно отрывается от необыкновенного зрелища и смотрит на приятеля, но Альберто совершенно серьезен. — Если ты не знал, на словах здесь почти все жители олларианцы, но древние обычаи соблюдают очень тщательно. Если у местных что-то заболит, они сперва принесут дань Унду или Астрапу, потом пойдут к знахарке, и только потом к священнику. Арно замолкает. Он, конечно, не ярый приверженец олларианства, но странно думать, что где-то еще чтят Четверых, о которых он и знать-то почти не знает… — А ты? — Я моряк, — полушутливо отвечает Альберто, — есть поговорка: те, кто в плавании, не мертвы и не живы. Моряки суеверны и помнят про Унда, хоть и не все в этом признаются. Савиньяк снова смотрит вниз. — Статуи пытались поднимать, — продолжает негромко рассказывать Салина, — произошло несколько несчастных случаев, и все оставили в покое, как было. Торговцы на причале берут какой-нибудь мраморный обломок, держат в воде, пока не позеленеет, а потом продают приезжим, будто-де из Спящего города. На самом деле туда почти не ныряют, хотя какие-то мелочи в самом деле доставали. Арно вглядывается, пытаясь разглядеть в глубине как можно больше. На одной из крыш лежит крупная рогатая раковина, вернее, она должна быть крупной, если прикинуть расстояние. — Видишь? — показывает он другу. — Вижу, это редкие. Нравится? — Красивая. — Хочешь, достану? — у Берто вспыхивают глаза. — Стой! Стой, ты куда, сам же говоришь, здесь не ныряют! — Я Унда вроде бы не гневил, — Салина уже раздевается, — вот и проверю, благосклонен ли он ко мне, — и ласточкой летит с обрыва, почти без брызг окунаясь в воду. Арно едва не бросается следом, пусть это все суеверия, но страшно всерьез. Волнуясь, он следит, как Берто подплывает к раковине, ему кажется, что на поверхность друг возвращается невероятно медленно… Раковина ребристая, в углублениях цвет более темный, лиловатый, на выступах бело-сиреневый; колючие выступы устрашающе торчат во все стороны. — Держи на память. Арно, поколебавшись, благодарить или ругаться, просто хлопает по мокрому плечу. — Чтоб тебя, напугал. — Зато настоящая, оттуда. Береги. — Буду беречь… Ужин на открытой террассе. Мягко горят высокие белые свечи, и от них еще непрогляднее кажется бархатная чернота за колонками перил. В углах дымок с незнакомым, но приятным запахом поднимается от курильниц. — От ночных мотыльков, — поясняет Берто, заметив его взгляд. — А однажды залетела летучая мышь и сослепу вцепилась в волосы Ампаро, шуму было, — продолжает он тихо, покосившись на ту самую девицу, имя которой все пытался вспомнить Арно. Савиньяк подавляет смешок, представив себе подобное среди королевских фрейлин. Пожалуй, без обмороков бы не обошлось, хотя на некоторых из них только летучая мышь и позарится. — Альберто, — окликает Диего Салина, — днем я просмотрел письма, который ты привез. Я доволен. Берто не вскакивает с места, но выпрямляется в струнку. — Дам тебе еще поручение. Через неделю в Сан-Андо придут наши корабли из Кэналлоа. Поедешь встречать, груз сюда отправишь сухим путем. Пусть люди привыкают видеть тебя на моем месте, а заодно покажешь виконту Сэ остров. — Да, отец, — друг, кажется, готов сорваться прямо сейчас, и старший Салина улыбается в ответ. Дамы после ужина уходят. Арно опирается на перила, спиной отгораживаясь от света. Где-то внизу глухо плещут волны, ночь почти безлунная, — месяц едва народился, — но тем ярче звезды, ярче и крупнее, чем в Рафиано, не говоря уже о Торке — Нравится? — подходит Берто. — Смотри, — Арно пытается пояснить свои ощущения, — снизу не видно ничего, если закрыть глаза, как будто летишь… Или будто снова на корабле. — А-а, знаю, — соглашается он. Дорога вьется между невысоких деревьев с узкими листьями и черными продолговатыми ягодами. — Что это? — спрашивает Арно. — Оливы. — Фу, — кривится он, — пробовал как-то, горькие и соленые! — На дереве не соленые, — смеется Берто, — ничего вы, талигойцы, в них не понимаете. Вот съешь полбочонка, тогда распробуешь! — Избави Создатель. Что там впереди, деревня? — Да, деревушка. Заедем пообедать и переждать жару. В небольшом трактире маркиза Салина узнают в лицо, рассыпаются в изъявлениях радости. На Савиньяка поглядывают любопытно: он уже успел загореть, черные глаза теперь смотрятся вполне уместно, но светлые волосы все равно сразу выдают уроженца иных земель. Впрочем, местным девушкам, кажется, нравится. Одна как раз ставит перед ними поднос с сыром, вином и оливками в мисочке; легко прикасается к родинке на щеке Арно и что-то говорил певуче на кэналлийском. — Что она сказала? — переспрашивает Сэ. — Сказала, что хотела бы знать, сколько женщин за морем свела с ума твоя родинка, — подмигивает Альберто. Арно едва заметно краснеет и, выходя, он оставляет на столе лишнюю монету. Они ложатся отдыхать под развешанными сетями. Ветер качает сеть, тень-решеточка прыгает по лицам. — Странно, — говорит Арно с закрытыми глазами. — Что странно, — приподнимается Берто. — Когда плыли, мне сначала все думалось про Олларию. А сейчас вокруг столько всего… кажется, что Оллария не просто далеко, а как будто во сне, такое все непохожее. — Да, у меня тоже так бывает, — отвечает друг. — Если надолго уезжать, отвыкнешь, потом