Последнее путешествие

Аттон Ренд, магистр-джедай и один из основоположников возрождённой дантуинской школы, осторожно прикоснулся ладонью к борту «Эбенового ястреба», привычно посылая небольшой поток Силы и утопая в ностальгии. На этом корабле уже долгие годы почти не летали, и он помнил их путешествие так ярко, будто они только что сошли в поисках нового джедая где-нибудь на Нар-Шаддаа. Неужели с тех пор прошло восемнадцать лет? Неужели раньше он действительно был контрабандистом и охотником-на-джедаев, который верил, что можно просто отмахнуться от своих поступков и сбежать в будущее? Магистр Микал присвистнул где-то рядом, а магистр Визас чуть слышно вздохнула — Митры Сурик на борту не было. Аттон тоже почувствовал это, и мог только надеяться, что смог не выдать собственное разочарование. Это было ожидаемо — их наставница выбрала покой, исчезнув на одной из мирных планет, и вряд ли очередная угроза галактике заставит её вернуться на мостик. — Всё гораздо проще — мы ещё не пытались. Бастила Шан, женщина, навсегда зависшая между рыцарем и магистром, величественно выплыла из-за бока корабля, демонстрируя действующим магистрам снисходительное уважение. Как у неё это получалось, Аттон не знал, но при одном взгляде на джедая в очередной раз мысленно сказал себе, что правильно поступил, проголосовав против её назначения в совет. Бастила была слишком подвержена страстям, она так и не научилась отбрасывать их в нужный момент, а Дантуину требовались совсем другие наставники и магистры. Рыцарь-джедай, до сих пор служащая на республиканском флоте, с фанатичной убеждённостью начала доказывать, что Изгнанница последует за ними — что сейчас галактике нужна помощь, и такой великий мастер просто не сможет остаться в стороне. Неофициальные ученики Сурик были с ней не согласны, но предпочли промолчать. Митру никогда не волновали громоздкие лозунги и пафосные речи, и она уже расплатилась десятилетием изгнания за предыдущую попытку всех спасти. Да, потом она вернулась — вернее, её вернули, вернули жёстко и насильно — но сразу же ушла, не желая носить генеральские погоны и склоняться перед канцлером. Несмотря на публичное прощение, несмотря на возвращение титулов и наград, Изгнанница отказалась — последовала за своим командующим, желая лишь забвения и мира. Довольно забавно, что Реван вернулся из своего путешествия в тот же год, когда Изгнанница исчезла, и отказался призывать её на службу или самостоятельно возглавлять войска. Рыцарь-джедай так и не пришёл на Дантуин, путешествуя по всей исследованной галактике и помогая органикам по мере сил. Он активно принимал участие в программах восстановления Телоса и Катара, несколько раз избирался в Сенат в качестве представителя отдалённых планет и демонстративно избегал любой власти, которой его пытались наделить. Реван буквально кричал — я отказываюсь от порабощения галактики, мне это не нужно, я раскаялся и всё осознал! Лично Аттон видел Ревана всего раз в жизни, ещё в юношестве, но всё равно не верил, что бывшего ситха преследует сожаление. Магистру для этого даже не требовалось знать самого джедая — он просто хорошо знал Изгнанницу. Митра, не прощающая сожалений, никогда бы не последовала за тем, кто проводил дни и часы за самобичеванием. В любом случае, Бастила тоже не знала, зачем Карт Онаси взял «Эбенового Ястреба» и прилетел на Дантуин. Просто в какой-то момент адмирал призвал Орден на помощь, пообещав сообщить подробности при личной встрече. Магистры предполагали, что именно он скажет — возмущение в Силе ощущали все — но услышать нормальное объяснение от Онаси было бы нелишним. Аттон привычно подавил внутреннее волнение и дрожь, надеясь, что его личные чувства не помешают ему выполнить свой долг. И ведь он пытался отказаться от места в составе делегации — но нужных слов так и не нашлось, а без внятных объяснений никто не захотел его слушать. Именно тени прошлого заставили Аттона отступить