***
I created a monster, a hell within my head Nowhere to go, I'm out on my own Oh I'm so scared I created a monster, a beast inside my brain I've nowhere to go, I'm out on my own My mind impaired Awake me from my nightmare Зобнина кошмары мучают уже месяц, и это уже становится рутиной, ведь Рома знает окончание всех своих кошмаров — поцелуй. Роме уже не страшно вскакивать среди ночи, с ужасом смотря на часы, ведь тренировки никто не отменял, да только выспаться не получается, под глазами синяки залегли прочно, что делает его похожим на смерть, а потом лишь тянутся к заранее приготовленному стакану воды, успокоить хоть как-то нервы, остановить трясущиеся руки. За окном намечается рассвет, Зобнин его ждет как свое спасение, ведь после подъема солнца кошмары не снятся, и можно урвать еще часик сна перед тем, как вскочить от будильника. Только вот на сегодняшней тренировке становится хуже, Рома буквально с ног падает от недосыпа, но упорно это прячет, не желает показывать свои слабости перед одноклубниками. Будем честны, в первую очередь перед Ильей. Перед Ильей, что являлся спасением в каждом кошмаре и еще большим спасением в жизни, перед Ильей, в которого Рома безнадежно втрескался, упорно поддерживая иллюзию друзей. Ведь шансов нет, Илья женат, сын даже есть, это Рома провалился по всем фронтам и развелся с проницательной женой как только та почувствовала неладное. Да, они расстались друзьями, но утрата в сердце еще жива, Рамина была далеко не последним человеком в жизни Зобнина. Хотя, в какой-то степени Рома рад, что теперь уже бывшая жена не видит его таким жалким и слабым, измученным своими же снами. От мыслей отвлекает тренер, напоминающий об очередном матче, на который им придется лететь, а это значит, что их поселят в номера по двое, и Зобнин очень не завидует этому второму, ведь слышать крики во сне — страшная вещь, Рома однажды даже на диктофон записал. А еще футболист догадливый, знает уже, кто будет этим «вторым», тут и раздумий не надо, и это для Ромы — худший и лучший вариант одновременно, что заставляет разрываться между желанием оставить все как есть и желанием упросить тренера поселить его одного.***
As my vision gets blurred, my skin's getting colder Appearing young, while I'm growing older I collapse to the floor and scream: «Can anybody save me from myself?» Матч завершается победой, в которую, правда, пришлось вложить все силы, и Рома не празднует, а лишь уползает в комнату, где рассчитывает лечь спать пораньше, до прихода Ильи, чтобы избежать неловких вопросов. А они обязательно будут, ведь Ромка не наивный, знает, что Илья по-дружески волнуется о нем, а уж тем более о его самочувствии, и уж точно не упустит случая разузнать про синяки под глазами. — Рома, ты спать собираешься? Мы можем поговорить? — не успел. Ладно, Рома, возьми себя в руки, не выдавай себя глупыми и влюбленными взглядами, полгода же получалось, сейчас тоже получится. — О чем конкретно, Иль? — отстраненно-деловой тон, глупо, Ром, глупо, тебе ведь уже ничего не поможет. — Ты хоть спишь нормально? Серьезно, в твоих мешках под глазами уже можно города строить! — а Илья никогда не удержится от глупой подколки, такой уж характер, без легкого стеба никуда. — Илья, со мной все хорошо, спокойной ночи. — И снова этот холод заставляет Илью недоумевать, ведь раньше все было прекрасно, раньше Рома улыбался. А сейчас лишь злость в ответ вместе с влюбленным взглядом. К сожалению, Илья видит больше, чем говорит, но решает пустить все на самотек, ведь у этой ситуации хорошего конца быть не может, нет смысла давать лживые надежды, больнее сделает только. А Зобнин засыпает, любуясь чертами лица Кутепова в приглушенном свете лампы, и лишь где-то в глубине души надеется на ночь без кошмаров. Рома от них устал.***
