You didn't know me but you got cold, too And your mind was heavy and you thought you might lose it With everything fucked up, we both fell before I'm glad for it all if it got us where we are With you in the boat there, I almost forgot How I would say I was better off as being dead Better off as being dead, I didn't know you yet And you might've said you were better off as being dead But I'm looking out for you, my friend, look out Speedy Ortiz — No Below
Закатное солнце светит в окно старого домика на дереве, окрашивая все внутри в розово-оранжевые тона. Это место уже стало постоянным убежищем не только для Ларри, но и для Салли, и если кто-то из них сообщал: «Я на дереве» — это значило одно из двух: тема для разговора вдали от чужих ушей или плохой день, после которого необходима поддержка друга. В этот раз первым пришел Ларри, и Сал поднялся к нему через несколько минут после того, как получил сообщение по новой рации, притащив с собой газировку и еду из автомата. И вот теперь оба сидят перед окном, разглядывая красочные облака над верхушками деревьев. — Знаешь, чел, с тех пор, как ты здесь появился, у меня такое чувство, будто я попал в какую-то стремную киношку. В смысле… Все эти тайны, призраки, демоны… Трупы, в конце концов! Моя жизнь и раньше была довольно стремной, но теперь уровень стремности просто зашкаливает. — Хм. — Я к тому… Жалко, что мы не познакомились раньше. У меня никогда не было такого друга, как ты. — Взаимно. Протез не способен передавать выражения, но Ларри уверен, что Салли улыбается.***
Жалко, что мы не познакомились раньше. Что я не знал тебя ребенком. С каких пор ты носишь этот протез? Ты говорил, что из-за него тебя дразнили в школе, и наверняка никто не хотел сидеть рядом с тобой за обедом. В моей школе когда-то училась девчонка, у которой на лице была огромная родинка, и из-за этого никто не хотел находиться рядом с ней, как будто она была заразной. Ее постоянно дразнили, а она плакала, и из-за этого ее дразнили еще больше. Я раньше как-то даже не задумывался о том, насколько это было жестоко, а теперь я представляю тебя на ее месте, и мне хочется убить всякого, кто косо посмотрит в твою сторону. А ведь, кто знает, если бы ты жил в Нокфилле раньше, я мог бы быть среди тех, кто придумал тебе прозвище. Как-то противно об этом думать… Но стоит признать, что я никогда не был и вполовину таким добрым и хорошим, как ты, а мои друзья были и того хуже. Да уж, друзья…***
— Эй, Ларри, а твои друзья не будут против, что ты все время зависаешь со мной? Я бы не хотел, чтобы из-за меня ты с кем-то поссорился. Я уже вполне освоился в вашей школе, так что тебе не обязательно всегда за мной приглядывать… Можно было бы подумать, что Фишер просто устал от внимания Ларри к своей персоне, но тот знает, что это не так. Уже научился улавливать эмоции за протезом, просто читая их во взгляде. Салли действительно переживал, что у друга будут неприятности с кем-то… Да еще и считал, что он сам — не тот, с кем можно постоянно зависать. — Да все путем, чувак. Мне не с кем ссориться. — Ох, извини. — Все норм. Никогда не стремился к титулу «Мистер Популярность». К тому же, у меня есть один хороший друг… — Ларри постарался, чтобы это звучало как можно более равнодушно. — Вот как? Я его знаю? — купился на его интригу Сал. — Хм… Думаю, да. Его зовут… Салли-кромсали! — Ха-ха, спасибо, — если очень внимательно прислушиваться, можно было понять, что в его голосе прозвучало облегчение.***