за спины других магистров, когда трап «Эбенового ястреба» начал медленно опускаться, а на землю, поправляя форменный китель, ступил седой адмирал. Карт Онаси, солдат, сделавший блистательную карьеру, воевавший бок о бок с самим Реваном и тот, в чьих руках сейчас находилась вся мощь республиканского флота — магистр Ренд искренне надеялся, что больше они никогда не встретятся. Он напрягся, ожидая обвинений, вопросов и обращения по уже давно чужому имени, но адмирал лишь быстро скользнул по джедаю взглядом и вежливо поклонился остальным. Аттон поперхнулся — не узнал? Не хотел узнать? Давно похоронил, и теперь желает сделать вид, что ничего не было? «Нет эмоций, есть покой», как учит Великая Сила — было немного обидно, несмотря на то, что Аттон Ренд сам выбрал этот путь. — Благодарю, что откликнулись, магистры. Не буду юлить — я собрал вас здесь, потому что мой старый друг и командир попросил меня об этом. Галактика в опасности, и нам нужны джедаи, чтобы её защитить. Карт Онаси сильно изменился за эти почти тридцать лет. Гордая осанка, хорошо поставленный голос, идеально выверенная речь — перед ними стоял человек, который точно знал, что делает. Где мягкая улыбка, где гордость, страсть, где байки о том, как они с Саулом воевали против мандалорианцев? Впрочем, возможно, всё дело в том, что воспоминания Аттона были слишком детскими. Когда адмирал замолчал, трап «Эбенового Ястреба» опустился снова — и в этот раз никто не ожидал увидеть человека, прилетевшего на Дантуин. Аттон Ренд действительно видел Ревана — в далёком детстве, ещё до того, как стал охотником-на-джедаев. Что же, легендарный командующий и великий джедай ни капли не изменился. Высокий, с прямой осанкой, аккуратными чертами лица без единой морщины и иссиня-чёрными кудрявыми волосами до плеч, совершенно без седины. Бывший командующий выглядел моложе тридцати — сколько ему сейчас? Восемьдесят два? Человек, спасший Галактику, чуть не уничтоживший её и снова спасший, великий ситх, великий джедай, великий политик и великий воин благодарно кивнул адмиралу и перевёл взгляд на дантуинский совет. Аттон подобрался, чувствуя, что и остальные магистры нервничают в присутствии джедая-стража. Кроме Бастилы — она радостно улыбалась, источая влюблённость. Реван будто ничего не заметил — он мягко кивнул и сделал ещё один шаг. Ему не требовалось представление, он не произносил вступительных слов и не пытался никого убедить, хотя Дарт Реван был чертовски хорош в убеждении. — Вы ведь почувствовали это? Колебания в Силе? Магистр Визас кивнула, поправляя свой головной убор. — Всё изменяется. В наш мир идёт нечто невообразимое. Реван улыбнулся — настолько проникновенно и грустно, что Аттона пробрала дрожь. — Именно. И, полагаю, именно мы тому причиной. Великая Сила всегда пребывает в равновесии и стремится к нему — если рождается сильный ситх, появляется сильный джедай. Я был тем, кто первым бросил камень, и круги до сих пор долетают до нас из-за Внешнего Кольца. Я был тем, кто создал реваншистов, тем, кто оттянул чашу весов — всё началось именно с этого. Вы знаете — я попытался вернуть равновесие. Я отказался от своих идей и планов, я раскаялся, смирился и остановил окончательно павшего Алека, но этого оказалось недостаточно. Митра, мой великолепный генерал, тоже стала жертвой моей ошибки — ей пришлось разбираться тем, что породили мои метания. Мы думали, что справились — все реваншисты покинули этот мир, ситхи были уничтожены, а мы отошли от дел и прекратили взывать к Силе. Но, кажется, этого было недостаточно. Теперь я прошу вас, магистры, отправиться со мной на Коррибан, чтобы окончательно остановить то, что когда-то началось. — Значит, мы увидим госпожу Сурик? Голос магистра Микала немного дрожал, когда он задавал этот вопрос. Аттон прекрасно его понимал — они все были влюблены в их прекрасную Митру. В живую, дружелюбную, бесконечно терпеливую Митру с кротким лицом, Митру, у