***
– Я видел Рейчел сегодня, – еле слышно прошептал Эванс. Всех новоиспеченных Защитников поселили в одной казарме. И хоть где-то в этой стране была свобода выбора: здесь можно было выбрать кровать, на которой ты будешь спать во время обучения, так что Блейну и Сэму повезло лежать рядом. Конечно, сном это было трудно назвать. Скорее, попытки закрыть глаза, не вспоминая предсмертные вздохи людей. Обучение же состояло в том, что каждый день ты находишься на разных локациях: самые простые – это локальные защитники, то есть, как это называется в остальном цивилизованном мире, дворецкие, потом – что-то типа охранников, они обычно сосредоточены около магазинов, видимо, для слежки за Служанками, далее – те самые Защитники, которые занимаются тем, что охраняют границы Галаада, в их работе сосредоточено намного больше стрельбы. И, самая тяжелая работа для психики здорового человека: палачи. Эшафоты не всенда красиво организованы: ими могут стать здания, как, например, школы: где есть, куда повесить веревку. И никто из парней не знал, куда им предстоит отправиться завтра. Последнюю "стадию" им пока что не удавалось лицезреть. Здесь, на кроватях, они болтали о всяком, а иногда просто молчали, все равно ментально поддерживая друг друга. О всяком, но точно не о том, что они могли увидеть за прошедший день. Никто не хотел заработать тебе психологическую травму ещё большего размера. – Да? – почти в голос ответил Андерсон, услышавший хоть какие-то вести от некогда близких людей, и тут же замолчал, обернувшись в надежде, что его не услышали. – И как она? – Служанка, – Эванс выдохнул. – Видел ее у магазина, на посте, где я стоял. Блондин оглянулся: он стоял уже несколько часов без действия около этого чертового магазина, вокруг которого итак ничего интересного не происходило, и надеялся увидеть хотя бы самый маленький стульчик или что-то подобное, но ничего по близости не оказалось. Как и минуту назад. Подавляя зевоту и поправляя автомат, висящий на плече, парень всё-таки вернулся в прежнее состояние наблюдателя. Крылышки. Красная накидка. Красное платье и туфли. Нос с горбинкой. Темные волосы. Губы, которые некогда так любили находиться рядом с Бродвейским микрофоном. Рейчел. Она стала служанкой, о чем свидетельствовало ее красное обличие. Вероятно, вся семья Андерсонов была плодовита. Сэм ничего не говорил, лишь думая о том, что сегодняшние посты были распределены чертовски неправильно: на его месте должен был стоять не он. И парень не знал, что делать: если заговорит – ему ничего не будет, но его собеседницу будет ждать черный фургон. Девушка так же молчала. Несколько секунд она просто стояла, пока на ветру развивалась ее кровавого цвета накидка. Напарник Эванса, видимо, решил действовать: тот направил дуло пистолета в область головы девушки. – Полегче, – Сэм аккуратно положил руку тому на плечо. Он тоже был новеньким. – Пошли, Джонова, – за плечо Рейчел, – Эванс теперь не был уверен, как стоит ее называть, – схватилась ее спутница: служанки должны ходить по парам. – Да, я... – впервые за долгое время Сэм слышал этот голос. – Показалось, что там белка. Эванс усмехнулся: так его ещё не называли. Блейн нервно вздохнул, волнуясь за свою сестру. Он старался не думать. Не думать о деталях. Потому что они были ужасны: каждую неделю теперь ей приходилось терпеть изнасилование, которое здесь называют "церемонией". – Не знаешь ее новое имя? – Эм, – Сэм наморщил брови, – Я слышал, что она теперь Джонова. – "Рейчел" звучит лучше. – И короче, – парни усмехнулись, видимо, пытаясь абстрагироваться от всего того пиздеца, который происходил вокруг них. – А...? – Блейн не успел договорить. – Нет, – Сэм прервал друга. – Я не знаю, где он, чувак. – Вероятно, уже в Канаде. – Андерсон вздохнул, вспоминая все моменты, проведенные вместе со своим возлюбленным. – Вместе с Седес. – Будем надеяться, бро. Блейн кивнул в ответ, надеясь, что его друг увидит этот жест сквозь темноту, заполонившую комнату. Курт в тот день остался дома: ему нужно было доделать какой-то проект. Или он просто не хотел видеть своего жениха. Они поссорились. Поссорились из-за какой-то ерунды: Блейн не убрал тарелку после завтрака в раковину. Андерсон не знал, что думать, на самом деле. Поэтому он лишь надеялся на лучшее. Но он жалел. Жалел обо всем, что вообще произошло в его жизни. Жалел, что не сказал, как сильно Хаммел был ему дорог. Жалел, что не поцеловал его на прощание. Жалел, что его последним словом был какой-то яростный крик, а не признание в любви. Потому что теперь он здесь, в аду на яву, не имея ни малейшего понятия о том, что случилось с его женихом. И о том, сможет ли он его увидеть когда-нибудь. Сейчас ему только оставалось вспоминать всю ту прекрасную жизнь, которая была у него всего пару месяцев назад. Точнее, Андерсон