Когда-то у меня был друг. Он приезжал в Нокфилл каждые каникулы, к бабушке и дедушке. Мы были одного возраста, и у нас оказалось много общего, так что не удивительно, что мы сдружились. Он тоже любил рисовать, и мы часто рисовали вместе — это было до того, как я познакомился с Эш. Мы могли болтать часами — не только о рисовании, а вообще обо всем. С ним всегда было весело, он умел придумывать занятия, которые увлекали нас на целый день. Как-то летом я сломал ногу, неудачно упав с велика, и все каникулы провел в гипсе и на костылях. Он приходил ко мне каждый день, и мы рисовали, смотрели фильмы, играли в приставку… Было здорово, и я даже не переживал из-за перелома, а без друга я бы чувствовал себя совершенно забытым и никому не нужным. А потом мой отец пропал, и мама постоянно плакала, а я был уверен, что это все моя вина, что на мне лежит проклятие… Во время каникул я перестал выходить из комнаты, чтобы не видеть маму такой подавленной и чтобы никто не видел, как я сам подавлен и напуган. Когда мой друг узнал, что происходит, он пришел и сказал, что будет стоять под дверью, пока я не выйду к нему. И, действительно, стоял. Мне пришлось сдаться и поговорить с ним, и мне даже стало немного лучше, когда я рассказал о том, как чувствую себя из-за пропажи отца. Но потом я рискнул намекнуть на проклятие, а он рассмеялся и сказал, что мне стоит провериться у психиатра. Он, конечно, извинился, когда увидел, как меня перекосило, но это было уже не важно. Я понял, что есть вещи, о которых не стоит говорить даже друзьям. Тем не менее, он искренне пытался мне помочь: отвлекал разговорами, заставлял есть, — я тогда совершенно потерял аппетит и часто отказывался от еды — вытаскивал на улицу, как бы я ни сопротивлялся. У него действительно получилось меня «оживить». Но я видел, что он делает это, скорее, из чувства долга. Я больше не был тем человеком, с которым ему было весело. В конце концов, мы оба стали понемногу сокращать общение, отговариваясь какими-то делами. Мы не ссорились, но между нами появилась какая-то неловкость. И, в итоге, он перестал приезжать в Ноксфилл — не из-за меня, конечно, но перестал. Так, бесславно, и закончилась наша дружба.***
Нормальные подростки общаются с друзьями на веселых тусовках — эти же собирались в старой, покрывающейся плесенью ванной комнате, и, выходя оттуда, Ларри каждый раз радовался, что некому спросить их, что они там делали. Потому что даже «адекватным языком для взрослых», которым так хорошо владел Салли, сложновато было объяснить, какого черта они там забыли. Правду же, пожалуй, не следовало рассказывать в принципе, потому что она содержала в себе историю о мертвой девочке, которой скучно и одиноко без друзей. — До сих пор не могу поверить, что общаюсь с призраком. Это слишком странно, хотя мы уже повидали кучу странных вещей. — Просто раньше ты в них не верил, поэтому тебе сложно принять тот факт, что призраки существуют. — Наверное. А ты сам всегда в них верил? — Я уже видел призраков раньше, когда был ребенком. Какое-то время я общался с призраком бабушки, но потом она ушла. — Охренеть, чел. Я бы в штаны наложил, если бы покойная бабушка пришла меня навестить. А ты — общался… — Считаешь меня странным? — Что? Вот уж нет! Ты — единственный, кому я рассказал про демона, потому что знал, что ты не решишь, что я просто повернут на всех этих паранормальных штуках. Ты офигенный, чел. — Ты тоже. — Да что я-то… — Ты регулярно общаешься с призраком умершей много лет назад девочки, и с твоими штанами все еще все в порядке. — Я здорово за них опасался, когда увидел демона перед тобой. — А потом ты его прикончил, и это было офигеть, как круто. — Хах, спасибо… — Ларри смущенно приглаживает волосы, и его сердце против воли наполняется гордостью: впервые хоть один его поступок был признан крутым.***