каждый раз заново удивляешься. Солнце сползает с горизонта ближе к морю, будто само утомилось от жары. — Арно, — будит он задремавшего приятеля, — проснись, ехать пора. Тот поднимает взлохмаченную голову, разморенно потягивается. — Берто, а у тебя случайно той киркореллы за шиворотом нет?.. — Если Савиньяк не идет к морю, море идет к нему, — Берто делает вид, будто хочет окатить Арно из ведра, тот смеется и ругается, уже окончательно проснувшись и поднимая седло. Вдалеке виднеется еще замок. — Туда будем заезжать? — спрашивает Арно. — Нет, — хмурится Альберто, — можно бы, но не хочу. Дель Нуэгра, дальние родственники. Хорошие люди, но чинные… Одних приветствий на полчаса будет. Ну их, лучше я тебе по дороге еще что-нибудь покажу. Арно не возражает, разглядывая замок издали. Дом Салина — крепость, этот больше похож на игрушку, белый, изящный и будто вытянутый вверх в темной кайме деревьев. Конь обходит большое бревно, вынесенное в зализанную полосу прибоя — сейчас отлив. — Иногда морские подарки бывают интересные, — рассказывает Берто, — однажды вынесло чашу бронзовую, по ободку змеедевы. Отец купил у рыбаков, потом покажу, если не забудем. Арно смотрит, размышляет. Среди этой яркой, щедрой, сказочной земли места собственного детства кажутся слегка поблекшими, но в то же время, — более родными и близкими, чем когда-либо, до внезапной сердечной тоски. Вечереет, смеркается. — Сейчас должна быть еще деревня, — вспоминает Салина. В самом деле, впереди слышится музыка, и усталые кони будто идут быстрее, чуя ночлег. Деревенская улица ярко освещена факелами, толпятся принаряженные люди. — Что тут у вас? — Альберто свешивается с седла, окликая мужчину с полуседыми усами. — Свадьба, рэй Салина! Моя племянница замуж выходит, — показывает тот на красивую девушку с красными и белыми цветами в волосах. — Окажите честь, будьте гостем, и вы, и ваш друг! — Гуляем! — Берто подмигивает и спешивается. Арно беспокоится о лошади, но приятель уже тянет его к столам, — оставь, все сделают не хуже, чем для нас самих. — Чем для нас? — смеется он. — И зачем мне утром конь с похмельем? — От местного вина не болеют, это не брага, — возмущается тот. — А лошадям тут иногда подливают вина перед скачками, но вообще-то это редкость, бывало, гибли… Савиньяк с интересом пробует незнакомые блюда из чего-то морского, Альберто тоже уплетает за обе щеки. Смех пересыпается над столами, не все шутки понятны Арно, но соседи смеются так заразительно, что и он улыбается. Альберто, встав, поздравляет молодых, дарит кошелек, — они кланяются, жених подкручивает ус, невеста бросает лукавый взгляд. Люди неподалеку расходятся, образуя на ровной лужайке свободный круг. Молодые вновь подходят к Салине. — Рэй Альберто! На первый танец? Он улыбается и встает из-за стола, отбрасывая черные пряди с высокого лба. Сбрасывает колет, не глядя, на руки стоящих позади, туже стягивает пояс на узкой талии и выходит с невестой в освещенное пространство. Арно, не отрываясь, смотрит вместе со всеми, ловя то взмах красной шали, то раскинутые руки, то дробь каблуков. сплетающуюся с дробным гитарным звоном. Когда двое в круге замирают, переводя дух, воздух взрывается от одобрительных криков. — Первый танец, а первую ночь не предложат? — подшучивает он, когда друг возвращается на место, весь в смуглом румянце. — Нет такого обычая, — рассеянно отзывается Берто, — да и незачем, мне и так тут вряд ли кто-то откажет. И Арно, глядя на него, думает, что вряд ли девушек, вертящихся вокруг них, привлекает титул маркиза или полный кошелек — скорее, резко очерченный, гордый профиль, широкие плечи и крепкие руки, привычные обращаться с канатами. — Да и тебе тоже, — улыбается Салина. — Что? — Как на тебя смотрят, не замечаешь? Сэ улыбается в ответ и внимательнее оглядывает танцующих. Соседка по столу берет его за руку, показывая в круг. — Я не умею, — пытается он объяснить, но у нее озорно блестят черные глаза, блестят в улыбке белые зубы, и он соглашается, и через несколько движений приноравливатся к танцу, благо тот почти весь состоит из прыжков и поворотов. — Сделаем из тебя настоящего марикьяре, — шутит довольный Берто чуть позже. Быстрая музыка сменяется протяжной, почти жалобной, женщины длинно запевают, мужские голоса им вторят. Альберто потягивает вино. — Арно, ты же не любишь оливки? — удивляется он. — А с вином они вроде бы ничего, — Савиньяк бросает в рот очередную ягодку. Немного погодя снова начинаются танцы, и Салина в какой-то момент теряет друга из вида. Спохватившись позже, он успевает слегка забеспокоиться, когда Арно выныривает откуда-то из темноты — растрепанный, в распахнутом колете, с цветком за ухом. — О, которая тебя сманила? — А я не спрашивал, как зовут, — Сэ на миг теряется, — ну, если вдруг у кого-то родятся светленькие, напиши, вышлю перстень, что ли, — он звонко смеется и залпом выпивает стакан. Короткая ночь пропитана вином, танцами, музыкой, теплом от неостывшей земли. Перед рассветом большинство расходится, кто по домам, кто — помоложе — бродить по берегу. Усталый Альберто слушает тихую игру одного из музыкантов и внезапно замечает, что Арно спит, привалившись к его плечу… — Сегодня к вечеру будем в