Часть 1
13 ноября 2018 г., 16:11
Над долиной Тумладен поднимается пар: утренняя сырость вынимается солнцем, перевалившим за восточный Эхориат. Тринадцать дней до праздника Середины Лета.
Глорфиндел всегда жутко радовался, когда удавалось вытянуть на прогулку лучшего друга. Радовался искренне и широко и сейчас: прибив голыми пятками конские бока, заворачивал вокруг Эктелиона по долгой дуге. Раскинув руки, подставляя грудь под трепещущими от ветра краями рубашки солнечным лучам.
Эктелион улыбался, щурился и не сводил с товарища взгляда. Его конь в происходящем был заинтересован мало, преспокойно пасся под всадником и галопом носиться не собирался. Никто не расскажет, но Асфалота свои считали излишне игривым. Как жеребёнок, ну в конце-то концов... Сам всадник сидел, подобрав под себя одну ногу, и занимался разбором новых нот. Ну, по крайней мере до тех пор, пока Глорфиндел не решил покрасоваться.
Они не говорили даже особенно, просто отдыхали. Зачем лишние слова, если впереди – вечность?
***
В воде растворяется кровь. Над колоссальным фонтаном поднимается пар. Площадь заполнена дымом, рёвом монстров, хрустом и скрежетом. Глаза щиплет от гари, но Глорфиндел качает головой и не то чтобы не может поверить – не хочет.
Ещё пару минут назад они обороняли дворец, и он слышал отдалённый голос друга, тот страшный крик, полный священной ярости. А потом всё перевернулось. Эктелион защищал Туора: кинувшись наперерез Готмогу, вонзил в тело чудовища металлическое остриё и, под мощью удара, сам попал в смертельную ловушку.
Так ему сказали. Нужно вытащить тело из фонтана. Нужно…
Прикрывать отряд в отступлении. Арьергард держит оборону, они уходят к стенам, к тайному ходу Идрили. Перед глазами отчего-то не стирается белёсая пелена, будто вода, мутная от крови, застилает всё, делает равными друзей и врагов.
Сегодня – Середина Лета. День смерти города.
***
Глорфиндел падает вниз. Он, признаться, о смерти думал крайне редко. Она была чем-то таким… Человеческим очень. Нет никакого конца для вечных, не может быть ни конечной точки, ни завершения, пока дышит этот мир.
Но в один момент свалилось откуда-то чёткое осознание: сейчас он перестанет дышать. Вот прямо этот вздох может стать последним. И его тело исчезнет. То, что смеялось. То, что касалось прохладной листвы и чужих тёплых рук – станет куском мяса и металла, перестав иметь с ним самим что-либо общее. Он зачем-то успел протянуть ладонь и посмотреть на свои пальцы на фоне растущих стен Кирит Торонат. И сделать последний вздох.
***
Полторы тысячи лет. Знаете, как проходят полторы тысячи лет в мире? Вот и Глорфиндел не знал. Ему казалось иногда, что он так и не вышел из Чертогов. Нет, всё правда было хорошо. Спокойно, светло на душе. И дрёма была мягкой, наполненной образами – иногда смутно знакомыми.
После таких образов Глорфиндел обычно протягивал перед собой руку. Смотрел на пальцы и думал, что что-то за ними должно проступить. Что-то, будто утерянный кусочек солнечного витража одной из башен Тириона.
- Ты уверен, что хочешь знать ответ?
- Иначе не спрашивал бы.
- Я не отнимаю ничего. Но в моём чертоге не должно быть ни горечи, ни боли. Оттого я кладу пелену на разум, как мой брат закрывает светлым сновидением любую тревогу. Ты помнишь всё, и нового не вспомнишь. Я отобрал только то, что ты испытывал в тот момент.
- Верни.
Глорфиндел стоял на коленях, всемогущий и бессильный перед самим собой. Светлое лицо его заливали слёзы. Намо с трудом смотрел на эльда, лучше всех понимая, что именно тот получил обратно.
- Почему лорд Эктелион не вышел из Чертогов?