которой всегда находились тёплые слова и ободряюще фразы — в решительного и бескомпромиссного генерала Сурик, которая шла до конца, не обращая внимания на потери, и которая не прощала сожалений. Реван тепло улыбнулся, и его лицо озарилось такой добротой, что Аттону захотелось улыбаться вместе с ним. — Она обещала прибыть на Коррибан одновременно с нами, уважаемые магистры — полагаю, у вас будет возможность увидеть её снова. После этих слов они собрались в рекордные сроки, и тем же вечером «Эбеновый Ястреб» покинул Дантуин. Удивительная компания собралась на борту быстрейшего корабля вселенной. Неофициальные ученики Митры Сурик, составляющие джедайский совет, суровый адмирал, покинувший свой пост, Бастила Шан, которая также бросила свою миссию, и два дроида, ведущие себя так, словно они действительно переживают о происходящем. Реван почти никогда не попадался пассажирам на глаза — он либо медитировал в своей комнате, либо бродил в ремонтном отсеке, прикасаясь к столу, за которым когда-то давно работал Бао-Дур. Аттон Ренд сразу же занял место пилота, так что его тоже редко видели на корабле. Ему всегда нравились пилотские рубки — в мире вакуума и звёзд думалось гораздо легче. Сначала он переживал, что его уединение будет нарушено, но никто не приходил к нему, чтобы поговорить по душам, так что магистр успокоился. Он внимательно следил за показаниями приборной панели и часами медитировал, надеясь в колебаниях Силы уловить тот ответ, за которым они отправились на родину самих ситхов. Мир оставался глух к его вопросам, но магистр Ренд не волновался — Реван и Митра уже нашли ответ, им остаётся лишь покориться и исполнить волю Силы. Он смирился и нашёл равновесие, так что путешествие не волновало его. Всё идёт своим чередом, и одиночество в рубке пилота лишь это подтверждает. Впрочем, Сила уже сказала ему, что встречи не избежать, так что, когда Карт Онаси пришёл к нему в последний день путешествия, Аттон Ренд был спокоен и безмятежен. Старый адмирал постучался к нему за три часа до всеобщего подъёма. Протиснулся мимо карты, с кряхтением залез в кресло второго пилота и посмотреть прямо на магистра, садясь так, чтобы его лицо было на свету. Как же он стар! Аттон видел каждую морщинку, каждое пигментное пятно — даже адмирал с миллионами кредитов не был способен отодвинуть смерть. Мог замедлить её, мог сохранить ясный ум и острый язык — но Карту Онаси исполнялось семьдесят три, и старость догоняла его стремительными скачками. А ведь, казалось бы, ещё вчера… — Ну здравствуй, Дастил. Аттон дёрнулся, услышав это давно забытое обращение. — Аттон Ренд, если позволишь. Из всех имён, которые мне доводилось носить, это самое лучшее. Адмирал усмехнулся — грустно, с болью, с горечью. — Дастил Онаси ничуть не хуже. Сын, только Сила знает, как я рад тебя видеть. Почему ты так и не связался со мной? Аттон Ренд прикрыл глаза, думая, что стоит ответить. Да и как дать ответ? Как объяснить, что пошло не так, как показать, почему возвращение было невозможно? Он прошёл долгий, очень долгий путь. Он был маленьким мальчиком с Телоса, который играл с мамой и ждал, когда его легендарный отец вернётся домой. Он был беженцем, когда армия Дарта Ревана уничтожила его дом, он был юным учеником, добровольно поступившим в Ситхийскую Академию на Коррибане, и он искренне кричал о своей ненависти, когда отец и вернувшийся на Светлую Сторону Реван пытались вытащить его оттуда. Он был честен в своей ненависти к джедаям любой направленности, он действительно изменился, став охотником и палачом. Он много трудился над собой, прозябая в самых грязных дырах на Нар-Шаддаа, он искренне раскаялся и действительно восхищался Сурик, когда следовал за ней через всю Галактику. Сейчас он был тем, кем его сделала Судьба — магистром Рендом, одним из дантуинских джедаев, адептом Ордена, против которого он так долго бунтовал. Он прошёл весь этот путь — и он не сожалеет ни об одном