Сан-Андо, — говорит Берто через несколько дней. Арно знает, что и недели не прошло с прибытия на Марикьяру; месяца — с отъезда из Олларии, но за дорогу, пусть мельком, нагляделся столько местных красот, особняков, деревень, — где-то ловили рыбу, где-то ткали ковры, растили виноград, — что кажется, будто провел здесь полжизни. Новый слой загара лег поверх морского, и Салина теперь ненамного смуглее его; зато волосы выгорели едва не до полной белизны, будто какой-то сумасшедший художник перепутал краски и нарисовал все наоборот. — Сан-Андо — порт? — уточняет он. — Порт и город. Второй по величине на Марикьяре. — А… — Сэ едва не переспрашивает «а тут и города есть?», мгновенно понимая глупость вопроса. Конечно, есть, должны быть, но так и представлялся весь этот гористый остров из небольших поселений, разбросанных между кручами. Просто они не удалялись далеко от побережья, только однажды Берто свернул с пути, чтоб показать ему один водопад. Там и вправду было красиво, поток срывался с небольшой высоты, но над ним дрожала радуга, а в чашу, выточенную водой за столетия, падали белые и розовые лепестки с цветущих рядом деревьев. Арно вспомнил, как друг спросил: — Хочешь пить? — Хочу. Альберто сорвал какой-то широкий лист, свернул и зачерпнул из «чаши». В воду попало несколько лепестков, Арно не стал их вынимать, отпивая, почувствовал едва уловимый аромат чего-то фруктового. Вода была холодной, и, может, от этого запаха показалась чуть сладковатой и необыкновенно вкусной. Он передал до половину опустошенный лист обратно, Берто допил. Не к месту и не ко времени вспомнилась вдруг Торка, случай, когда так же черпали — только листом лопуха — из речки. Та вода тоже была холодной, осенней, стылой, и слегка мутной, потому что через реку переходили не так давно… но жажда после боя была слишком сильной. Та вода отдавала горечью, эта была сладкой. — Арно, ты здесь? — Берто, улыбнувшись, вопросительно смотрит. — О чем подумал? — Ничего. Красиво тут, — не хочется делиться тяжелыми воспоминаниями посреди светлого, в таком месте вообще не верится, что бывают на свете войны. Глядя в спину друга, едущего чуть впереди, Савиньяк думает: а ведь ему тоже наверняка есть что вспомнить, пусть у его сражений был соленый морской вкус, суть одна… К вечеру и в самом деле, сперва дымкой, потом все отчетливее виден город. То есть сначала вырисовываются мачты и паруса, потом корабли, а уже потом за ними, за портовой суетой можно различить дома. Город не кажется Арно таким уж большим, он зажат между скалой с одной стороны и морем — с другой, позади нависают груды камня, спереди — лес корабельных снастей. Дома, словно стремясь ухватить солнца и неба посередине, лезут ввысь, над узкими улочками — балкончики, острые выступы крыш с подвешенными кое-где фонарями. Арно обращает внимание, что донышко у фонарей выгнуто и выведено шире. Это чтобы сажа не летела вниз, — догадывается он, — в самом деле, когда тут же под ними ходят и ездят, иначе нельзя, это не главные улицы Олларии… Хотя толпа в этих улочках такая, словно в самом деле из талигойской столицы собрали и стеснили всех здесь, между желтыми, коричневыми, белыми стенами из местного камня или кирпича. Ои едва успевают увернуться, что-то рядом выплеснули из окна второго этажа. Берто кричит по-кэналлийски звонко, то ли ругается, то ли просто рассердился; женщина в белом фартуке, выглянув из окна, всплескивает руками, отвечает тоже непонятно, Савиньяк едва улавливает пару знакомых слов, выученных по дороге, — и бросает уже нарочно им булку, завернутую в тряпицу. Булка еще горячая, душистая, пахнет сыром и луком; отламывая свой кусок, Арно машет рукой женщине, успевает заметить, что она еще довольно молода, и у нее тонкие черты лица, — и, проезжая в следующую улочку, уже забывает о ней, как и о многом, мельком увиденном здесь, увиденном и тут же забытом для того, чтоб долго, долго вспоминать и перебирать когда-нибудь далеко отсюда… Ближе к центру города не так людно, улицы чище, дома красивее. Но Арно жаль свежего ветра, который влетал в улочки окраин. И когда Берто выбирает, где остановиться ночевать, Сэ просит: — Давай ближе к морю! И по мгновенной улыбке, радости из-под ресниц, понимает, что другу тоже этого хотелось. Из окон трактира смутно видны паруса. Смутно, потому что еще чуть-чуть, — и их совсем скроет быстрая марикьярская ночь. — Когда придут твои корабли? — спрашивает он. — Должны послезавтра. Хорошо, что мы успели заранее, у нас еще целый день, чтоб погулять, тут тоже есть, что посмотреть. А если отъехать немного от города… я же обещал тебя научить нырять как следует, — подмигивает Берто. — Посмотрим, — рассеянно отвечает Арно. Ему сейчас просто хорошо сидеть так, вытянув ноги, слушая, как переговариваются вокруг, перебрасываясь историями о дальних путешествиях, о новостях из Кэналлоа, Талига, других земель… Город у моря живет не только своей жизнью, корабли, идущие туда-сюда, словно нити натягивают между берегами сквозь немыслимую даль, — слова отдаются в ушах, словно только что произнесенные под шорох снежинок. — Ты сегодня о чем-то весь день думаешь. — Вспомнилось, — и Арно, слегка улыбнувшись, припоминая хороший разговор после хорошей