Гобелен

Теодвин знает: она скоро умрет. Ее служанки и приближенные уговаривают ее не вставать с постели, поберечь оставшиеся силы. Она выслушивает их слова молча. Но, когда они уходят, она проходит неверными шагами в свои покои, тяжело опускается на скамью и принимается сновать челноком с лихорадочной спешкой. У Теодвин остается еще одно неоконченное дело. В свой гобелен она вплетает не только нити. С каждым движением челнока она напевает старые заклинания, что передавались из поколения в поколение, защитные обереги для ее сына и дочери — они ведь так юны, но уже остаются без отца и матери. Она повторяет слова и вплетает их в ткань: заклятия против неудачи, и болезни, и хромоты у лошадей; обереги для руки и головы, для глаза и уха, для каждого члена их. Ее голос срывается и руки дрожат, но она не сдается до самого конца. Теодвин думает о воинах, верных клятве, что падают вокруг своего короля один за другим, не прекращая песню и поднимая свои мечи в последней битве. «Лишь крепче становится воля, отважнее — сердце, выше — дух, если сила наша умаляется». Она тоже дочь королей, наследница дев-щитоносиц и доблестных воинов. На ее гобелене изображен Эорл, первый владыка Рохана, рядом с Феларофом, отцом коней. Между ними — любовь и доверие, и это отчетливо видно — в теплой улыбке Эорла, в том, как жеребец прижимается носом к ладони своего всадника. Золотисто-желтые волосы Эорла и белая грива и хвост коня бьются по ветру, и тот же ветер гонит волнами зеленые травы поля, на котором они стоят. Теодвин выбрала именно этот сюжет для своих детей, ибо она желает им силы и стремительности, желает, чтобы они обрели дружбу в нужде и любовь, что преодолеет любые горести. Как бы ни упрекала ее целительница, Теодвин знает, что поступает правильно, заканчивая гобелен. Она видит духа, призрачную женщину — возможно, вызванную ее заклинаниями, — которая остается с ней рядом и улыбается, глядя на ее работу. Должно быть, она в самом деле дух, ведь никто другой не видит ее. Вначале Теодвин замечает ее только краем глаза, мгновенными проблесками, которые исчезают, стоит повернуть голову. По мере того, как силы Теодвин угасают, она становится всё яснее, и теперь Теодвин уже четко видит ее: женщина такой красоты, какой не бывает на земле, с сияющими мягким светом глазами. Ее волосы — цвета серебра, не седые, как у старух, но с блеском полированного металла — свободно спадают по спине. Ее движения — быстрые, изящные и уверенные; на ее лице отражается одновременно нежность и гордость. Ее ясный взгляд придает Теодвин отваги, словно обе они — воины, сражающиеся рядом в битве. Но ее жизнь угасает слишком быстро. Одной лишь воли Теодвин недостаточно, чтобы отогнать болезнь от ее тела. Ее мучает кашель; хотя она старается удержать челнок, но он падает из рук. Она сжимает раму станка побелевшими пальцами. Рядом с собой она чувствует движение. Теодвин пытается поднять голову: рядом с ней стоит среброволосая женщина-дух. Она смотрит на Теодвин сияющим, яростным взглядом, и Теодвин понимает, что ее возмущает это положение — то, что она должна умереть, не окончив работу. Теодвин хочет сказать, что ей жаль, но ей никак не хватает дыхания. Затем дух наклоняется к ней и берет лицо Теодвин в свои ладони. Теодвин успевает удивиться на мгновение, прежде чем дух склоняется еще ближе и касается губ Теодвин поцелуем. Теодвин чувствует, как новые силы вливаются в нее. Наконец, дух отстраняется, хотя ее рука задерживается еще недолго на волосах Теодвин. Она делает шаг назад, предоставляя Теодвин возможность снова взяться за челнок. Теодвин касается собственных губ, поражаясь сладостному ощущению после столь долгого времени боли и слабости. Но у нее нет времени задумываться над этим. В последний раз она дышала так свободно, чувствовала такую живость в теле уже много месяцев назад. Ей дарован великий дар, и она не потратит его впустую. Под одобрительным взглядом духа она подбирает челнок и принимается за работу. Ее голос теперь не дрожит, и она поет строки заклинаний, вплетая чары в узор нитей. На гобелене поле зеленой травы под ногами коня и всадника всё растет. Среди зелени разбросаны белые звездочки цветов симбельмейна — знак памяти, знак цены, что платят за королевскую славу. И, наконец, работа закончена. Теодвин чувствует, как ее силы иссякают; кому-то другому придется снять гобелен с рамы и подвязать края нитей. Ее тело кажется слишком тяжелым, чтобы двигаться, но среброволосая женщина-дух подходит к ней и берет ее за руку. На мгновение у нее кружится голова, а потом она оказывается в каком-то совсем ином месте. Теодвин стоит в просторном каменном зале. Стены его покрыты гобеленами — повсюду, насколько может видеть глаз. Кроме них двоих, здесь больше нет никого, и она недоумевает — где же все люди, что должны жить в этих покоях; но, когда ее глаза привыкают к темноте, она различае смутные тени мужчин и женщин, вспыхивающие мгновенными проблесками серебра, точно блики в ручье. — Что это за место? — выдыхает Теодвин. — Это твое королевство? Дух качает головой. — Мое имя — Мириэль, — говорит она. — Я была королевой прежде моей смерти, но теперь я служу Госпоже Плетельщице, что ткет прошлое, настоящее и будущее. Это — залы ее супруга, что надзирает за Чертогами Мертвых. У меня нет власти над твоей судьбой, — добавляет она с сожалением, — иначе я попросила бы тебя остаться со мной. Не позволено мне и знать, что ждет Пришедших Следом после смерти. Но прежде, чем ты уйдешь, я хочу показать тебе кое-что. В этих чертогах все времена — одно. Смотри. Она подводит Теодвин к паре гобеленов, ярче и полноцветней, чем все, что она видела прежде; она замечает, что оба сотканы одной и той же рукой. На обоих изображены сцены войны. Каким-то образом она понимает, что это — разные части одной и той же битвы. На одной стороне стоит ее дочь Эовин, уже взрослая женщина; она одета в боевое облачение всадника, хотя ее длинные волосы рассыпались по плечам. В руке она держит блестящий меч; на ее лице — отчаяние и отвага. Она наносит удар некоему порождению мрака, и оно рассыпается перед ней в прах, поверженное. На другой стороне — Эомер, ее сын; он подбрасывает меч в воздух, и лицо его озарено великой радостью. Теодвин почти что слышит его торжествующий крик. Она узнаёт белые стены Мундбурга за его спиной. Теодвин чувствует, как слезы подступают к глазам, и ее сердце наполняется нежданной надеждой. — Они будут жить, — негромко произносит Мириэль, — и они одержат победу над великим злом. Иди же туда, куда должна идти, и не бойся за них. Теодвин оборачивается, чтобы в последний раз взглянуть в ясные глаза Мириэль. — Благодарю тебя, — говорит она, — за то, что ты сделала для меня, и за эти вести о моих детях. Мириэль склоняется ближе, и Теодвин делает шаг ей навстречу. Их губы соприкасаются вновь, а потом Мириэль отпускает ее руку. Позже служанки находят ее согнувшейся над ткацким станком. Когда они спешат поднять ее, то обнаруживают, что она уже не дышит, и широко раскрытые ее глаза не видят. Но губы Теодвин улыбаются, словно она напоследок увидела нечто прекрасное и удивительное.