решении. Раньше сожалел, конечно — только вот Митра Сурик не прощает сожалений. — Я джедай, отец. Мы не имеем права иметь семью. Нас забирают… — В раннем детстве, я знаю. Моего лучшего друга зовут Реван, так что я в курсе, как воплощаются в жизнь правила Ордена, и знаю, что твои оправдания больше похожи на чушь. У тебя есть семья, Дастил — так почему ты продолжаешь делать вид, будто её нет и не было? Если ты так и не простил меня, то я… Аттон Ренд покачал головой, показывая, что не нуждается в оправданиях. — Пустое, отец. На всё воля Силы. Они распрощались друг с другом много лет назад. Они жили, учились и менялись, не завися друг от друга, они шли по двум разным путям, и сейчас были далеки, как две планеты из Внешнего Кольца. Их жизни давно не связаны — всё именно так, как и должно быть. Карт Онаси тяжело встал, и Аттон отчётливо увидел, что ему тяжело даётся даже такое простое действие. Адмирал двигался на чистом упрямстве — Ренд был готов поклясться, что он будет занимать свой пост, пока его не попросят, и даже тогда будет цепляться за старые заслуги и регалии, как и любой старый вояка, поступивший на службу сразу после совершеннолетия. Или, гораздо вероятнее — просто умрёт в своём адмиральском кителе, взявшись за работу, которая ему уже не по плечу. — Я услышал тебя. Что же, это было ожидаемо, и теперь я должен Ревану бутылку кореллианского виски. Но послушай вот что, сын — я стар, и мне недолго осталось. Я не прошу тебя звонить мне каждые выходные или ухаживать за телом, когда я окончательно перестану соображать, но я надеюсь, ты найдёшь время, чтобы присутствовать на моих похоронах. Это моё последнее желание, Дастил — последнее и единственное. Даже если ты ненавидишь меня так сильно, что не хочешь носить моё имя, даже если ты придёшь только для того, чтобы плюнуть на моё тело — пожалуйста, сын. У меня больше никого не осталось. Карт Онаси вышел до того, как Аттон Ренд успел что-то ответить — больше они не разговаривали. Коррибан был именно таким, каким магистры помнили его по путешествию с Сурик. Аттон вспоминал нечто большее — как он прибыл сюда с Селеной, как учился владеть Силой и как сбежал, закрывая в себе способность слышать на десять лет. Впрочем, Коррибан действительно не изменился. Песок, гробницы, разрушенные дома — новая капсула, в которой явно произошла посадка на ситхийскую землю, и две фигуры, ожидающие «Ястреба». Бао-Дур постарел, как и все они — его ритуальные шрамы стали глубже, рога толще, а морщины изрезали лицо так сильно, что изменили его до неузнаваемости. Аттон признал его только по руке — по той же самой, дюрастиловой руке с зарядом вместо суставов и мышц. Митра Сурик совершенно не изменилась. Она была такой же, как и в тот день, когда Аттон Ренд увидел её в первый раз — гладкое лицо, мягкая улыбка, даже цветок в волосах. Джедай-консул, ровесница его отца — юная, невинная, с лёгкой грустью в глазах. Она, кажется, искренне была рада их видеть — обняла его, Микала и Визас, тёпло поприветствовала Бастилу и на секунду замерла, чтобы потом с гордостью и величием склонить голову перед Реваном. Командующий и генерал, джедай и ученик, Реван и та, кто стала реваншистом — кажется, между этими двумя ничего не изменилось. Аттон Ренд вжимался в её мягкое плечо, чувствуя, как напряжение, держащее его уже несколько лет, постепенно испаряется. С Митрой всегда было именно так — она одним своим присутствием дарила радость и мир. Её Сила исцеляла людей — заживляла раны, собирала души, учила смирению и любви. Она исцелила его, исцелила их всех — и именно поэтому они назвали себя её учениками и возродили джедайский совет, стараясь делать делать для других то, что она когда-то сделала для них. Теперь, когда Митра вернулась, всё будет иначе. Теперь, когда она снова рядом, всё будет хорошо. Генерал Сурик печально улыбнулась, отпуская его и снова поворачиваясь к Ревану. — Командующий. — Генерал. Ты готова? — Да. Пора