разминки-дуэли, повторяет мысль. — Только это не я так сравнил, это Руперт. — Какой Руперт? — Фок Фельсенбург. — Адъютант Ледяного?! — изумляется Берто. — А ты его откуда знаешь?! — Как откуда? По Придде, когда они с Кальдмеером были в плену. — Вот оно что, — друг хмурится. — Господин Фельсенбург склонен к философии? — Руперт достойный человек. И достойный враг, — прибавляет Арно, не понимая, с чего вдруг разозлился Салина. Ну да, война есть война, но и по ту ее сторону есть те, кому не стыдно подать руку. — Не знаю, — Альберто сводит густые брови — насколько он хорош, но заводить дружеские отношения с офицерами Талига я бы на его месте не стал. — Лучше такие враги, чем иные союзники, — Савиньяк тоже начинает злиться. — За Руперта фок Фельсенбурга я могу поручиться, как за себя. — Ты всегда любил заступаться за друзей… или тех, кого ими считал. Арно улавливает намек на Окделла, но не успевает ответить. — Я не знаю, благодарен ли адмирал цур зее своему адъютанту за то, что оказался в Придде, — продолжает Салина, — но на его месте я бы предпочел утонуть, чем струсить и спасти свою жизнь ценой плена. Арно резко бледнеет сквозь загар. — Я тоже, — негромко отвечает он. И только тут Альберто спохватывается, хочет пояснить, что совсем не то имел ввиду, да и сам не знает, с чего вдруг прицепился к этому «гусиному» лейтенанту… а Савиньяк, коротко размахнувшись, дает ему пощечину Луна серебряно сияет слева от мачт, еще не зацепившись за их верхушки, черные тени резко ложатся на песок. Альберто Салина все еще удивляется про себя: дуэль? С Арно?! Он даже не подумал о секундантах, потому что какая глупость, в самом деле… Никто не обратил внимания на вышедших молодых людей. Прилив затопил песчаную косу, но каменистый берег повыше достаточно просторен и сух. Швырнув наземь колет, Арно обнажает шпагу, блеснула сталь. Он неохотно тянет клинок из ножен, подбирая слова. Но выражение лица у приятеля решительное и злое, и звон взлетающих шпаг звучит достаточно громко. Берто только обороняется, почти не нападая, Савиньяк дерется много лучше, чем в Лаик, но марикьяре привычно отмечает: этот удар он провел бы иначе, этот вообще не стал бы применять сейчас… Ранить или убить Арно? Дать ранить или убить себя? Какая глупость! И, отбив очередную атаку, швыряет свою шпагу в сторону — она втыкается в песок, эфес покачивается и дрожит. Арно, клинок которого встретил пустоту, едва успевает остановиться в растерянности. — Арно, к кошкам или к Создателю, как хочешь, твоего Фельсенбурга… Я был неправ, прости, — и протягивает руку. Три или четыре удара звонко бьющегося сердца, неподвижно застывшие фигуры, наконец друг бросает оружие и протягивает руку навстречу. — Да. Понимаешь, — быстро и сбивчиво пытается объяснить Сэ, — я знаю, что не пытался спастись от смерча любой ценой, и мне наплевать, что об этом думают, но если ты решил, что я струсил… — Нет, — он качает головой, — нет, я говорил не об этом, и никогда не думал, что… Слов не хватает, но, кажется, Савиньяка убеждают не столько слова, сколько интонации и выражение лица. Встряхнув головой, все еще крепко сжимая его руку, Арно кивает и неожиданно улыбается. — Я тоже сделал глупость. Если бы ты так думал, ты бы сказал мне об этом раньше. На душе становится легко, Альберто смеется и тут же снова пугается, не обидит ли этим, но друг смеется в ответ. Хочется сказать что-то еще, только что пережитое волнение ссоры, дуэли и примирения оставило после себя смутную неловкость. — Давай не пойдем обратно, — предлагает Арно, — лучше туда, по берегу? Он снова непостижимым образом угадал его мысль. Они молча бредут рядом вдоль серебряной и до черноты синей полосы прилива, пока тропинка не поднимается в гору. Наверху ветрено, но в небольшой ложбинке тихо и почти тепло. Звезды дрожат и подмигивают им, дробятся лучами между ресниц. Соленый, морской вкус ветра оседает на губах, для Арно он за эти дни стал уже привычным. Тихо-то тихо, но из трактира они выскочили, едва накинув камзолы, а плащи так и вовсе должны лежать в дорожных сумках. И возвращаться не хочется, чтобы не разрушать очарования ночи и хрупкого равновесия едва обретенного заново мира. Савиньяк ежится, Альберто решительно обнимает его за плечи. Так можно сидеть хоть до утра. — Арно… — Что? — Ничего. Просто Арно. Друг придвигается к нему ближе, голова к голове, висок к виску. — Берто? — Что? — Ничего. Просто Берто… Луна все так же серебрит травинки, затмевая звезды, пока ветер не нагоняет облачко. — Какие здесь все-таки звезды, — в который раз удивляется Арно, — гроздьями, что твой виноград. — Это тебе не Торка. На севере их и не разглядишь. Ты знаешь свое созвездие? — Да, Охотничий Рог. — Сuerno… Вон, левее, видишь? — Теперь вижу. А твое? — Сэ спохватывается, что не помнит дату рождения марикьяре. — Мое — Ястреб, Halcón. Рядом с твоим, видишь, две звездочки по краям ярче, — крылья. — Алькон, — Арно пытается повторить слово чужого языка, но придыхание в начале дается с трудом. — Halcón. А вот Фульгат, это по твоей части, — шутит Салина. Савиньяк фыркает. — Помню-помню рассказы Ли в детстве — в моем детстве, конечно. Сколько я потом просился к тем фульгатам… Альберто с трудом может представить