Не то чтобы раньше это его не волновало. Просто расставание казалось незначительным в масштабах существования мира. Эпохой раньше – эпохой позже. Чертоги дарят покой и мир душам. Зачем кого-то откуда-то возвращать?
Теперь он помнил, как пальцы сжимали конскую гриву за тринадцать дней до гибели Гондолина.
- Потому что ты искупил вину, отдав жизнь во спасение своего народа.
- А Эктелион? Разве он не убил Готмога, защищая Туора, да и нас всех?
Намо молчал. Ему нельзя было говорить без повеления Манвэ. Ему вообще не следовало уступать просьбам нолдо. Но было уже, очевидно, поздно. И раз до этих пор его рот произносил слова, значит такова была воля ветров.
- Поступки ваши схожи, но разными были помыслы.
- Не делай из меня героя. Я не думал ни о чём и ни о ком вообще!
- Вот именно. Он – думал.
Глорфиндел сморгнул с глаз темноту и обнаружил себя стоящим на залитой светом поляне. По правую руку высился белокаменный Тирион.
Через год он уплыл в Эндорэ.
***
- Военачальник так бесстрашен. Как ни посмотрю, он первым бросается в любое, даже самое опасное дело. Неужели он правда совсем ничего не боится?
Арагорн зашнуровывал новенький колчан. Элладан и Элрохир переглянулись, пожав плечами одновременно.
***
- Орочий отряд заметили на восточных границах! Глорфиндел? Глорфиндел, стой!
- Да не, с этого водопада никто не прыгал ещё, конечно. Слишком высоко, тут как ни высчитывай, можно расшибиться. Глорфиндел? Погоди, нет!
***
- Милорд? Чем обязан?
Глорфиндел сидел у себя в гостиной, перебирая последние бумаги от гонцов с юга. Визита Элронда он никак не ожидал.
- Не вставай. Ты долго собираешься мне детей пугать, Лаурефиндэ?
Элронд устроился в кресле напротив и военачальник убрал ноги с пуфа, совсем отвлекаясь от своих дел. Этим именем его не называли уже очень давно.
- Не буду делать вид, что не понимаю, о чём ты говоришь.
- И то хорошо.
Он понял, что бессмертен, только в свою вторую жизнь. И понял это куда ярче и красочнее, чем мог бы во время первой. Удача буквально преследовала его, сила лилась из его рук. Не было ничего, что могло бы его остановить.
Вот он и испытывал на прочность себя и этот мир. Не дожидаясь гвардии отбивал конскими подковами мостовую и уносился срубать орочьи головы. Разбегался и нырял с самых высоких водопадов, стрелой уходя в неизвестные горные озёра. В итоге опасаться его стали не только враги, но и собственный двор.
- Я бессмертен.
Глорфиндел откладывает, наконец, бумаги. Откидывается к спинке кресла, запрокидывает голову и прикрывает глаза, чего давно уже не делал. Время вокруг замедляется.
- А есть желание погибнуть? Знаешь же, это искорёжит фэа.
- Нет, не в этом дело. Просто это… Странно. Я буквально неуязвим. С тех пор, как я прибыл в Эндоре, на мне не было ни одной царапины.
- Быть может, это и есть милость Валар?
Глорфиндел улыбается уголками рта. Элронд коротко усмехается в ответ. Оба прекрасно понимают, что предположение желанное, но крайне сомнительное. Валар мудры, всемогущи, но не милосердны.
- И всё же, ищи ответа у них. Если кто и слышит нас до сих пор, то это владыка Ирмо. Вглядывайся в сны.
***
Ещё десятки лет Глорфиндел смотрел сновидения. С течением времени отдых народа эльдар становился всё более похож на человеческий. Это не удивляло, лишь казалось печальной закономерностью.
И только воля случая и, наверное, отчаяние, подтолкнули замершие столетия.
Чёрные Всадники тонули в бушующих потоках Бруиннена. Кровь на воде, где же была кровь на воде… Что за шёпот слышится в голосе русла. Глорфиндел теряет покой. Цепляется за смутный призрак прошлого, за какую-то догадку, простую, но ускользающую каждый раз.