закончить всё это. У нас не так много времени — корабль скоро будет здесь. Вы взяли с собой джедаев — они знают, что мы будем делать? — Нет. Не хотел говорить об этом перед путешествием. Реван повернулся к ним, и его глаза переполнились печалью и ожиданием, а губы исказились в грустной улыбке. Аттон начинал понимать, почему у магистра в своё время было столько сторонников — они почти не разговаривали, но ему хватило трёх улыбок. Рядом с Митрой было то же самое — она словно проникала под кожу, и делала это так легко и быстро, что органики не успевали даже моргнуть. Один миг, и из незнакомки Сурик превращалась в ту, за которую можно отдать жизнь — за эти восемнадцать лет ничего не изменилось. — Зло продолжает приходить в Галактику, потому что мы всё ещё здесь. Мы были теми, с кого всё началось — само наше существование будоражит Силу. До тех пор, пока мы живы, до тех пор, пока мы находимся на территории Республики, Тёмная Сторона будет приходить сюда. Дарт Малак, Дарт Сион, Дарт Нихилус, Дарт Трея — кто знает, что ещё мы притянем в мир? Митра грустно улыбалась. Смотрела на них, обнимая взглядом, прикасалась в Силе, показывая, как сильно она гордится их достижениями и тем, что они сделали для Ордена. Безумно хотелось, чтобы она осталась здесь — Сурик легко помотала головой, отвергая это желание. — Эхо Малахора-V должно утихнуть. Я слышу его каждый день, каждый час — оно манит и зовёт, зовёт нечто, притаившееся за Внешним Кольцом. Именно поэтому я отправляюсь в путешествие. Я была тем, кто крикнула, тем, кто породил этот зов — я покоряюсь Силе и готова отправиться в путь. Корабль почти здесь — пришло время вернуться к тем, кто погиб по моей вине. Аттон против воли поднял голову — как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромный корабль возникает из небытия. Дыры в обшивке, начисто снесённый мостик — брат-близнец «Опустошителя», против которого они воевали двадцать лет назад, пришёл на зов, чтобы забрать единственного пассажира в бесконечное путешествие. — Это «Безбрежный» — флагман того, кого мы знаем, как Дарт Сиона. Один из тех кораблей, что были уничтожены моим приказом. Голос Митры был полон печали — она грустила о смертях и сочувствовала невинным. Но не сожалела — Аттон Ренд знал, что, вернись она в прошлое, то отдала бы тот же приказ снова. Генерал Сурик снова поклонилась, делая шаг назад. — Прощайте, Командующий. Если возникнет необходимость, позовите меня снова. Бао-Дур… Забрак подошёл к ней, и Аттон видел, как ходят мышцы его челюсти. Забрак готовился драться — также, как все, он хотел, чтобы Сурик осталась. Аттон был готов рухнуть на колени, ползать по песку и умолять — он слышал, как тяжело дышит Визас, и как Бастила бормочет что-то невнятное. Митра тяжело вздохнула, прикрыв глаза. — Я не хочу, чтобы ты следовал за мной, мой милый друг. Но я понимаю и принимаю твоё желание. Никто не в силах изменить то, что было решено, так что я могу лишь попросить в последний раз. Останься здесь, Бао-Дур. Вернись к нашей дочери на Телос, продолжай работать — живи свою жизнь, не пытаясь забрать груз моей. Вот как. Аттон почувствовал, что рот наполняется горечью. Значит, вот оно что — пока он нерешительно мялся, не способный рассказать о своих чувствах объекту своей любви, его уже забрал себе спокойный и безмятежный Бао-Дур. Хотя, скорее, это Митра Сурик из всех мужчин выбрала его, и никто не мог оспорить её выбор. Бао-Дур стиснул зубы и решительно шагнул к своему генералу, и его тихий, шелестящий голос обрёл решимость, никогда не слышимую прежде. — Я иду с вами, Генерал. Я должен был пойти с вами ещё тогда, в первый раз. Подумать только — они жили вместе эти восемнадцать лет, они растили дочь, но Бао-Дур продолжал разговаривать с Митрой «на вы» и называть её «Генерал». Митра Сурик тоскливо улыбнулась. — Да будет так. Прощайте. Корабль, дрейфующий над планетой, просто рухнул. Упал, будто притянутый лучом, рухнул, как