В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат. М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»
Как только священник перестал читать молитву за упокой душ трех преступников, палач спустил рычаг и трое тел вздернули вверх. Толпа, столпившаяся возле эшафота, одобрительно загудела, благодаря Бога и судью за то, что они избавили их мир от преступников. Рипер, скучающе наблюдающий за всем этим со своего балкона, натянуто улыбнулся и помахал толпе. От всего этого его, мягко говоря, тошнило. Все настолько однообразное, унылое, скучное. Ничего интересного, очередных преступников повесили за кражу. В последнее время снизился уровень преступности, что радовало, вот только… Рипера эта перспектива не воодушевляла совсем. Даже ребенка за простую кражу яблока могли вздернуть на виселице, продвижения в сфере запрета на это не было. К тому же многие судьи пользовались своим положением, а Рипер… А что Рипер? Он честно выполнял свою работу. Он же судья, но судья честный и справедливый. Просто так людей на казнь не отправляет. Окончания «представления» Рип дожидаться не стал, вместо этого он поправил плащ и, гордо подняв голову, удалился к себе. По дороге он встретил юношу, что быстро бежал к нему видимо с радостной вестью. Это вызвало теплую улыбку у судьи — Даст отличался особенной преданостью и верностью по отношению к своей правой руке и… любовнику. — Ваша честь, вы были сегодня великолепны, — Даст «дружелюбно» улыбнулся и неуклюже присел в реверансе. — Слушая вас, я готов был признать свою вину и пойти на эшафот… — Душа моя, ты всегда прекрасен, — проворковал Рипер, обрывая речь юноши, — и, смею заметить, в этот раз потрудился больше меня. Не знаю даже, чтобы я делал без тебя. Он протянул руку, что всегда скрывал в кожаных перчатках, к Дасту, намереваясь погладить его. Но тот перехватил ее и, аккуратно поцеловав кончики пальцев Рипера, прижал к своей щеке, отпустив через пару секунд. Если бы он мог, то никогда не отпускал руку своего возлюбленного и сполна отплатил бы ему за все то, что он сделал для него. Если бы не Рип, то Даст давно умер бы от холода или голода, или, еще того хуже, его голова оказалась бы отделена от тела. Как же ему хотелось прижаться к телу своего господина, целовать каждый участок его тела, зарываться руками в мягкие шелковистые волосы и смотреть в серые, почти бесцветные, глаза своего любовника, буквально утопая в них. Увы, приходилось довольствоваться мимолетными прикосновениями и поцелуями, что было мало для пылкого и горящего желанием юноши. Если об их отношениях узнают, то на рассвете обоих казнят. Хотя это было романтично, отчасти — умереть в один день, не это ли счастье? — Я всегда буду служить вам верой и правдой, Ваша честь, — серьезно произнёс Даст, смотря в глаза судьи. — Пока смерть не разлучит нас. — Поражаюсь твоей стойкости и преданности до гроба, — глупо улыбнувшись, пошутил Рипер. — Обещаю тебе, любовь моя, когда-нибудь ты получишь все, о чем так долго мечтаешь. Он на прощание коснулся его щеки и быстро ушел к себе, держать спину прямо и смотря перед собой. На Даста он даже не обернулся, он чувствовал на себе его взгляд, полный любви и преданности. И Рипер мог с уверенностью сказать, что юноша стоял, приложив руку к щеке, которой он коснулся.***
Как случилось, что сын неудачника-учёного, живущий в самых трущобах Лондона и промышляющим воровством, стал правой рукой и любовником престижного судьи? Судьба с самого начала поиздевалась над Дастом: отец провалился при представлении очередного изобретения, вернее его отношения с проституткой пошатнули всю его карьеру и все полетело к чертям, все то, что так он долго возводил. В возрасте десяти лет Даст потерял не только отца, но и брата: их обоих сразила чахотка. Мать мальчика исчезла в неизвестном направлении, стоило Гастеру отступиться и уйти на самое дно. От голодной смерти и жизни на улице