себе серьезного, холодного графа отчаянным разведчиком, но было, значит, было. — У Ли и Эмиля — Ласточка. Где она, не знаешь? — спрашивает Арно. — Знаю. Совсем в другой стороне, ближе к городу, — за мачтами, смотри… — Вижу. Берто, да ты звездочет, — улыбается приятель. — Я моряк, мне звезды — первые друзья. Живая чернота мерцает над ними, и кажется, что это она дышит солью и прохладой. — Вепрь, — негромко называет Альберто, — Лучник, Медведь… Внезапно яркая искорка с длинным хвостом прорезает небо. — Успел загадать?! — вскакивает Арно. — Нет. А ты? — Я успел. Я… — Не говори, а то не сбудется, — предостерегает он. — Да? Жаль. Ну хорошо. Скажу потом, когда будет можно, — виконт снова устраивается рядом. — Только наши моряки многие звезды зовут иначе, — делится Салина. — Твое, например, у нас будет Сoncha, Ракушка. Мое — Petrel, Буревестник. — Буревестник? — изумляется Арно. — Да, а что? — Нет, — сказать о своем сравнении на корабле он почему-то застеснялся. — А еще? — Лучник, например, так и есть. Аrquero. — Аrquero, — повторяет Савиньяк. — Да. Свора — взгляд бежит по небу, — Дельфины, Delfines. Копье так же, Lanza. Арно называет за ним звонкие, гортанные слова, Берто местами поправляет. Импровизированный урок кэналлийского неожиданно увлекает обоих; перебрав все звезды, под вновь засиявшей луной вспоминают все, что придет в голову. Кое-какие выражения талигоец уже выучил за эти дни, язык дается ему довольно легко. Теперь они с Арно говорят на одном языке, неожиданно приходит в голову Салине, и мысленно он усмехается сам себе, — можно подумать, до того говорили на разных. Но слова детства и юности в произношении друга звучат как-то иначе, интереснее, будто открылся в них новый смысл. — А что ты сказал женщине из окошка? — весело спрашивает тот. — Hostia! Limpie los ojos! — Салина отвечает серьезно, но в глазах пляшут огоньки — И что это значит? — Что с такими красивыми глазами, как у нее, можно бы смотреть и получше. — По-кэналлийски короче, — смеется Сэ. Молчание окутывает их, проносятся тени летучих мышей, — скоро рассвет, зверьки торопятся вернуться в прибрежные пещеры. — Te echaré de menos, amigo, — негромко говорит марикьяре. — Только «amigo» и понял. Альберто оставляет фразу без перевода, глядя вдаль, на море, которое, — что поделаешь, — довольно скоро унесет от него Савиньяка. «Буду скучать по тебе, друг». -‭ ‬Так куда мы сегодня идем‭? ‬-‭ ‬спрашивает Арно за завтраком.‭ -‎ ‏А это смотря, как тебе показывать город.‭ ‬Как виконту Сэ‭ ‬или как Арно из Савиньяка‭? -‎ ‏А есть разница‭? -‎ ‏Старая семейная история, ‭ ‬-‭ ‬смеется Салина.‭ ‬-‭ ‬Когда мне было двенадцать, ‭ ‬отец впервые взял меня в Алвасете.‭ ‬Водили по дому, ‭ ‬показывали ковры, ‭ ‬портреты и все такое, ‭ ‬от скуки хотелось сразу и зевать, ‭ ‬и кусаться.‭ ‬К обеду подошел Хуан, ‭ ‬посмотрел, послушал и говорил: «Маркиз Салина увидел достаточно. А Берто с Марикьяры я все покажу сам‭"‬. -‎ ‏И‭? ‬- спрашивает Арно. -‎ ‏И повел меня теперь по конюшням, ‭ ‬погребам, ‭ ‬оружейным…‭ ‬Тут я не зевал, ‭ ‬конечно.‭ -‎ ‏Ясно.‭ ‬А ты что задумал‭? Альберто с ухмылкой смотрит на него. -‎ ‏Что не так‭? -‎ ‏Погоди-ка минутку, ‭ ‬-‭ ‬Салина выглядывает из комнаты, ‭ ‬зовет слугу и что-то приказывает по-кэналлийски‭ ‬-‭ ‬коротко, ‭ ‬Сэ не успевает понять.‭ ‬-‭ ‬Сейчас увидишь. Слуга приносит одинаковые свободные рубашки, ‭ ‬штаны с высокими поясами‭ ‬-‭ ‬одежда местных юношей. -‎ ‏Верхний город‭ ‬-‭ ‬это еще не Сан-Андо.‭ ‬Чтобы понять его, ‭ ‬надо потолкаться внизу, ‭ ‬у моря.Переодевайся, ‭ ‬andare‭ (идем‭)! -‎ ‏Кошель и шпагу, ‭ ‬больше ничего не понадобится, ‭ ‬-‭ ‬подсказывает Берто перед выходом.‭ ‬-‭ ‬И шляпу свою оставь, ‭ ‬завяжи волосы, ‭ ‬как я. Арно стягивает косынку узлом позади, ‭ ‬как Альберто и моряки на корабле.‭ ‬Ловит удивленный взгляд друга. -‎ ‏Тебя и не узнать.‭ Савиньяк смотрит в крохотное круглое зеркало на стене, ‭ ‬сам с трудом угадывает себя в мутном стекле.‭ ‬Светлые кудри выбиваются из-под черной косынки, ‭ ‬глаза сверкают азартом‭ ‬-‭ ‬и в то же время будто стал старше, ‭ ‬взрослее.‭ -‎ ‏Ну все, ‭ ‬-‭ ‬улыбается Берто, ‭ ‬смуглая тень за его плечом, ‭ ‬-‭ ‬пропали местные девушки. -‭ ‬Я с тобой поделюсь, ‭ ‬-‭ ‬подмигивает Арно. -‎ ‏А я тебе, ‭ ‬как гостю, ‭ ‬уступлю, ‭ ‬-‭ ‬продолжает шутить Салина.‭ ‬И друг хохочет, ‭ ‬а потом поясняет: -‎ ‏А это уже моя семейная история.‭ ‬То есть не совсем семейная, ‭ ‬матушка не знает, ‭ ‬но, ‭ ‬наверное, ‭ ‬не удивилась бы.‭ ‬Я случайно услышал, ‭ ‬Эмиль рассказывал Валме.‭ ‬Он‭ ‬-‭ ‬Эмиль-то‭ ‬-‭ ‬еще служил в Торке, ‭ ‬а Нель приехал к нему в гости.‭ ‬Ну сам понимаешь, ‭ ‬кабак, ‭ ‬вино, ‭ ‬Лионель еще‭ «‬Слезу‭» ‬привез в подарок…‭ ‬И спьяну не придумали ничего лучше, ‭ ‬как делить девицу.‭ ‬Эмиль уступал как хозяин, ‭ ‬Нель…‭ ‬не помню, ‭ ‬но тоже чем-то отговаривался. -‎ ‏И чем закончилось‭? -‎ ‏Проснулись все вместе, ‭ ‬-‭ ‬смеется Арно, ‭ ‬-‭ ‬девица, ‭ ‬по словам Милле, ‭ ‬ушла еле живая, ‭ ‬но довольная. Салина фыркает. -‎ ‏Знаю я бергерш, ‭ ‬к ним только вдвоем и подходить, ‭ ‬чтобы разморозить.‭ ‬Идем, ‭ ‬а то кроме этой гостиницы‭ ‬так ничего и не увидишь. Шум моря и чаячий крик сопровождают их с момента прибытия на Марикьяру, ‭ ‬нет‭ ‬-‭ ‬с момента, ‭ ‬когда они сели на корабль‭; ‬вплетаются в любой разговор или песню.