К вечеру он крадёт кольцо Элронда. Просто приходит к купелям, забирает его и скрывается в садах. Ему не стыдно, ему уже всё равно, к последствиям он готов, и пусть будет четырежды проклят, но сейчас, прождав эпоху, он вдруг не хочет терять ни минуты. Это лучше, чем некромантия. По крайней мере, кража Кольца Воды обернётся проблемами лично для него, а вот некромантия могла бы подвергнуть опасности многих – хотя и такой вариант, чего скрывать, был.
Вилья садится на палец. Глорфиндел поднимает силуэт из воды ближайшего источника.
***
«Пусть только он останется жив». Эктелион кидается на Готмога и думает отнюдь не о Туоре, которого защищает сейчас.
«Пусть только он останется жив». Эктелион смыкает руки и ноги на туловище врага, утягивая того в воду тяжестью своего доспеха.
- Почему он повторяет одно и то же?
- Бывает такое. Любовь сильнее смерти и это, наверное, единственная причина, по которой я сетую на существование этого чувства – только его последствий я не могу ни предугадать, ни исправить даже в наших Чертогах.
Вайрэ улыбается грустно, смотрит сочувственно на душу воина, представшую перед Судом.
- Но он ведь не примет покой. И не сможет покинуть Чертогов.
- Да. Я знаю.
«Пусть только он останется жив». Эктелион шепчет в беспамятстве, отрицая своё право на искупление. Выкупая, раз за разом, чужую жизнь – своей. Со дня собственной смерти он стоит на коленях в призрачных залах, молясь об одном и том же каждый день. Упрямым шёпотом повелевая стрелам проходить мимо, воде – расступаться.
***
- Эктелион!
Глорфиндел кричит, не имея возможности потрясти фигуру из воды за плечи. Странный призрак открывает бесцветные глаза, отшатывается, не сразу, но узнавая.
- Что ты делаешь? Ты не должен… Балроги… Ты должен жить.
Глорфиндел чувствует, как пересыхает во рту. Как стыд горький и отчаянный, с металлическим привкусом слабости, забивает горло, мешая говорить.
- Битва закончилась две тысячи лет назад, Эктелион. Я жив. И, видимо, к этому ты причастен.
Всё складывается. Слова Намо видятся теперь совсем в ином свете. Вся прошлая жизнь разворачивается с другой стороны – той, что была молчаливой и никогда не требовала ответа.
- Лаурефиндэле…
Чужой голос становится слабее. Призрак протягивает руку и Глорфиндел встречает её, разрушая иллюзорное присутствие. Вода теряет форму, обрушиваясь вниз. Глорфиндел снимает с намокших пальцев кольцо и отдаёт Элронду, уже некоторое время стоящему за его правым плечом.
***
Он отбывает в Валинор на одном из первых кораблей. Их народ уплывает, потеряв цели. Он – такую цель обретя.
Дух Эктелиона не могут удержать в Чертогах. Выдернутый миром осязаемым, пробуждённый, он не находит покоя ни на минуту. Не действуют на него ни приказы Намо, ни чары Ирмо.
- Пустите меня. Открой. Мандос, слышишь, ответь мне!
Глорфиндел колотит в огромные врата, вызывающие трепет и уважение, кулаком. Намо сделал их когда-то видимыми, чтобы не выпускать воплощённых в мир где попало. Для порядка. Теперь – почти пожалел.
- Глорфиндел.
Нолдо оборачивается так резко, что откидывает коснувшуюся его плеча руку.
- Ты за мной? Я здесь.
Эктелион улыбается. Глорфиндел – нет. Он налетает на бывшего лорда Фонтанов. Тот ловит чужие руки от неожиданности. Они едва ли не дерутся некоторое время, сжимая запястья, перехватывая движения. А потом замирают, сталкиваясь губами. Медленно остывает сбитое дыхание.
- Прости, но я не хочу тебя отпускать.
- Я тебя тоже…
Они говорят после. Дни и ночи напролёт. За прогулками, за трапезами, за работой. Открывают друг-другу то, что должны были давно. Потому что вечность, жизнь и смерть теряют всякий смысл без некоторых «лишних слов».