running away from the death

На Volkswagen Käfer, честно накопленном с помощью почтовых марок, С-ти-вен — новое имя, полученное Сэмом во время одного из разговоров про его прошлое, знак того, что обратной дороги нет и никогда не будет — гонит по грунтовой дороге на пути к спасению. “ — Что за имя такое — «Свен»? Я буду звать тебя Стивом, договорились, маленький приц*? — Сэм, перестань его так называть. И у него чудесное имя. Так что заткнись, пока я не засунул этот вонючий носок тебе в рот. — Да ладно, Бак. Пусть называет так, как хочет. Тем более, это имя знают лишь те, кто видели мои документы. Мы обращаемся друг к другу по фамилиям, — он улыбнулся как всегда ругающимся друзьям. — Мне нравится имя Стив. — Ха-ха! Выкуси, Барнс! Старичок Уилсон никогда не заткнется, если он сам не захочет» Он смаргивает выступившие в уголках глаз слезы. Дурак. Его место сзади него, а не там, не там… — Что ты там шепчешь? Мы уже приехали? Нас остановили? — Баки трет левой рукой — той, которая вся в синяках от бесконечных уколов, бесконечно худая и бесконечно родная и любимая Стиву — глаза, мнет впалую щеку, опираясь другой на слегка опущенное стекло. Он протягивает руку к Джеймсу, поправляя и без того идеально лежащий на его теле плед. — Спи. Все в порядке. Мы уже практически въехали в Швейцарию, а там остается лишь ждать. Наведем контакты, сделаем себе документы, смоем всю грязь. А там — через Францию в Португалию, на другой материк, где нас точно никто поймает. Я обещаю, Бак: я спасу тебя, даже если мне придется погибнуть. — Никогда не говори так, Стив, — Барнс отвернулся к окну. — Никто не может гарантировать того, что все будет хорошо. Я мог умереть на прошлой неделе. Ты и так сделал больше, чем должен был изначально. У тебя должна была быть другая жизнь — не с тем, у кого два треугольника в одежде работника гестапо без тридцати килограмм до здорового вида. — Он выдыхает на стекло, рисуя крест. — Никто нам не поверит. Никто. — Главное, что мы в себя верим, Баки. Остальное — неважно. Какое-то время они едут в молчании. Радио молчит, они вынуждены ехать с шумом, чтобы не пропустить радиоволны швейцарских станций. Вскоре с помехами начинает звучать Шопен.