‭ ‬И сейчас, ‭ ‬в толкотне улочек Нижнего города, ‭ ‬сквозь возгласы торговцев, ‭ ‬стук копыт и звон металла то и дело пробивается размеренный, ‭ ‬тяжелый плеск прибоя.‭ ‬Сделай несколько шагов‭ ‬-‭ ‬и окажешься на берегу, ‭ ‬увидишь зеленовато-лазурную толщу. Они уже миновали высокие белые и желтые особняки с узорными коваными ставнями‭; ‬теперь пошли темные домики с горбатыми черепичными крышами‭; ‬здесь шумно, ‭ ‬пестро, тесно, ‭ ‬грязновато и весело.‭ ‬В верхнем городе людскую толчею пересекают изящные открытые экипажи с надменными дамами‭; ‬здесь мулы тащат телегу, ‭ ‬в плетеных корзинах мелькает серебро рыбьей чешуи.‭ ‬Телегой правит толстая женщина, ‭ ‬на белом фартуке мокрые пятна‭; ‬покрикивая не то на мулов, ‭ ‬не то на прохожих, ‭ ‬она расчищает себе дорогу.‭ Прямо с улицы низкие ступени ведут в темный проем погребка.‭ ‬Оттуда доносится нестройная песня, ‭ ‬и ее сбивчивый мотив удивительным образом напоминает все тот же рокот волн.‭ ‬У распахнутой двери‭ ‬стоят двое смуглых молодцов, ‭ ‬одетых так же, ‭ ‬как они‭; ‬кого-то поджидают, ‭ ‬настороженно рассматривают прохожих‭; ‬над‭ ними ‬свешивается с крохотного балкончика виноград. Старуха в черном ведет через дорогу юную девушку в длинной шали‭; ‬Савиньяк успевает разглядеть глубокие темные глаза и маленький яркий рот‭; ‬Альберто, ‭ ‬опередив, ‭ ‬окликает женщин, ‭ ‬но старуха дергает спутницу за руку и исчезает с ней в проулке между домами.‭ Арно смотрит во все глаза.‭ ‬Теперь он понимает, ‭ ‬почему Салина привел его сюда‭ ‬-‭ ‬здесь бьется сердце города, ‭ ‬отсюда жизнь, ‭ ‬словно кровь по жилам, ‭ ‬растекается по узким улочкам вверх, ‭ ‬туда, ‭ ‬где дома не то врастают в камень, ‭ ‬не то рождаются из него.‭ ‬Голод виконт Сэ ощущает, ‭ ‬только заметив торговку пирогами с рыбой‭; ‬перекусывая на ходу, ‭ ‬они останавливаются возле кукольного театра. Не все шутки, ‭ ‬над которыми хохочут зрители, ‭ ‬понятны талигойцу, ‭ ‬но ярко раскрашенные куколки на тонких ниточках дерутся и пляшут так, ‭ ‬что сюжет ясен и без слов.‭ ‬Наконец кукла с улыбкой от уха до уха, ‭ ‬в пестрой клетчатой рубашке палкой прогоняет со сцены соперников.‭ -‎ ‏Хитрый Пьетро‭! ‬-‭ ‬кричат уличные мальчишки, ‭ ‬а хозяин театра обходит толпу со шляпой в руке.‭ ‬Арно не жалеет золотого, ‭ ‬и кукловод кланяется им ниже, ‭ ‬чем прочим. -‎ ‏Что случилось‭? ‬-‭ ‬спрашивает Берто, ‭ ‬заметив, ‭ ‬что приятель посерьезнел.‭ ‬-‭ ‬Кошель, ‭ ‬что ли, ‭ ‬срезали‭? -‎ ‏Нет, ‭ ‬-‭ ‬отмахивается Арно, ‭ ‬-‭ ‬кошель на месте.‭ ‬Чего-то не хватает…‭ ‬не пойму, ‭ ‬чего.‭ ‬Слишком шумно здесь, ‭ ‬что ли… -‎ ‏А-а, ‭ ‬-‭ ‬смуглое лицо марикьяре освещает радостная и в то же время немного грустная улыбка, ‭ ‬-‭ ‬услышал‭? ‬Этот гвалт море заглушил.‭ ‬Пойдем к берегу‭? Сэ идет следом‭; ‬в отдалении от толпы и вправду возвращается, ‭ ‬успокаивая, ‭ ‬мерный шум волн.‭ ‬Сан-Андо живет морем, ‭ ‬дышит с ним в одном ритме…‭ ‬Если Савиньяк за считанные дни так привык к звуку прибоя, ‭ ‬для Альберто он, ‭ ‬наверное, ‭ ‬роднее, ‭ ‬чем стук собственного сердца‭? Арно думает об этом, ‭ ‬стоя на берегу.‭ ‬Друг легко касается его плеча. -‎ ‏Я так и знал, ‭ ‬что ты почувствуешь.‭ ‬Надо быть деревянной куклой, ‭ ‬чтобы увидеть море и не заболеть им. -‎ ‏Как же ты без него в Талиге‭? ‬-‭ ‬удивляется виконт, ‭ ‬пытаясь вспомнить, ‭ ‬ощущал ли подобное в Хексберг.‭ ‬То ли море там было другим, ‭ ‬то ли просто никто не стоял так за плечом, ‭ ‬помогая услышать… -‎ ‏Люди и без ног живут, ‭ ‬и без рук, ‭ ‬-‭ ‬Салина встряхивает головой, ‭ ‬отбрасывая черные кудри со лба.‭ ‬-‭ ‬Нет рядом‭ ‬-‭ ‬в ушах шумит, ‭ ‬как наяву.‭ ‬Зато когда снова на корабль‭ ‬-‭ ‬не то что руки, ‭ ‬крылья вырастают. Талигоец вспоминает Альберто на мачтах, ‭ ‬по-птичьи стремительный и резкий силуэт в солнечных лучах, ‭ ‬словно в самом деле большой буревестник пролетал и опустился.‭ ‬Смутная зависть проходит тенью, ‭ ‬зависть к этой цельности души, ‭ ‬от рождения отданной морю.‭ ‬Арно не знает, ‭ ‬не может пока сказать, ‭ ‬есть ли у него свое‭ ‬-‭ ‬такое, ‭ ‬на что не жалко потратить всю жизнь, ‭ ‬а ведь Берто старше его всего на год… Прогоняя эти мысли, ‭ ‬Савиньяк пытается прикинуть, ‭ ‬сможет ли нынешний маркиз Салина со временем занять место Альмейды‭? -‎ ‏Ты хотел бы стать Первым Адмиралом Талига‭? Альберто неожиданно, ‭ ‬впервые на глазах Арно краснеет. -‎ ‏А ты откуда знаешь‭? Стрелял в белый свет, ‭ ‬а попал в яблочко.‭ ‬Он отвечает шуткой: -‎ ‏Плох тот солдат, ‭ ‬который не мечтает стать генералом. -‎ ‏А ты хочешь быть Первым Маршалом‭? -‎ ‏Не знаю, ‭ ‬-‭ ‬Арно чуть-чуть хмурится.‭ ‬В детстве хотел, ‭ ‬конечно‭; ‬когда повзрослел, ‭ ‬на месте Ворона казалось невозможным представить кого-то другого, ‭ ‬потом… -‎ ‏Пусть лучше мой брат живет и здравствует долго.‭ ‬Просто маршалом стану непременно, ‭ ‬вот увидишь.‭ ‬Савиньяк я или нет‭?! -‎ ‏Верю, ‭ ‬-‭ ‬Салина серьезен.