просто ужасно не хотел забыть. Забыть что-то важное. А в его совместной жизни с Куртом, казалось, все было важным: утренний поцелуй в щеку, завязывание бабочки Хаммелом на шее Блейна, нежные прикосновения в любое время для и ночи, руки, сплетённые между собой, и, казалось, Андерсон ещё даже помнил тот вкус блинчиков с черникой, которые ему накануне приготовил возлюбленный. Боялся забыть, потому что он не знал, повторится ли это в его жизни снова. И сейчас ему оставалось только мечтать о том, чтобы хоть раз увидеть Курта, что он и делал буквально каждую секунду своей новой жизни. Еще, он безумно боялся, ведь "Иисус не приемлет мужеложства". Боялся, потому что видел на Стене уже десятки тел, на головах которых красовались мешки с надписями: "Гендерный изменник", означающие причастность этого человека к ЛГБТ+ сообществу. Кстати, этот слово здесь запрещено. Как и, видимо, любовь.***
– Сегодня вы отправитесь совершать великое дело, – говорила "войску" утреннюю речь Тетя Лидии. И Блейн не знал, имеет ли она право на это, потому что ещё вчера им что-то рассказывал мужчина, имя и должность которого парню так и не удалось запомнить. – Дело чести. Дело, за исполнение которого Господь щедро наградит вас. Сегодня вы отправляетесь туда, где мир очищается. Туда, где с жизнью прощаются предатели Бога. Андерсон шумно проглотил слюну. Он с трудом мог поверить в происходящее: его дыхание не возвращалось порядка пятнадцати секунд. Сегодня он будет вешать людей.***
– Фата не предназначена для новеньких, молодой человек, – пролепетала все та же Тетка Лидия, ударив парня, который потянулся за этим мешком с вырезанными отверстиями для глаз, током. Вероятно, это было больно: звук был слишком громким. Блейн переглянулся с Эвансом: тот кивнул, стараясь выразить некую моральную помощь своим жестом, ведь что-то другое не позволяли условия. В ответ Андерсон изо всех сил постарался улыбнуться, но ничего не получилось: он услышал прибывший фургон. Фургон с людьми, на шеях которые через несколько минут завяжется петля. Казалось, Блейн не потел так сильно никогда в своей жизни. – Ты, – спустя несколько минут, после того как "нарушители закона Божьего" были выпущены из фургона, Тетка Лидия показала на одного из парней, стоящих в строе. Блейн до последнего надеялся, что указывающий жест направлен не на него. – Мальчик мой, – женщина улыбнулась и подошла ближе. – Неужели ты не слышишь? – нет. Выбранным парнем оказался он. Блейн Андерсон. Из сотни других юношей. Чтобы вешать и затягивать петли на шеи людям сейчас был выбран именно он. – Пройдем со мной, – женщина отвела его к ступеням эшафота. Он не решался. Не смотрел в глаза этим несчастным, стоящим на том самом деревянном полу. Не решался до последнего. Но он увидел, как Тетя берется за шокер, так что все-таки неспеша поднялся по ступеням эшафота. Парень в очередной раз проглотил слюну. Людей было немного: от силы пять юношей непонятного ранга и одна Служанка. Повезло ли ему в этом? Это очень спорный вопрос. Робко, медленно Блейн подходил к каждому человеку. В его сегодняшние обязанности входило надеть петлю на шею, затем затянуть. Это ведь несложно? На самом деле – наоборот. Он прошел уже пятерых. Пятерых людей, в чьих глазах отражалась вселенская боль и совсем капелька надежды. В эти моменты Блейн казался сам для себя каким-то животным. Хотя, скорее всего, даже у животных все намного демократичнее. Последний человек. Ещё один – и все. Андерсон подошел к мужской фигуре, сначала бросая взгляд только на петлю. Но через мгновения его взору предстает нечто, из-за чего он больше никогда не уснет: бирюзового цвета глаза, наполненные слезами, острые скулы, вздёрнутый нос, губы, которые некогда грели, нежно лаская, рот самого Блейна, тонкая шея со шрамом от операции в детстве. Курт. Его Курт. Он не в Канаде. – Молодой человек! – его снова окликивает Тетка Лидия. Он не знал, сколько времени уже стоял на этом чертовом эшафоте: по его щекам струились слезы, но самое главное, что мучило его сейчас: он не знал, что делать. Его заставляли буквально убить любовь всей его жизни. Ноги стали ватными, а руки не слушались. Он лишь думал, чем заслужил такое наказание. Он за пару мгновений затянул узел, который он уже успел возненавидеть. Андерсон, будто Флеш, быстро спустился по ступеням, уже не в состоянии просто существовать. Он не знал, что делать. Не знал, что думать. Знаете, как говорят: "Будьте осторожны со своими желаниями. Они имеют особенность сбываться". Не знал, как дальше жить. – Все готово! – послышался мужской голос. Но Андерсон уже ничего не воспринимал, он смотрел в землю, пытаясь осмыслить происходящее, и все вокруг размывалось, словно в тумане. – По местам! Несколько секунд. Палач поднимает обе руки. – Кланью Господа! Рычаг был нажат. Дно эшафота опустилось.