Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
29 Нравится 0 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
Он просто уходит. Изабель подвоха никакого даже и не ждет, когда он не появляется у нее — у них — дома после работы. Решает для себя, что снова задержали из-за какого-нибудь отчета или какой-то не проставленной даты или подписи на трехсотой странице, что у него какие-то свои дела могут быть, что вдруг он решил заехать к себе в квартиру и что-то там забрать необходимое. Вариантов масса ведь, она панике не дает даже права на жизнь. Когда он не появляется к одиннадцати, то она начинает ему звонить. И личное пространство личным пространством, но она уже начинает беспокоиться. Раз за разом номер его набирает, чтобы сбросить, когда механический голос снова повторяет ей, что он недоступен. Саму себя успокаивает, самой себе напоминает, что он же тоже бывает рассеянным, что у него телефон просто мог разрядиться, что он просто может сидеть и доделывать какой-то отчет, а номера ее не помнит просто, чтобы позвонить. Ночь не спит, совершенно тупо сидя на табуретке на кухне. За ночь выкурить успевает целую пачку его сигарет, пару раз, умудрившись, обжечь пальцы до алых ожогов. К утру он так и не появляется, а она просто саму себя убедить пытается, что все хорошо. Что ничего не случилось. Что он просто очень устал, что закончил с работой очень поздно, решил ее не будить и поехал к себе, потому что это ближе. Когда проходят первые сутки, она начинает чувствовать себя совершенной идиоткой. И все равно обзванивает несколько больниц в Бруклине, выясняя не поступал ли туда Эндрю Купер — имя дурацкое совершенно, претит и кажется совсем неуместным, — а когда получает отрицательный ответ, то уточняет насчет Алекасандра Лайтвуда. Губы поджимает, когда ей повторяют, что никто из них не поступал в последние три дня. Она ему еще пару дней дает, убеждая саму себя, что могло ведь что-то случится. Что он мог увидеть у себя на хвосте людей Конклава, когда ехал к ней, мог просто увидеть людей с рунами и оружием и решить перестраховаться. Неделя проходит, прежде чем она собирается и едет к нему на квартиру. Прежде чем в дверь ломится и руки сбивает о нее. Прежде чем открывается соседняя дверь и мужчина не говорит, что его не было тут последние месяца два, если не больше. Да и то заезжал он на пару часов и уехал потом. Она на пол не оседает только благодаря собственной силе воли. И снова начинает названивать ему, как только выходит из дома на улицу. Механический голос все так же безжалостно повторяет, что он недоступен, пока она беспрестанно названивает ему по дороге до его работы. Несколько улыбок, убедительное вранье, что она его двоюродная сестра Джессика — собственное имя запомнить не выходит даже спустя только времени — Купер. Девушка пару минут смотрит на нее пристально, но, видимо, увидев сходство в чертах лица все же начинает набирать что-то на клавиатуре. — Ваш брат уволился чуть больше недели назад, мисс. До конца ее не дослушивает, просто телефон из кармана куртки достает и набирает Магнуса еще до того, как выходит из офиса. Ей просто нужно выпить и как можно больше. Ей просто нужно надраться до беспамятства, а сделать это проще всего в компании Магнуса. В ней оказывается почти целая бутылка джина, а она сама засыпает на диванчике в его клубе, голову уложив Бейну на колени, а просыпается в его лофте, когда солнце уже к закату близится. Магнуса нигде не находит и решает, что он будет совсем не против, если она влезет в его бар. Помимо вина находится коньяк, водка и виски. Изабель не так уж и хорошо во всем этом разбирается, но выбирает виски. Отпивает прямо из горла, обжигая себе гортань. Бутылку обратно ставит, а сама решает добраться до душа. В порядок себя приводит, а прежде чем уйти записку оставляет о том, чтобы он кота ее покормил, если будет хотя бы минут пять свободных. Такси у лофта ловит и просит отвезти ее в любой ближайший бар. Новый образ жизни кажется вполне себе даже неплохим. Она трезвой почти не бывает, она пропускает три собеседования и сбрасывает звонки, а письма просто удаляет, даже не отмечая их прочитанными. В один день вместо неживого голоса вдруг предложение оставить голосовое сообщение Эндрю Куперу. И