‭ ‬-‭ ‬Напиши, ‭ ‬когда станешь, ‭ ‬салют дам‭! -‎ ‏Тогда ты напиши, ‭ ‬когда станешь адмиралом, ‭ ‬-‭ ‬смеется Арно, ‭ ‬представляя треск и‭ ‬цветные звезды над ночным темным морем, ‭ ‬-‭ ‬я тоже‭! ‬Да что мы будто прощаемся‭? -‎ ‏И правда, ‭ ‬-‭ ‬улыбается Берто, ‭ ‬-‭ ‬сколько еще воды до того утечет. Вода плещется у их ног, ‭ ‬течет безостановочно, ‭ ‬слышит и запоминает, ‭ ‬как и множество других клятв, ‭ ‬и никому не дано знать, ‭ ‬какие сбудутся, ‭ ‬а какие раздробятся, ‭ ‬растекутся сотнями крохотных капель… -‎ ‏А что господин будущий маршал думает насчет купания‭? ‬-‭ ‬подмигивает друг.‭ ‬-‭ ‬Завтра будет некогда, ‭ ‬самое время сейчас.‭ ‬Или устал‭? -‎ ‏Вовсе нет, ‭ ‬-‭ ‬от дневной жары хочется сбежать либо в тень, ‭ ‬либо в воду.‭ -‎ ‏Тогда пойдем чуть подальше.‭ ‬Здесь, ‭ ‬у причалов, ‭ ‬вода мутная, ‭ ‬а там чище, и место красивее. Дорога постепенно поднимается и через полхорны от города выводит на невысокую скалу с ровной, ‭ ‬будто срезанной верхушкой.‭ ‬Внизу, ‭ ‬немного в стороне, ‭ ‬отмель, ‭ ‬покрытая галечником. -‎ ‏Здесь хорошее дно, ‭ ‬чистое, ‭ ‬без камней.‭ ‬И глубина в самый раз.‭ ‬Ты под водой-то умеешь плавать‭? ‬-‭ ‬спрашивает Альберто, ‭ ‬раздеваясь.‭ -‎ ‏Умею, ‭ ‬умею.‭ -‎ ‏Тогда смотри и делай, ‭ ‬как я.‭ ‬Главное, ‭ ‬ноги-руки не растопыривай.‭ Салина, ‭ ‬прижав руки к телу, ‭ ‬живой стрелой входит в воду почти без плеска, ‭ ‬тут же выныривает и машет ему.‭ ‬Арно, ‭ ‬чуть не забыв снять косынку, ‭ ‬повторяет‭ ‬-‭ ‬получается не так гладко, ‭ ‬брызги взлетают вокруг. -‎ ‏Для первого раза хорошо, ‭ ‬-‭ ‬отфыркивается и смеется марикьяре, ‭ ‬-‭ ‬а в следующий держись прямее.‭ ‬Наверх‭? -‎ ‏Подожди немного, ‭ ‬-‭ ‬Савиньяк ложится спиной на воду и с удовольствием жмурится, ‭ ‬покачиваясь на волнах.‭ ‬Соленая вода держит куда лучше речной… -‎ ‏Ты что, ‭ ‬спать сюда приехал‭? ‬-‭ ‬незаметно подплывший Берто дергает его за ногу, ‭ ‬чуть не утащив в глубину, ‭ ‬и тут же ныряет, ‭ ‬спасаясь от праведного гнева.‭ ‬Арно глубоко вдыхает и ныряет следом. Вода прозрачна, ‭ ‬по дну перебегают тени.‭ ‬На его руках, ‭ ‬на всем лежит зеленоватый оттенок, ‭ ‬впереди маячит тело друга‭ ‬-‭ ‬Арно почти догнал его, ‭ ‬но Салина вывернулся, ‭ ‬только волосы водорослями колыхнулись у самых пальцев… Одинаково вымотавшись от подъемов на скалу, ‭ ‬ныряний и догонялок, ‭ ‬они растягиваются на отмели.-‎ «‏Ласточка‭» ‬из тебя пока что не очень, ‭ ‬но уже не олень в кустах, ‭ ‬-‭ ‬Берто еще хватает на поддразнивания.‭ ‬Сэ, ‭ ‬не обижаясь, ‭ ‬рассматривает камушки у самых глаз.‭ ‬Черный, ‭ ‬рыжий, ‭ ‬белый, ‭ ‬полосатый, ‭ ‬глиняный черепок, ‭ ‬обточенный морем почти до неузнаваемости, ‭ ‬сухая клешня краба… -‎ ‏Что это‭? ‬-‭ ‬он поднимает позеленевший медный кругляш. -‎ ‏Монета, ‭ ‬-‭ ‬с интересом разглядывает Салина, ‭ ‬-‭ ‬старая, ‭ ‬очень старая.‭ ‬Я видел такие, ‭ ‬может, ‭ ‬ей тысяча лет, ‭ ‬а может, ‭ ‬и две.‭ Монету, ‭ ‬видимо, ‭ ‬вынесло на берег давно, ‭ ‬иначе выбитые линии совсем сгладились бы, ‭ ‬а так на кусочке металла еще угадывается гордый профиль.‭ ‬Высокий лоб, ‭ ‬прямой нос‭ ‬-‭ ‬изображение кажется Арно чуть-чуть похожим на друга.‭ -‎ ‏И как ее раньше никто не нашел‭? ‬-‭ ‬удивляется Альберто.‭ ‬-‭ ‬Тебя ждала, ‭ ‬не иначе.‭ ‬Бери на память. -‎ ‏Возьму, ‭ ‬конечно, ‭ ‬-‭ ‬заберет и будет хранить вместе с раковиной из затопленного храма.‭ ‬Грустно думать, ‭ ‬что скоро все это станет памятью, ‭ ‬а не явью, ‭ ‬но время бежит так же неудержимо, ‭ ‬как вода.‭ ‬Вечереет, ‭ ‬пора возвращаться, ‭ ‬тем более, ‭ ‬что желудок уже громко напоминает о себе, ‭ ‬и еще сильнее хочется пить. -‎ ‏Быка бы съел, ‭ ‬-‭ ‬вслух мечтает Арно. -‎ ‏А я‭ ‬-‭ ‬кита‭! ‬-‭ ‬подхватывает марикьяре, ‭ ‬но для начала надо дойти обратно до города.‭ ‬Расстояние, ‭ ‬которое так легко преодолели днем, ‭ ‬сейчас кажется очень большим, ‭ ‬однако им везет‭ ‬-‭ ‬едва поднимаются на дорогу, ‭ ‬их догоняет телега, ‭ ‬доверху нагруженная мешками, ‭ ‬оси скрипят под тяжестью.‭ ‬Старик-возница останавливается, ‭ ‬подсаживая, ‭ ‬а чуть позже, ‭ ‬когда Альберто перебрасывается с ним несколькими словами на местном наречии, ‭ ‬даже протягивает кувшин.‭ ‬Арно ожидает воды, ‭ ‬но в кувшине оказывается кисловатое вино. Мулы шагают неторопливо, ‭ ‬не быстрее, ‭ ‬чем они дошли бы ногами, ‭ ‬телега покачивается, ‭ ‬баюкая, ‭ ‬море шумит, ‭ ‬быстрый южный вечер спускается на побережье.‭ ‬Савиньяк успевает даже задремать. Поужинав — глаза уже слипаются -‭ ‬он добирается до своей комнаты и снова проваливается в крепкий сон. Маркиз Салина серьезно и деловито окидывает взглядом тюки, ‭ ‬бочки, ‭ ‬разговаривает с капитаном уже на чистом кэналлийском, ‭ ‬без примеси талиг.‭ ‬С утра Альберто излазил‭ «‬Донью Луису‭» ‬от носа до кормы, ‭ ‬причем сохранность корабля явно заботит друга не меньше, ‭ ‬чем соответствие груза‭ ‬-‭ ‬бумагам с привешенными на шнурке печатями.‭ ‬Арно сам не знает, ‭ ‬зачем таскается за приятелем, ‭ ‬понимая от силы половину разговоров.‭ ‬Марикьяре с утра предлагал ему подождать в гостинице или погулять по городу в одиночестве, ‭ ‬честно предупредив, ‭ ‬что день будет трудным, ‭ ‬но виконт решил составить ему компанию и теперь, ‭ ‬такой же взмыленный, ‭ ‬наслаждается минутой передышки. Альберто взмахивает рукой, ‭ ‬подавая сигнал к разгрузке, ‭ ‬по широким сходням начинают выносить и выкатывать товар. Дальше по берегу расположены приземистые, ‭ ‬вросшие в землю склады, ‭ ‬откуда‭ ‬-‭ ‬Берто вчера пояснял‭ ‬-‭ ‬что-то увезут в земли Сагнара, ‭ ‬что-то отправят на базар, ‭ ‬что-то в Талиг…‭ ‬Сэ пытается представить, ‭ ‬сколько надо держать в голове, ‭ ‬чтобы распоряжаться всем этим, ‭ ‬и в который раз смотрит на друга с уважением.