Даста спасла одна добрая леди. Ториэль — но Даст всегда называл ее Старой Леди — пригрела его. И скорее всего она пригрела его у себя именно за красивые глаза, потому что у мальчишки гроша в кармане не было. И это были лучшие пять лет в его жизни: Ториэль души в нем не чаяла, проводила с ним много времени и отдавала всю любовь, что когда-то она давала своим, на тот момент умершим, детям. Даст с ней действительно был счастлив, не то, что отцом-неудачником, хотя по нему он сильно скучал, как и по младшему братишке… И как он хотел вернуть их. Когда Дасту исполнилось пятнадцать, Лондон потрясла эпидемия: зима выдалась крайне холодной и мерзкой, так что половина жителей заболела гриппом, простудой, а у кого-то было и воспаление лёгких. Даст с Ториэль исключением не были, правда парнишка отделался простудой. Но он все равно болел тяжело, было опасение, что все перерастет в лихорадку, лекарства тогда сложно было достать. Но Даст упорно боролся с болезнью, разносил газеты и получал за это гроши, но на лекарство смог заработать. И, в конце концов, Даст поправился, но Старая Леди скоро умерла. После этого его опять выкинули на улицу и ему пришлось снова выживать. А в неблагополучных районах Лондона, где каждый готов тебе глотку прирезать за один только грош и где ошиваются все пьяницы, проститутки и прочая чернь со всего Лондона, выживать трудно. Но Даст к тому времени стал уже смышленым малым, а его миловидное личико неплохо помогало: многие сострадающие горожане давали сироте иногда по нескольку шиллингов. И этого ему хватало, поначалу, но вскоре парнишка начал промышлять воровством. Голод и прочие невзгоды толкнули его на это, Даст четко осознавал, что по-другому он просто не выживет тут. Или ты их или они тебя, таков закон трущоб. Так прошло, немного-немало, два года, пока Даст не наткнулся на шайку воров. Не сказать, чтобы его жизнь после этого улучшилась, но теперь у него был постоянный кров, еда и работа. А еще издевательства от соучастников, что не брезговали убийствами и терпеть не могли власть. Даст им, поначалу, играл на руку, потому что умел отвлекать внимание на себя. И хотя от прежних красоты почти следа не осталось, он неплохо играл на публику. Вот только бегать и прятаться от стражи жизнь его так и не научила. Хотя его скорее бросили «товарищи», успевшие сбежать, когда за ними началась погоня. Даст много огрызался, пытался укусить людей, державших его, всеми силами вырывался, но сразу же притих, стоило ему заметить эшафот. По спине пробежал холодок и паренек снова попытался вырваться, но его грубо тряхнули и крепче сжали руки, отчего дергаться он прекратил. Даста повели дальше, но он уже понимал, куда его ведут и зачем, и согласен был на виселицу.***
Даст вновь дернулся и тихо зашипел, когда его грубо усадили на пол. В слова поймавшего его стражника он не особо вслушивался, он внимательно смотрел на судью, хотя его скорее можно назвать смертью: такой же бледный, ходит в черной мантии, разве что косы нет. Неудивительно, что Риперу дали такое прозвище. Даст нервно сглотнул и потупил взгляд, когда стражник закончил говорить. Теперь его точно признают виновным и казнят, не разбираясь даже. Хотя это было очевидно, все улики на лицо. — Как тебя зовут, парень? — Даст зажмурился, когда его потянули за волосы, заставляя поднять голову, и нехотя посмотрел судье в лицо. — Даст, сэр. Один из воров, состоящий в шайке отчаявшихся, — произнёс он твердо, отведя взгляд в сторону. — Ваша честь, давайте отбросим все эти формальности в сторону и вы меня отправите на эшафот. Я же виновен, тут даже отпираться нечего. Рипер нахмурился и отпустил чужие волосы, отчего юноша снова повесил голову вниз, смотря в пол. Его можно было прямо сейчас отправить в тюрьму, а уже на следующий день казнить, но… Не будет ли это глупо? Поймать одного их шайки — уже достижение, но он же может вывести на остальных. А тут