она кричит в трубку, глотки делает прямо из горла, допивая ту текилу, что была дома. Давится ей, воздухом и словами о том, как сильно она его ненавидит. Телефон только не разбивает, просто в ящик стола его закидывает и собирается в очередной какой-нибудь клуб. У нее на душе кошки дерут и хочется все то, что с ним связано, выдрать из себя, выцарапать, выскоблить, чтобы не помнить, не знать и не мучиться. И потому она соглашается сразу же, когда у барной стойки ее руки касается парень и предлагает что-то «поинтереснее и поэффективнее» алкоголя. Он сыпет что-то в заказанную ей водку и предлагает выпить залпом. Вечер смазывается в блеклые кадры, а она совсем не может вспомнить как вообще оказалась дома. Это все кажется очень даже действенным методом, потому что из памяти ее словно ножницами вырезают куски. А раз вырезают куски памяти, то вырезают вместе с ней и всю ту боль на пару часов хотя бы. Сценарий начинает повторяться. Она в шмотки обтягивающие, но закрытые влезает, едет до любого бара, дорогу к которому знает таксист, и соглашается на любую дрянь, которую ей предлагают. Миловидное личико и фигура помогают даже получать все за так до какого-то момента. А потом она просто едет в другое место. Когда она снова голос этот слышит, то сидит на полу в туалете бара. Голос сообщает, что номер не обслуживается, а она телефон с размаху в стену запускает. В рыдания не скатывается, возможно, только из-за того, что голова тяжелая из-за таблеток, которые она уже успела принять, хоть время только-только за полночь перевалило. Она из туалета выходит, макушку в толпе находит и просит еще, совсем без сожалений отдавая за горстку таблеток пару сотен баксов. Последнюю пару сотен баксов. Мешает их с водкой, чтобы было хуже, и доходит до такого состояния, что ей приходится попросить бармена позвонить Магнусу, чтобы он ее забрал. А кармане штанов остается пакетик с десятком белых и гладких таблеток, которые и дальше будут помогать ей воспоминания и время вырезать, как для детской аппликации. Когда он уходит под утро, а ей становится немного лучше, то Изабель просто просит его узнать жив ли он. Просто жив или нет, в порядке ли он. И тут же отмахивается, говоря что ей все равно где он и с кем. Просто нужно знать, что он жив и ему ничего не угрожает. К ночи в воздухе вспыхивает обрывок бумаги с парой строчек о том, что Алек в порядке. Изабель идет за кормом рыжему и берет себе большую бутылку какого-то дешевого и крепкого пойла. Вливает в себя полбутылки на пустой желудок, следом идет пара таблеток, а потом она допивает бутылку, как раз укладываясь до утра и засыпая то на кухне за столом, то в спальне на полу, то в ванне, где угодно, но не в кровати. Ее сжечь хочется просто к чертям, или попросить Магнуса парой щелчков пальцами превратить ее в пыль. У нее остается три таблетки и бутылка какой-то дешевой водки, кажется. То ли в названии опечатка, то ли она просто не трезвела слишком долго и все сливается в какую-то кашу. Взгляд за календарь на стене кухни цепляется совершенно случайно, она на число смотрит сегодняшнее и совершенно отстранено думает о том, что завтра ровно два месяца будет, как он ушел и бросил ее. Все три таблетки выпиваются почти одна за одной. И она не знает от чего именно ей так херово: от трех таблеток какой-то синтетической дряни или какого-то дрянного пойла. Ее просто полощет, голова кружится так, что она встать даже не пытается. Сидит на бортике ванны и пьет воду прямо из-под крана, набирая ее в ладони, и почти сразу же снова блюет, содрогаясь всем телом. Стука в дверь, а потом и звонка, она предсказуемо не слышит. И как дверь ключом открывают — тоже. Изабель дышать просто старается глубже и чаще, жалея, что телефон тогда из-за него разбила, а домашнего в ее квартире нет. Что ей ни Магнусу не позвонить, ни девять-один-один не вызывать. Только и остается что пить ледяную воду из-под крана и пытаться промыть желудок. Когда он в дверях ванны оказывается, то ее снова выворачивает до желчи и дерущего уже горла и гортани. Изабель ладони полные набирает воды и снова пьет. У нее сил почти никаких уже, она в трусах и майке, что уже насквозь потом пропиталась, у нее синяки под глазами такие, словно бы она не спала последнюю неделю