‭ -‎ ‏Хочешь пить‭? ‬-‭ ‬Салина протягивает ему фляжку и вытирает лоб.‭ ‬-‭ ‬Сейчас второй корабль, ‭ ‬там и поужинаем.‭ ‬Хорошо бы все три сегодня, ‭ ‬люди ждут, ‭ ‬но на последний меня, ‭ ‬кажется, ‭ ‬вечером уже не хватит.‭ -‎ ‏И как ты это все помнишь…‭ ‬-‭ ‬все же решается сказать Арно.‭ -‎ ‏На самом деле все просто, ‭ ‬-‭ ‬отмахивается Берто, ‭ ‬-‭ ‬капитаны проверенные, ‭ ‬слуги надежные, ‭ ‬справились бы и так, ‭ ‬честно говоря, ‭ ‬отец больше для порядка прислал.‭ ‬Адмиральство‭ ‬-‭ ‬это он так говорит‭ ‬-‭ ‬еще по воде писано, ‭ ‬а мне, ‭ ‬как наследнику, ‭ надо иметь хотя бы представление о семейных делах.‭ ‬Вот тебе и отпуск, ‭ ‬-‭ ‬смеется он с ноткой усталости, ‭ ‬-‭ ‬никакого отдыха. Арно снова задумывается о себе.‭ ‬Учения на плацу, ‭ ‬дежурства, ‭ ‬караулы, ‭ ‬веселые вечера с друзьями…‭ ‬После войны это казалось и было‭ ‬отдыхом, ‭ ‬но сейчас в нем поднимается честолюбие, ‭ ‬которым младший Савиньяк и так не обделен. ‎«‏Надо будет поговорить с Эмилем, ‭ ‬когда вернусь, ‭ ‬-‭ ‬решает он, ‭ ‬-‭ ‬или лучше даже с Лионелем.‭ ‬Он поможет найти занятие‭»‬. Воплотить решение он сможет нескоро, ‭ ‬так что пока просто спускается вслед за приятелем по сходням, ‭ ‬уступая дорогу носильщикам и высматривая впереди мачты следующего корабля, ‭ «‬Санта Бланки‭»‬. Обратная дорога до дома Альберто кажется короче.‭ ‬Когда перед ними вырисовывается замок-крепость, ‭ ‬Арно радуется ему, ‭ ‬словно родному.‭ ‬Хозяина он приветствует местной смешанной речью почти без ошибок, ‭ ‬и Хулио Салина одобрительно кивает.‭ ‬Вечером Берто долго сидит у отца и выходит, ‭ ‬словно после экзамена в Лаик, ‭ ‬взволнованный, ‭ ‬но довольный. -‎ ‏Все в порядке, ‭ ‬похвалил, ‭ ‬-‭ ‬отвечает на безмолвный вопрос.‭ ‬-‭ ‬Подожди, ‭ ‬еще тебя расспросит, ‭ ‬как прошла поездка.‭ -‎ ‏Ох, ‭ ‬-‭ ‬усмехается Савиньяк, ‭ ‬-‭ ‬я уже сам половину забыл, ‭ ‬столько всего было… -‎ ‏Я помогу вспомнить.‭ ‬Смотри, ‭ ‬сперва мы… До глубокой ночи они сидят под старым каштаном, ‭ ‬перебирая в разговоре события день ото дня.‭ -‎ ‏Кажется, — тихонько говорит Арно, ‭ ‬-‭ ‬будто целая жизнь прошла. -‎ ‏Приезжай почаще, ‭ ‬-‭ ‬отзывается Альберто, ‭ ‬-‭ ‬будет у тебя много таких жизней. -‎ ‏Как у кошек, ‭ ‬девять‭? ‬-‭ ‬улыбается он.‭ ‬-‭ ‬Когда-нибудь точно приеду. Сэ замолкает.‭ ‬От недавних впечатлений мысли перескакивают к дому и родным, ‭ ‬и увидеть их хочется с той же силой, ‭ ‬с какой жаль уезжать.‭ -‎ ‏А мне пора, ‭ ‬-‭ ‬вздыхает он, ‭ ‬и Салина понимает. -‎ ‏Да, ‭ ‬- так же тихо.‭ ‬-‭ ‬Пора.‭ ‬Пока еще доплывешь…‭ «Жаль‎» ‏и‭ «‬надо‭» ‬остаются непроизнесенными.‭ ‬И так понятно, ‭ ‬что надо, ‭ ‬и так видно, ‭ ‬что жаль.‭ -‎ ‏Завтра я еще что-нибудь придумаю, ‭ ‬-‭ ‬Альберто‭ ‬привычно отбрасывает назад волосы с лица, ‭ ‬-‭ ‬напоследок, ‭ ‬чтобы ты заскучать не успел.‭ -‎ ‏С тобой‭? ‬-‭ ‬поднимает брови Арно.‭ ‬-‭ ‬Да ты же и минуты спокойно не сидишь. -‎ ‏Неправда, ‭ ‬-‭ ‬отшучивается тот, ‭ ‬-‭ ‬вот уже часа два с места не двигаемся.‭ ‬Ничего, ‭ ‬на обратном пути спи хоть всю дорогу, ‭ ‬никто не будет мешать. Он молчит и думает, ‭ ‬какой унылой покажется эта дорога без друга. -‎ ‏Спокойной ночи, ‭ ‬Арно, ‭ ‬-‭ ‬негромко желает марикьяре у порога его комнаты.‭ -‎ ‏Спокойной ночи, ‭ ‬-‭ ‬но в спальне он, ‭ ‬вопреки усталости, ‭ ‬не ложится, ‭ ‬а еще долго смотрит в окно, ‭ ‬запоминая рисунок южных созвездий‭ ‬-‭ ‬просто так.‭ То ли чайки сегодня кричат особенно пронзительно, ‭ ‬то ли ему просто так кажется на прощание. Арно Савиньяк чувствует, ‭ ‬что за несколько недель будто повзрослел на несколько лет‭ ‬-‭ ‬столько всего увидел, ‭ ‬узнал, ‭ ‬передумал.‭ ‬Они стоят друг против друга, ‭ ‬несколько минут, ‭ ‬чтобы пожать руки и попрощаться, ‭ ‬а потом его ждет корабль, ‭ ‬Салину‭ ‬-‭ ‬конь и дорога.‭ ‬Будто они‭ ‬поменялись…‭ -‎ ‏Ну до встречи, ‭ ‬что ли, ‭ ‬-‭ ‬нарушает молчание Берто. -‎ ‏Погоди, ‭ ‬-‭ ‬Арно торопливо вытаскивает спрятанный на груди конверт, ‭ ‬-‭ ‬тебе, ‭ ‬откроешь потом. -‎ ‏Хорошо, ‭ ‬-‭ ‬Альберто принимает лист, ‭ ‬еще хранящий тепло, ‭ ‬а с корабля уже окликают.‭ ‬Арно, ‭ ‬в последний раз тряхнув его руку, ‭ ‬взбегает по сходням.‭ ‬Убраны канаты, ‭ ‬красавица‭ «‬Марикьяра‭» ‬разворачивается, ‭ ‬готовясь пуститься в плавание. ‎«‏Видишь, ‭ ‬я все еще буду на Марикьяре, ‭ ‬-‭ ‬отдается в ушах прощальная шутка, ‭ ‬-‭ ‬еще долго‭»‬.‭ Светлая фигура на борту, ‭ ‬Савиньяка с его волосами видно издалека, ‭ ‬хотя лица уже не различить.‭ ‬Маркиз Салина раскрывает конверт, ‭ ‬читает летящие строчки с сильным наклоном букв: ‎«‏Говорить, ‭ ‬какое желание загадал на звезду, ‭ ‬нельзя, ‭ ‬но никто не сказал, ‭ ‬что написать тоже нельзя, ‭ ‬правда‭? ‬Я загадал, ‭ ‬чтобы теперь ты погостил у меня.‭ ‬Приезжай, ‭ ‬буду ждать‭»‬. То ли с корабля машут, ‭ ‬то ли солнечные лучи и морские блики обманывают зрение, ‭ ‬но он тоже поднимает руку.‭ -‎ ‏Приезжай, ‭ ‬- слышится, ‭ ‬несется над морем. -‎ ‏Приеду, ‭ ‬-‭ отвечает он и смеется, ‭ ‬-‭ ‬обязательно приеду.‭