Walking to the ledge I find myself looking down Frozen still with fear Now I'm plunging to the ground If only I knew how to fly Then I could convince myself this isn't my time to die Крыша какой-то многоэтажки, не самой высокой в районе, но и с такой все видно как на ладони. Рома пытается оглянуться, но что-то не позволяет, шепчет: «пожалеешь», и такой проникновенный шепот не ослушаться, приходиться идти вперед. Шепот заводит Зобнина на край крыше, небольшое ограждение спасти не сможет, один шаг неправильный — полет свободный. Боковым зрением Рома отмечает чье-то присутствие на этой крыше. Хотя, скорее, его следы: плед и бутыль вина. Чье-то, вероятно разрушенное, свидание. Романтика, на которую Рома уже не надеется, ему бы из своих кошмаров выбраться, сердце заморозить, да чертей спрятать, которые к Илье тянут, как к ключику спасительному. Только вот все это ложь, и страдать Роме долго. Рома побывал и в этом кошмаре уже несколько раз, поэтому знает, до мелких деталей знает, что сейчас произойдет, и ждет, плывет по течению, не сопротивляется. Чувствует взгляд чужой, прошивающий холодом, такой, что кожа мурашками покрывается. Этот взгляд — знак, напоминание о том, что надо подойти ближе. Ближе к краю. Что Рома и исполняет, не колеблясь, пытаясь сделать кошмар не таким страшным, обычным и рядовым сном, от которого в холодном поту в три ночи не просыпаются. Касание ровно в тот момент, когда Зобнин ставит правую ногу на ограждение, ведь так и должно быть, все идет по плану, сценарию, где роли уже известны, все зависит от актеров, а они не любят отступаться от написанного. — Ромашка — как это в стиле Ильи, да еще и таким голосом пугающим, ледяным просто. А после что-то идет не так. Теперь Рому не просто разворачивают лицом к Илье, теперь Кутепов стоит спиной к краю, а после чего целует так, как и в каждом сне, но в этот раз в самом поцелуе нежность такая, непонятная. В каждом касании губ скользит что-то неуловимо-странное для кошмара. Может быть, перемены в реальности? А после Илья отталкивает от себя Рому и падает вниз.***
I created a monster, a beast inside my brain Nowhere to go, I'm out on my own My mind impaired Awake me from my nightmare I'm so scared Первое, что осознает Рома — вскочить не может, словно его держат. Обнимают, именно обнимают, так тепло и нежно, что на фоне страха, пришедшего в кошмаре, поверить в само объятие сложно. А потом до Зобнина доходит, кто может его так обнимать, и от этого еще страшнее становится. — Рома, Ромашка, тише — шепот Кутепова на ухо, только голос теплом отдает, спокойствием. Но это спокойствие лишь больше пугает, заставляет в реальности усомнится, вдруг сон очередной, что извести хочет. Ведь что тот самый женатый Илья с прекрасным сыном делает в постели Ромы, спутником которого кошмары стали. И это заставляет еще больше паниковать, пугаться, — Рома, солнце, тихо, я рядом. — Иль, зачем? Зачем ты меня обнимаешь, зачем успокоить пытаешься? — продолжай разрушать все своими руками, Ромашка, раз думаешь, что без любимого проще будет. — Я все знаю, Ромка, — как приговор, как окончание всех надежд. — И Ром, мне больно смотреть на твои страдания, твои крики разбудили меня, я так испугался. Тебя кошмары мучают? — риторический вопрос, зачем ты его вообще задаешь, Илья? — И в них я, да? — Да. Прости, Илья — хватит скрываться, смысла больше нет. Лишь только стыд и осознание неуместности своих чувств.— Это ни на что не повлияет, в том числе и на наши отношения. Просто… не задавай вопросов об кошмарах, я уже привык, потом высплюсь. — Ладно, тогда засыпай — и смотрит Илья с каким-то своим недоверием, но не выпускает из объятий, что порождает вопросительный Ромин взгляд. — Я с тобой останусь, нужно же тебе отдохнуть. В ту ночь Рома кошмаров больше не видит, лишь сквозь сон тепло чувствует, что спасает его от ужасов ночи. И улыбается, не просыпаясь, будто видит самый прекрасный сон на свете. И Илья прячет свое маленькое улыбчивое солнце в объятиях, ощущая себя счастливейшим на планете. Awake me from my nightmare