совсем, а еще совершенно перепуганный кот с поджатыми ушами, что сидит на стиральной машине и мявкает тихо и совсем как-то жалко и тонко. Его голос звучит очень похоже на тот, который весь первый месяц сообщал, что абонент недоступен, а весь второй советовал ей оставить голосовое сообщение. Тот самый, что меньше недели назад сообщил ей, что номер не обслуживается: — Изабель? Что случилось? Вызвать врача? Ты как? Эй, Из... Она смеется, смехом давится и начинает кашлять, прежде чем все же находит силы что-то сказать, у нее голос хриплый, низкий и совершенно убитый: — Вау. Кто бы мне раньше сказал, что от них и дешевой водки могут быть галлюцинации. И снова смеется. Смех обрывается лишь тогда, когда ее снова выворачивает. Голова плывет, у нее обезвоживание откровенное, а еще держать себя прямо и не крениться в сторону пола оказывается все сложнее и сложнее. Когда она оборачивается, то его предсказуемо уже нет. Себе под нос что-то совершенно неразборчивое бубнит, и пытается умыть лицо от слез, соплей и слюней. И думает, что даже лучше, что он ее в таком виде не будет видеть, даже не смотря на то, что его тут нет, что это лишь ее воображение, но выглядеть в его глазах совсем уж жалкой не хочется. Только вот он возвращается, он стакан с чем-то на раковину ставит и начинает с нее майку снимать, совершенно игнорируя какие-либо ее возмущения. На руки берет и в ванну ставит под прохладный душ. У Изабель сил нет ругаться, так что она позволяет ему вольничать. И с какой-то горечью думает, что все настолько вышло из-под контроля, что она даже собственную галлюцинацию не может урезонить. Он стакан в руки ей впихивает и придерживает ее, когда Изабель снова выворачивает с новой силой. В полотенце укутывает и берет на руки, унося в кровать, совершенно игнорируя ее слова о том, что в ванне безопаснее, ей потом комнату отмывать придется. Никаких возмущений не слушает и тогда, когда в кровать ее укладывает. Ее речь путаную не слушает и тогда, когда надевает на нее свою футболку и укладывает обратно на подушки. Изабель только и думает, что ее галлюцинация слишком самостоятельная и совершенно неподдающаяся контролю. Когда в квартире появляется Магнус, то у нее лишь один вопрос «как?». У нее телефона нет, а значит позвонить ему она не могла, ну и ее галлюцинация — тоже. Осознает совершенно резко: он не галлюцинация. Это он, долбанный Алек Лайтвуд или Эндрю Купер, как ему там удобнее будет. Тот самый, что бросил ее почти что два месяца назад. Она голову сжимает, потому что болит ужасно, а еще и Алек с Магнусом начинают спорить в пяти шагах от нее. Она рявкает — голос на деле не громче шепота, а язык и вовсе не особо ее слушается — чтобы они оба проваливали. И благодарит богов, когда они выходят, дверь за собой закрыв. С кухни она возню приглушенную слышит, под эти звуки и засыпает. Утро наступает точно позднее обеда. На прикроватной тумбочке чашка с чем-то чуть теплым и записка. Она на куски ее порвать хочет, потому что почерк узнает сразу же. Вот только этого не делает — себя убеждает в том, что просто не успевает — слышит как дверь открывается и на другой бок переворачивается, прикидываясь спящей. Слышит из коридора голос Алека и понимает, что он с котом разговаривает и шуршит пакетом. И хочется встать и выгнать его прочь, потому что она не ребенок, ей забота его эта не нужна. Сама со всем справится. С кровати даже не приподнимается, лишь в одеяло удобнее заворачивается и засыпает снова. Просыпается уже ночью, потому что руки и ноги ломить начинает, потому что голова болит просто ужасно снова. Садится на кровати и тратит почти пять минут, чтобы встать и дойти до туалета. В коридоре его куртку и ботинки замечает и заглядывает в кухню, чтобы воды попить, натыкаясь там на Алека, что спит в кресле. В том самом, что стояло в комнате. Стакан воды вливает в себя и с трудом сдерживает рвотный позыв. В шкафчик лезет, чтобы достать оттуда бутылку текилы и не находит там ничего. Просто пустое место вместо бутылки. Злость вспыхивает моментально и хочется разбудить его и выкинуть за дверь как есть: босиком и в одной футболке. В руках себя держит с трудом. Вливает в себя еще один стакан и возвращается в комнату, залезая в шкаф. Штаны и майка находятся без