в своё время рухнул на Малахор-V. Огромное, мёртвоё чудовище, полное мёртвых людей — крейсер крайне удачно расположился прямо за Сурик, зияя одной из дыр за её спиной. В провале — переполненный предвкушением Дарт Сион, не способный слиться с Силой, но алчущий этого. Он что-то спросил, Митра ответила — живые уже не слышали. Генерал взяла Бао-Дура за руку, в последний раз улыбнулась — и шагнула внутрь. Аттон тихо взвыл — Митру будто вырвало, вырезало из всеобщего полотна Силы. Раньше она всегда была где-то там — неважно где, но ученики слышали, ученики чувствовали её существование, и могли прикоснуться к ней в минуты крайней нужды. Но Митры Сурик больше не было — остался лишь «Безбрежный», нагнетающий призрачные сопла и взмывающий в небеса. Карт Онаси прерывисто вздохнул — Реван пожал ему руку и печально улыбнулся. Где-то рядом в истерике зашлась Бастила — её «Нет, нет, нет!» ещё долго будет стоять у Аттона в ушах. — Моя очередь. Спасибо, что согласился придти сюда, старый друг. Слушайте, уважаемые магистры — Митра решила охранять наше небо, я же встану на страже земли. Моё тело останется здесь, рядом с захоронениями великих ситхов, и я буду сдерживать их влияние на мир. Это единственный путь, который нам открылся, с помощью которого Тёмную Сторону можно усмирить. Я прошу проводить меня в последний путь. Вы услышали всё, что было сказано, увидели всё, что было сделано — что делать с этим знанием, решать только вам. Джедаи поклонились, принимая чужое решение. Они молчали — молчали, пока Реван выбирал место, пока он переодевался в джедайскую робу и усаживался поудобнее. Прямо рядом с входом, на песке, как уставший путник, не имеющий никакого отношения к магистру Ревану. Аттон делал то, что от него требовалось. Следил за колебаниями в Силе, поддерживал Микала, по мере возможности помогал Визас. Их собрали здесь именно для этого — проследить за ритуалом, сдержать его, вмешаться, если что-то пойдёт не так. Реван всё делал сам — распылял себя, отдавал Силе, закутывался так, чтобы Тёмная Сторона сначала сталкивалась с его Светом. Ему удалось — Аттон чувствовал это совершенно отчётливо. Древние ситхи, воющие в своих склепах, потихоньку успокаивались, воздух очищался, а колебания, беспокоящие джедаев последние несколько месяцев, стали заметно слабее. Когда они улетали, Реван сидел рядом с гробницей. Безмятежность на лице, закрытые глаза — юноша, решивший немного отдохнуть. Мёртвое, уже холодное тело, пустая оболочка, ставшая тюрьмой — ведь ситхов сдерживают камни их гробниц, Реван же превратил в склеп собственное тело. Его плоть сгниёт, а кости истлеют, но атомы всё равно останутся здесь, и Сила, сдерживающая чужие страсти, будет неизменной. Последним на корабль поднимался адмирал. Онаси прощался — с последним другом, с самым близким человеком во вселенной. Магистры прощались тоже — с учителем, изменившим их жизнь, с женщиной и другом, в очередной раз решившей отдать жизнь ради мира в галактике. Протокольный дроид серии НК, с которым постоянно ругалась Митра, медленно вышел вперёд, прислоняясь к трапу. — Раздражённо: почему мы до сих пор здесь? Мастер мёртв, а мы даже не надругались над его телом. С бессилием: это самая бессмысленная поездка за всё время моего существования. Аттон печально улыбнулся — так, как улыбалась Сурик, когда объясняла ему, что такое Сила. — Ничуть, НК-47. Я горд, что меня позвали сюда. Их выбрали — из тысячи людей, которые встречались легендарным джедаям на их жизненном пути, именно их позвали попрощаться. Митра пережила так много, она жила в другом мире последние восемнадцать лет — но именно он, Аттон, вместе с Микалом и Визас сейчас стояли здесь, потому что их позвали, чтобы проводить Сурик в последний путь. У Ревана были тысячи сторонников, но он выбрал Карта, Бастилу и НК-47 — дроид должен радоваться тому, что он был тем, кто видел последние часы своего создателя. А к отцу Аттон Ренд придёт. Обязательно.