Страшная сказка

Холодно. Как же холодно. Окоченели, не слушаются лапки. Промерз животик. Больно и холодно ползти по сырому и колкому. Куда ползти? Почему не идут лапки? Почему не видят глаза, ведь видели же, видели… Дует колюче под шерсть, в уши. Страшно. Темно. А ведь сначала было по-другому. Было тепло и мягко, и вкусно, и рядом сопели и возились теплые, шелковистые. А потом открылись глаза, и их стало видно. Много — толстых, смешных, усатых. И мама. Большая и добрая. Они пили молоко и толкали ее лапами. И вылезали из коробки, а вокруг было светло. И весело. Они учились бегать, падать и прыгать. А потом пришла Рита. У нее были черные глаза и кривая челка. А еще голос — тонкий и веселый. И руки — маленькие, их надо было две, чтобы на них было удобно сидеть. И Рита ее забрала. — Ты Муся, — сказала Рита. С ней было хорошо. Она гладила Мусю по голове и чесала ей шейку. И у нее была чудесная штука на веревочке — она сама бегала за Ритой, а Муся — за ней. И молоко было вкусным. Только вот бантик на шею… Он мешал, и Муся хотела его съесть. Но не получалось. А Рита смеялась — не снимай, говорила она. Бантик красивый. Но потом пришел Он. От него плохо пахло. Он взял Мусю за шкирку — их так брала мама, но мама брала не больно, а Он — больно. Он дохнул прямо в нос — фу-у-у, как плохо. И рычал грозно, а Рита пищала откуда-то снизу — папа, отдай. Муся боялась. Он бросил ее на пол, и Муся описалась со страху. — А-а-а-а! — закричал Он. И что-то еще кричал, и Рита кричала тоненько, и ритина мама. Он взял Мусю и понес. И снова бросил. Сюда, в холодное и мокрое. Она ползла по снегу и ледяным лужам, ползла и мяукала жалобно и тонко. Потом уже не мяукала, а только тихонько так плакала — про себя. — Ох, ты ж бедная, — сказал кто-то прямо над ней. И поднял ее из лужи. Муся не видела, кто это. Но он уже прятал ее куда-то в тепло и темноту.

***

— Триша, — зовет Франк. Триша заглядывает к нему — он сидит в кресле и читает, сдвинув очки на кончик носа. Отрывается от книги, смотрит на нее поверх очков — такой смешной становится у него взгляд, будто бы строгий, но Триша уверена — смешной. Трише хочется мурчать и тереться об ноги — но она предпочитает подойти и присесть рядом на низкую скамеечку, спросить: — Ты звал? Франк улыбается. Триша знает — он с удовольствием погладил бы ее по голове, но куда лучше улыбаться и говорить: — Я завтра уйду по делам, вернусь через пару дней, принесу, как обещал, тебе корицу и бразильский кофе, и белый чай, что растет высоко на склонах гор. Высо-о-о-ких гор! — Триша смеется. — Не скучай без меня, ладно? И Триша все-таки мурчит и трется об его плечо, а он все-таки гладит ее по пушистым кудрявым волосам. А потом в своей комнате Триша вдруг лезет в шкаф и достает коробочку. В маленькой серой коробочке лежит бантик — красный бархатный бантик. Он красивый, думает Триша. — Рита, — говорит она и трогает бантик лапой. Нет, все-таки рукой. Триша ложится спать, и ей снится — Рита с мамой бегут по улице, из-за угла выворачивает урчащий автобус, и они заходят и садятся. Ритина мама тяжело дышит, пристраивая на коленях сумку с вещами, а Рита смотрит из-под кривой челки и говорит — мама, не плачь. И женщина обнимает ее, и они трясутся долго, сначала в автобусе, потом в электричке, а потом они выходят — и там солнце, и трава, и бабушка — наконец-то, приехали! И плачет тоже. А потом Рита бегает по траве, ей весело, у нее подружки, смешные, как котята, с челками и косичками. Рита забегает за дом, раздвигает кусты и видит — там, в траве, сидит и таращит на нее глаза чудо. Рита берет его на руки. Оно пушистое и теплое. — Ты Муся, — говорит Рита.