труда. А вот подрагивающие руки красится ей все же мешают. Уходит времени раза в три больше, но все же получается. Она обувается и в куртку влезает, до двери доходит и понимает, что ключей нет. Все карманы обыскивает, в его куртке ищет ключи, на тумбочке, вокруг и под ней, в ней. — Ключи у Магнуса. Мы здесь заперты на неделю минимум. Так что ты никуда не пойдешь. С окнами он тоже что-то сделал, так что и так выйти не получится. Изабель на голос поворачивается и смотрит на него зверем просто. У нее тело ломит, ей нужно выпить пару стаканов чего-то крепкого, ей нужна хотя бы ода какая-нибудь таблетка, плевать что именно там будет, ей нужно это, чтобы кости не ломило и дышать было легче. — Блефуешь. С чего тебе соглашаться со мной здесь терять неделю? Так что открывай дверь давай, и я пойду. И ты сможешь уйти, снова, — слова в глотке застревать начинают к концу фразы, а она злится лишь сильнее. Изабель отчетливо понимает, что ее состояние — ломка. Начальные пока что стадии, что если она не найдет ничего, то выламывать будет. Что будет снова перекручивать, как тогда, когда она только пришла в себя в этой квартире. Все будет ныть от боли, ее будет изламывать и все будет сводить. Она скулить ведь будет. И не только потому, что боль будет слишком сильная, нет. Потому что он, блядь, будет здесь. Он будет волосы с лица отводить и чашку с чем-то, пахнущим травами, будет ей в руки всовывать. Алек ее слезы замечает раньше, чем она осознает, что плачет. — Изабель, пожалуйста. Это для твоего же блага. Вернись в постель. А я приготовлю тебе что-нибудь поесть, если хочешь. Или кофе сварю. Но из этой квартиры ты не выйдешь. Из туфель вылезает, куртку на пол кидает вместе с сумкой и уходит в комнату, дверь за собой захлопывая. Ему нужно будет на работу или же к своей девке. Он рано или поздно уйдет, а она разберется с дверью и тоже выберется из квартиры. Раздевается до белья и под одеяло лезет, залпом выпивая то, что было в чашке на тумбочке. Очередной рвотный позыв давит и свет гасит, укладываясь. Ей уснуть удается не сразу совсем, но на такой короткий срок, что она не успевает даже отдохнуть. Просыпается вся в поту и с болью в теле еще сильнее, чем было ночью. Стонет негромко, почти сразу же рот ладонью зажимая. Жалость от него ей не нужна. С кровати встает и тут же в ногах пугается, умудряясь задницей усесться на пол. Синяки на ногах точно будут обеспечены ей. И все же на ноги встает и до окна доходит, чтобы его открыть. На подоконник лезет, чтобы раму эту старую распахнуть, когда он в комнату входит. И не успевает даже окно открыть, как он сгребает ее в охапку. — Ты что удумала, идиотка? — шипит ей прямо в ухо, вдавливая ее в себя, а она лишь совсем слабо протестует, чтобы он ее выпустил, из рук его вывернутся пытается, объясняя, что окно открыть просто хотела, да и не его это собачье дело что она тут хотела. Изабель слуху собственному не доверяет, самой себе не доверяет, но она точно слышала «я же не смогу без тебя, глупая». Оттолкнуть от себя его все же получается. Напомнить ему, что она в белье стоит, а он ей теперь никто. Продолжать не нужно, он отворачивается сразу же, кажется, еще и глаза закрывает. Изабель в шорты влезает и свитер мягкий, мимо него проходит, чуть не навернувшись в коридоре из-за кота. От завтрака отказывается, варит себе кофе и уходит обратно в комнату. Он не трогает ее, лишь заходит через пару часов и ставит на тумбочку очередную чашку с чем-то травяным. Она глаз на него не поднимает от ноутбука, уши заткнув наушниками, чтобы максимально от него отстраниться. Содержимое кружки выливает в старый засохший цветок, который бы выбросить пора было. Понимает, что это была ужасная идея, что это, видно, магнусова магия была, когда к вечеру ее снова начинает лихорадить, а кости снова выламывает от боли. Терпеть пытается, не ломаться и выдерживать, она же уже проходила это, тогда хуже было, тогда она орала и скулила, тогда было больнее, неужели она не выдержит этого сейчас. Убеждает себя, что сможет, но к ночи срывается сразу же чуть ли не на вой. Он в комнату врывается без стука и каких либо норм приличий, у него лицо в пене какой-то, и она понимает, что он в ванне был, бриться собирался. — Дура упрямая. Не стала пить