уже получается, что можно поймать более крупную рыбу и выйти на вожака. — Ну, а если я предложу тебе сделку? — услышав эти слова, воришка поднял голову и внимательно посмотрел на собеседника. — Я тебя отпускаю, но взамен ты приводишь остальных членов шайки. Приведешь всех — будешь свободен и помилован, ну, а если нет… То тебя казнят. Решай. Он недоверчиво сощурился. Звучало, безусловно, заманчиво, но толку от этого? Кому он нужен тут? Верно, никому не нужен, умрёт где-нибудь на улице или его снова поймают и казнят. И предавать своих… Но они сами предали его всего минут десять назад. Так зачем упускать шанс отомстить им за это? — Если вы гарантируете мне полную сохранность и награду за их головы, то… Я согласен. С условием того, что хотя бы пять лет я смогу жить спокойно и не бояться, что меня снова поймают. Рипер хмыкнул и кивнул. Это того стоило, да и вряд ли после этого они встретятся. Все же за поимку оставшихся троих назначили большую сумму денег, так что у Даста будет шанс уплыть из Лондона и забыть обо всем этом как о страшном сне. — Только дайте срок, — попросил юноша, разминая затекшие руки. — Дайте срок и я приведу к вам их всех троих.***
Риперу Даст казался слишком хрупким. Вернее не хрупким даже, а тощим, угловатым, болезненным, так что у него были все основания отказать ему в просьбе принять к себе в качестве помощника. Он же ничерта не смыслит в законах, зачем он ему нужен? И, все же, судья принял его. Не потому, что жалко стало, а потому, что из Даста вышел неплохой доносчик: кто как не вор, который знает преступный район от корки до корки, сможет выследить и доложить о ворах и убийцах? Ему верили, его принимали к себе, Даст ну никак не походил на солдата, да и вообще военного. Именно в этом было его преимущество: он умел втираться в доверие. А вот Дасту Рипер казался наоборот, статным, сильным духом и телом, и отчасти привлекательным. Правда Рип был бледен, впрочем среди девушек модно было быть бледными. Да и наверняка многие неровно дышали к судье, все же было в нем что-то такое, отчего сердце билось чаще. Признать честно, юноша тоже неровно дышал к Риперу, хоть и старался отрицать это. Он мог подолгу задерживаться взглядом на его лице, руках, а при ответном взгляде тут же смотреть в сторону, краснея от стыда, Даст подолгу мог прокручивать в голове картинки где он целует его и водит руками по обнаженному телу, в общем все то, за что его могли повесить. Пугало не столько своя смерть, сколько смерть предмета воздыхания. Наверняка же не один Даст головы лишится, Рипера он может потянуть за собой. И от этой мысли чертовски тошно становилось на душе и хотелось волком выть от тоски.***
— Ваша честь, если я чисто случайно полюблю мужчину, то… Нас же обоих казнят? Это Даст спросил после очередной казни, вроде в этот раз была совершена кража у какого-то богатого господина. Хотя юноша совершенно был не согласен с этим, лучше повесили бы того богача, он побольше зла натворил. Жаль только, что доказать это было невозможно. Рипер наклонил голову набок и задумался, услышав вопрос. За всю свою жизнь он ни разу еще не казнил человека только за то, что тот полюбил и был в отношениях с человеком того же пола. Но он много слышал об этом. — Тогда вас обоих могут казнить, — произнёс судья. — Святой Отец признаёт таких людей грешниками и отродьями Сатаны и их повесят. Даст фыркнул и неуверенно потянулся к Риперу. Он облизал пересохшие губы и осторожно взял за руку. Умереть в один день — это звучало заманчиво и романтично. Даст тихо усмехнулся собственным мыслям и коснулся губами чужой руки. — Ваша честь, тогда можете прямо сейчас меня отправить на эшафот. И себя заодно. Рипер удивленно моргнул, услышав слова Даста. Он некоторое время молчал, но вскоре тихо искренне рассмеялся, прикрыв рот ладонью. Он взглянул на юношу, что залился краской и отвел взгляд, аки смущённая девица, и рассмеялся