Наверное, мне просто хотелось казаться нормальным. Таким, как все. Поэтому я общался с парнями, которые курят за школой, а по выходным пьют пиво на заброшенной заправке: если уж такие, как они, приняли тебя в компанию, то ты точно не лузер, и тебя будут уважать и побаиваться. Конечно, мама была права, когда говорила, что это плохая компания — а ведь она даже не знала их, только видела издалека. Конечно, я не слушал. Гордился тем, что меня считают «своим», хотя я был самым младшим из них, но не замечал, что меня используют, как мальчика на побегушках. И не хотел быть исключенным из компании, поэтому, когда они сказали, что хотят забраться ночью в магазин — просто для прикола, по их словам — и мне, с моим умением вскрывать замки, уготована роль взломщика, я не стал отказываться. Они сказали, что хозяева экономят на сигнализации, и все, что мне нужно сделать — это открыть дверь. Вот только сигнализация-то была. И я так испугался, когда над головой завыла сирена, что не мог сдвинуться с места. Мои «друзья» забежали в магазин, похватали с полок все, что под руку попало, и бросились бежать. А я так и стоял. А когда опомнился, было уже слишком поздно, и меня замел патруль. Я провел за решеткой две недели, но почему-то так и не рассказал копам о своих «друзьях». Возможно, надеялся, что они сами придут и во всем сознаются, чтобы вытащить меня, но этого, конечно, не произошло. Мама была в шоке, и я не представляю, чего ей стоило добиться, чтобы меня отпустили без более серьезных последствий. А еще за это время у меня угнали велик, и я даже догадываюсь, кто это сделал; но я решил больше никогда не связываться с этими парнями. Просто делал вид, что не замечаю их. Они пытались поговорить со мной, пытались угрожать, боясь, что я еще могу сдать их, но я просто игнорировал, и, в конце концов, они все-таки отстали. Меня жестоко подставили, и я решил, что, если так выглядит «дружба», лучше мне остаться одиночкой. Еще я решил, что это кое-чему меня научило. Не только тому, что не стоит ввязываться в незаконные дела, но и тому, что людей можно использовать. Честно говоря, я пытался использовать тебя поначалу. Мне хотелось наказать убийцу миссис Сандерсон, я даже переборол страх перед копами и пошел к ним, чтобы рассказать о том, что видел, но мне никто не поверил. И тут появился ты — такой вежливый, умеющий разговаривать со взрослыми. Тоже желающий выяснить, что произошло, и как-то восстановить справедливость. «Этот парень будет делать, что я скажу» — подумал я, и отправил тебя сначала в квартиру Сандерсон, а потом и к Чарли. Одного. Это сейчас я сам пошел бы с тобой куда угодно, а тогда мне показалось удачным, что кто-то проделает все за меня, а сам я буду мозгом операции, буду сидеть в безопасности у себя в подвале, и никто не сможет меня ни в чем обвинить, если что-то вдруг пойдет не так. Только когда ты ушел добывать улику, я задумался, не перегнул ли палку. Все-таки Чарли — взрослый мужик, а ты такой мелкий и хлипкий, и, если бы он тебя заподозрил, после убийства миссис Сандерсон ему ничего не стоило порешить и тебя. Но ты блестяще справился, и я начал испытывать к тебе не только уважение, но и что-то вроде восхищения. Ты поверил мне уже тогда, хотя мы едва познакомились, да еще и не побоялся ввязаться во все это… Именно тогда я решил, что должен попытаться еще раз. Рискнуть и тоже довериться тебе, попытаться стать твоим другом по-настоящему, несмотря на все, что со мной произошло. И я ни разу об этом не пожалел.***