то, что в кружке было, да? — Алек полотенцем, что через плечо было перекинуто, лицо утирает, и к кровати подходит. Поверх одеяла усаживается и тянет ее к себе ближе. — Иди сюда. Сможешь в грудь уткнуться и сюда скулить. И руку мою сжимать можешь, — у Изабель сил нет больше вообще, сил упрямится нет тем более, так что она покорно соглашается и носом в шею ему тыкается. Три тяжелых вдоха на каждые два выдоха, ее дрожью отбивает крупной и мышцы судорогой сводит. Рыдать хочется, но расклеится окончательно она себе не позволяет. За футболку его цепляется пальцами не слушающимися и пытается терпеть, не стонать, терпеть. Она рот открывается, чтобы сказать что все это из-за него, только вот слова совершенно другие с языка срываются. — Я одна совершенно не справляюсь. Если ты к концу этой недели уйдешь, а ты уйдешь, я не сомневаюсь даже, то лучше сейчас проваливай. Звони Магнусу и уходи. Перестань мучить нас обоих, Алек. И осекается, замирает, когда он губами макушки ее касается и сжимает крепче в объятьях. Ничего не говорит, лишь прижимает к себе ближе, руками сползая на ее талию, а носом в волосы утыкается. Казалось бы, ломка у нее, а выламывает и его тоже. Алека на два месяца хватило с трудом. Особенно учитывая, что у него всегда были сообщения о том, что она звонила, а потом на голосовой почте всегда были ее сообщения. Он спать нормально перестал. Он номер поменял надеясь, что станет лучше. И в итоге сдался и приполз к ней прощения вымаливать, приполз к ней едва живой, совершенно не ожидая чего-то вот такого. Она из объятий его не выпускает. Так и засыпает под утро у него на груди без сил. Просто отключается в его руках. Ни о какой выдержке или чем-то таком речи и не идет. Ей просто в его руках не так больно, в его руках хотя бы через раз дышать получается. Со всем разобраться обещает себе позже. Когда дышать будет не больно, когда все внутренности тупыми ножницами резать никто не будет. Когда Магнус на десятый день приходит ключи вернуть им и убедиться, что Изабель лучше стало, то застает их двоих, выходящих из ванны. У нее засосы чуть ли не черные на шее и плечах, а у него спина драная до крови просто и царапин с коркой. Она совсем по-детски за спину Алека прячется и за руку его держит. И совсем невпопад говорит, что у них все нормально. Они пытаются снова. Что все хорошо. С ней тоже все хорошо. И улыбается Магнусу с благодарностью, когда он не начинает лезть с расспросами. Просто замечает, что ей не помешает новый телефон купить, а пока его номер у Алека есть. Если что — он поможет. Изабель полотенце поправляет и за Магнусом кидается, говоря о том, что обнять его хочет. — Спасибо тебе. За Алека особенно. Магнус смеется чуть слышно, обнимает ее в ответ и слова на выдохе произносит: — Он сам пришел к тебе. Сам нашел мой номер и сам вызвался остаться здесь с тобой запертым. Попросил забрать ключи и посидеть с тобой, пока он купит еды на неделю вперед тебе и коту. Так что его благодарить надо. Я просто немного помог. Мне бы следовало посоветовать тебе выгнать его, но он любит тебя, Иззи. Действительно любит. Его трясло, когда он увидел в каком ты состоянии. Но это не отменяет того, что я считаю его идиотом. Изабель в объятьях его сжимает на прощание, дверь запирает, и на кухню возвращается, на колени к Алеку усаживаясь с улыбкой в уголках губ. Никто не говорил, что восстанавливать доверие будет легко. Но она пытается. От него требуется просто быть рядом и не давать поводов для сомнений и беспокойств. И она уверена, что их не будет больше. Совершенно глупо и абсолютно наивно, но она верит. Верит ему, верит Магнусу. Если этой веры не будет, то она ведь снова сорвется. Изабель держится ведь лишь благодаря этой вере и его рукам. В губы его целует, удобнее на коленях устраиваясь, и улыбаться шире начинает, когда он руками с талии на бедра сползает. — Ты там почти неделю назад завтрак мне предлагал. Я согласна. И смеется в голос, когда видит с каким трудом у него выходит отстраниться от нее и руки убрать. Верить ему все еще бывает сложно, подпускать к себе тоже, но за прошлую неделю они оба заслужили хотя бы шанс. Они сами и есть тот другой шанс друг для друга. Для тех других двоих.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.