чуть громче. — Душа моя, я думал, ты не признаешься мне в этом, — отсмеявшись, произнес Рипер. — Так долго собирался сказать это, я все думал, что ты так и не отважишься признаться мне. Хоть письма анонимные стал бы присылать. На это Даст проворчал, что нет у него столько денег на бумагу и чернила, да и не девушка он, чтобы писать такое, но вскоре замер, почувствовав чужую руку на своей щеке. Он повернул голову к судье и глупо улыбнулся, счастливо смотря ему в глаза. Он, привстав на носочки, потянулся за поцелуем к нему, но остановился и удивленно посмотрел на Рипера, получив поцелуй в лоб. — Потерпи немного, ладно? Сейчас не лучшее время. — Рип мягко улыбнулся и отпустил Даста. — Дай мне срок и я обещаю тебе, мы будем вместе. Только дай срок…***
От шума и гомона в толпе резало уши, хотелось закрыть их, лишь бы не слышать всех этих криков и оскорблений в свой адрес; от мелькающих ярких цветов и людей рябило в глазах, приходилось жмуриться и щуриться, дабы разглядеть хоть что-то; ноги были, как ватные, идти вперед было тяжело, а постоянные тычки в спину раздражали. Хотелось сбежать, спрятаться подальше от этого всего, лишь бы побыть хоть немного в тишине одному. Но приходилось терпеть. Впервые за всю жизнь Дасту страшно было умирать. Он собственными глазами видел смерть, кроме отвращения и паники за сохранность родных она не принесла. А сейчас юноша боялся умирать, до дрожи в коленях и нервозности. Он пытался вырываться, кусаться, кричал о своей невиновности, пока не получил удар коленом в живот. Ему было всего двадцать четыре года, ему рано умирать. Даст старательно высматривал в толпе Рипера, единственного, кто мог бы помочь ему. Он буквально пару часов назад видел его в своей камере, общался с ним, Рип пытался успокоить его, обнимал его, говорил, что все будет хорошо, и подарил ему первый и последний поцелуй… Он же не мог оставить Даста одного, не мог же? Нет, это было совсем не похоже на Рипера, он не мог вот так вот бросить его. Наверняка сейчас он пытается решить проблему. Юноша молился всем богам, которым знал, чтобы его любовника не вздернули вместе с ним. Чем больше Даст вглядывался в толпу, тем быстрее гасла его надежда увидеть перед смертью Рипера. Но он все равно верил, что тот обязательно придет или он уже тут, просто его не видно из-за слез, что застилали глаза. По лестнице Даст поднимался нехотя, еле передвигая ногами. Этим он разозлил солдата и тот грубо пихнул его в спину, отчего он чуть не упал. Но Даст гордо поднял голову, холодно и презрительно смотря на толпу. Шум приутих раздался голос священника, который читал молитву за упокой бывшего воришки. Юноша тихо хмыкнул. В этот раз решили обойтись без зачтения приговора и обвинения, что же, тем лучше. Меньше времени займет и Даст быстрее отойдет в мир иной. Бегло оглядев всех присутствующих, юноша замер и его сердце пропустило один удар. Через секунду на губах расцвела глупая и счастливая улыбка. Рипер был бледнее обычного, во взгляде можно читалась скорбь и сожаление. Если бы Даст мог, то сразу подбежал бы к нему, крепко обнял, шепча на ухо всякие милые глупости. Крепче прижал бы к себе и ни за что больше не отпускал бы. Сделал бы, не будь у него на шеи петли, что уже крепко затянули. Священник закончил читать молитву и палач, держа в руках мешок смертника, стал подходить к осужденному. Даст улыбнулся чуть шире, чувствуя, как по щекам катятся слезы. — Я люблю тебя, — прошептал он одними губами, смотря на Рипера. Он зажмурился, когда ему на голову надели мешок, и затаил дыхание. Рипер всхлипнул и закрыл рот руками, силясь с собой, чтобы не разрыдаться. Обещал, что будут вместе и все будет хорошо. И он же виноват в том, что обрек юношу на гибель, не уследил за ним, не успел прийти во время. Каким же Рипер был придурком, когда обещал Дасту невыполнимое. Палач медленно опустил руку на рычаг и под гомон толпы нажал на него.