Omnia vincit amor

Небо усыпано алмазами звезд — космос озарен их светом. Глаза Наннали ви Британия сверкают точно так же — как дорогие адаманты, горят, как звезды, и вся она такая волшебная и неземная — как ангел, спустившийся с небес. Лелушу непривычно видеть сестренку взрослой, зрячей и имеющей возможность ходить — а Наннали непривычно сразу все: и видеть брата живым, после того, как он умер у нее на руках, и вообще — видеть его лицо, видеть мир, просто видеть — и ходить тоже, это совершенно новые ощущения, когда она чинно и степенно идет через весь бальный зал, цокая по полу невысокими каблучками и подбирая длинные, шелестящие юбки. Хозяйка званого ужина Наннали ви Британия уже давно устала уделять внимание своим высокородным гостям. Она улыбается им, впрочем, искренне — никто не заподозрит ни капли лжи в улыбке юной императрицы, потому что она мастерски скрывает и скуку, и усталость. Наннали должна быть со всеми милой и веселой. Лелуш тоже откровенно скучает, но по его лицу это видно. Он стоит в стороне — никто не стремится заводить беседу с ненавистным Демоном-Императором. Не все одобряют присутствие здесь Лелуша, но открыто перечить Наннали никто не смеет — за время своего правления она сумела найти влияние на каждого своего приближенного, и знала все их слабые места. Дочь Чарльза, сестра Лелуша — Наннали ви Британия унаследовала все их лучшие качества. Лелуш печально смотрит на то, как Наннали кружится в вальсе с графом Рочестером, думает, что тот уж слишком нагло держит руку на талии его сестры и говорит с ней, слишком широко улыбаясь. Лелуш понимает, что ревновать родную сестру — глупо и неправильно, но не может не ревновать. Это его Наннали. Он сделал все для нее. Он умер ради нее и ее желания, а что сделал этот Рочестер? Почему Наннали так нежно ему улыбается и принимает его ухаживания? «Ты ее любишь, признай, — однажды сказала С.С., и на безмолвный вопрос Лелуша пояснила, — Не как сестру». Да, он любит ее, совсем не так, как принято любить младших сестер, особенно теперь, когда Наннали восемнадцать, и она стала такой красивой, изящной и взрослой — лиф сиреневого платья туго обтягивает пышную грудь, и декольте открывает округлые молочно-белые плечи, к которым так и хочется припасть поцелуем. Волосы же пшеничным дождем ниспадают до самой земли — сотая императрица не любит высокие и тяжелые прически. Лелуш любит Наннали как женщину, а она ведь уже и есть женщина. Совсем скоро ей придется заключить с кем-то брак — да хотя бы с тем же Рочестером, который достаточно богат, знатен и влиятелен. Гиасса у Лелуша больше нет, после того, как он перестал быть человеком и превратился в носителя Кода, и он не может подчинить себе амбициозного графа, который наклоняется к ушку Наннали и что-то ей шепчет, при этом смея вдыхать аромат ее волос — Лелуш приходит в негодование, но не может, не должен, не имеет права мешать! Он разворачивается и уходит прочь из зала, чтобы не видеть, как Наннали флиртует не с ним. Выходит на балкон и опирается локтями об изящно вырезанные перила, поднимая взгляд к небу. Взлететь бы туда, в космос, озаренный сиянием звезд, взлететь прочь от земли, взлететь в эту теплую летнюю ночь! Позади Лелуша слышится стук каблучков. Демон-Император устало думает, что это какая-то дворянка, которая им заинтересовалась и набралась смелости подойти, и уже цепляет на лицо виноватую улыбку, придумывая вежливую ложь, чтобы избавиться от нежеланной собеседницы, но он не успевает повернуться, как слышит тихое, такое знакомое и родное: — Брат?.. — Наннали, — Лелуш оборачивается к ней без улыбки — смотрит скорее строго. Что она тут делает? Ее первейшая обязанность — развлекать гостей! — Ты разве не должна быть на балу? Наннали тоже опирается на перила локтями. На ее руках красуются длинные перчатки в тон платью, и сейчас их ткань мнется, но императрица не обращает внимания. В ее глазах отражается звездное небо, когда Наннали смотрит вверх, будто подражая Лелушу, а в голосе слышится печаль: — Хотя бы немного забыть запреты и закон… — Что ты намереваешься делать дальше? — спрашивает Лелуш без лишних предисловий. — Все уже давно желают увидеть принца-консорта и наследников престола. Наннали тихо, но горестно вздыхает. — А ты хочешь, чтобы я вышла замуж? — шепчет она, и Лелуш задыхается, потому что горечь в голосе сестры выдает ее с головой. Но… разве можно так? — Я хочу… чтобы ты нашла свое счастье, — осторожно отвечает бывший император, лихорадочно ища пути к отступлению. Даже делает шаг назад, но Наннали преграждает ему дорогу — цепляется пальцами за воротник камзола, дергает на себя, явно на что-то решившись — пару секунд просто смотрит в глаза брата, а потом прижимается губами к его губам. — Я его уже нашла, — шепчет императрица прямо в его губы, когда их дыхание сливается воедино. — Разве ты не помнишь? Я всегда говорила, что люблю тебя больше всех. — О, ангел мой, — говорит Лелуш растерянно и виновато. — Мы же не можем так, это не принято! — Наши бабушка и дедушка были родными по крови, — уверенно заявляет Наннали. — И прабабушка с прадедушкой. И пра-пра-пра… В императорской семье это нормально — не смешивать королевскую кровь с чужими. Разве ты не любишь меня, Лелуш? Слышать из ее уст свое имя странно почти так же, как целовать ее, и так же головокружительно приятно. Лелуш гладит сестру по волосам, пропуская пряди между пальцами, опускает руку ей на спину и мягко привлекает к себе, думая, что в чем-то императрица права. Их предки действительно брали в жены своих сестер. Это нормально. — Дай мне свою ладонь, — просит Лелуш, и целует доверчиво протянутую руку Наннали. Та трепещет, жмется к нему, целует в уголок губ — робко, будто спрашивая разрешения, как будто не целовала его до того первая. — Не разлучит нас смерть, — уверенно говорит Демон-Император. — Если наши чувства взаимны — то любовь растопит лед. — В этом лучшем мире есть счастье для нас, — точно так же уверенно произносит Наннали ви Британия. — Пусть ты не человек больше, но ты не предашь мои чувства, и мы оставим позади чужие нам миры… Лелуш наклоняется к сестре и целует ее уже по-настоящему — жарко, переплетая свой язык с ее, водя руками по ее спине, пока Наннали дрожит от его прикосновений. Он давно хотел остаться с ней так — наедине, где нет людей, где они вместе смогут взлететь к своей звезде… — Я помню, — шепчет Наннали между поцелуями. — Я помню. Ты сам однажды мне сказал. Omnia vincit amor! Они так и стоят, целуясь, пока никто не видит, озаренные звездным блеском.