Салли следит за тем, как Ларри рисует. Вообще-то чужое присутствие и любопытные взгляды в такие моменты всегда раздражали и мешали настроиться на работу, но парень с хвостиками присутствует как-то так ненавязчиво, что это совершенно не мешает. Сал похож на кота, с интересом наблюдающего за действиями, но не за результатом: зрачок двигается туда-сюда, провожая руку с кисточкой, а на саму картину он почти не смотрит, хотя ждет, когда она будет завершена. Стоит Ларри отложить краски в сторону, как Фишер подходит вплотную и перехватывает его руку за запястье. Проводит пальцем по старому шраму — так вот, что привлекло его внимание — и тихо интересуется: — Что это? — А? Н… Ничего. Неважно, — почему-то Ларри не может просто взять и выдернуть руку из его пальцев, и от этого чувствует себя совсем глупо. — Я уже видел такие шрамы. Может быть, расскажешь? — голос Салли звучит мягко, без осуждения. — Да нечего рассказывать, чувак, это было давно… Просто по глупости. Просто… Столько всего тогда разом навалилось, что я подумал, что лучше бы мне умереть. Дурак был. Голубоволосый отпускает руку Джонсона и некоторое время молчит, глядя в стену. — Знаешь… Я когда-то поднялся на крышу дома, в котором раньше жил, и долго стоял на краю, думая о том, чтобы спрыгнуть, — задумчиво произносит он, наконец. — Черт… — Я понял, что не сделаю этого, когда задумался об отце. Смерть мамы его почти сломала, а моя его просто уничтожила бы. Я не имею права поступать так с ним. И тогда я решил, что буду жить, несмотря ни на что. В конце концов, в жизни полно всего хорошего. Дерьма, конечно, тоже полно, но, даже если все плохо, всегда есть кто-то, кому ты нужен. — Я тоже… Передумал из-за мамы. Я сначала думал — ей будет лучше без меня. Я только расстраиваю ее все время; я думал — вся эта хрень происходит из-за меня… Эти переживания уже остались в прошлом — почти. И все же Ларри легче от того, что Сал выслушивает его и смотрит с теплом и заботой. — Она любит тебя. — Я знаю. Меня хватило только на один порез, а потом я осознал, какую херню творю. Я же должен заботиться о ней, а не бросать вот так. Даже если никому, кроме нее, я не нужен, — и не хотелось это говорить, но само сорвалось, и ясно, что он говорит уже не только о прежних чувствах. В следующую минуту вокруг Ларри смыкается кольцо теплых рук. Салли прижимается к его спине, словно пытаясь согреть, и уверенно говорит: — Ты нужен мне. — А ты — мне, — улыбается Ларри, опуская ладонь поверх его сцепленных в замок пальцев.***
Все дерьмо в моей жизни произошло, когда я не знал тебя. Да и твоя была — не сахар. Ты не любишь об этом говорить, но я все-таки потихоньку вытянул из тебя все. Как умерла твоя мама, и ты винил в этом себя. Как тебя пытались гнобить из-за протеза. Как ты чувствовал себя бесполезным, жалким, уродливым, виновным во всем, что происходит. Как тебе казалось, что ты сходишь с ума. Как ты думал о смерти. И после всего этого ты остаешься самым добрым и светлым человеком из всех, кого я знаю, не считая моей матери. Ты заставил меня забыть о том, что было до тебя, и я хотел бы отмотать время назад, чтобы отплатить за это: быть рядом с тобой, поддерживать тебя, заботиться о тебе. Потому что знаю, что ты делал бы то же самое для меня, даже не зная ничего обо мне. Но повернуть время вспять невозможно, поэтому я буду делать это все сейчас. Ты сильный, хотя кажешься хрупким и беззащитным, и все-таки я нужен тебе. Так же, как ты мне. Сейчас мы влипли во что-то жуткое, и неизвестно, чем это все закончится. Но я рад, что встретил тебя, и готов пройти через что угодно, пока мы вместе. Я всегда буду на твоей стороне, буду верить тебе, как ты веришь мне, буду защищать тебя. Обещаю, Сал, я всегда буду с тобой.***
— Если мы отсюда не выберемся… Я… Я люблю тебя, чувак. — Я тебя тоже люблю, чел. Ты мой самый лучший друг в мире. — А ты — мой, приятель. Шаги приближаются к их убежищу, над головами повисает тень, и Ларри заслоняет собой Салли, зажмурившись от страха перед неминуемым концом.