Весна

Лави лежал на своей койке в темнице Ноев. После того как Шерил поймал его, ему ничего не оставалось делать, как обдумывать свою жизнь. Ну, а чем ему ещё заняться, ни книг, ни истории, даже Книгочея рядом не было. Каменные стены, немного обросшие мхом, старая скрипучая койка, которая при каждом лишним движении издавала противный скрежет, режущий по ушам. Темные стены давили на него, он никогда ещё не ощущал себя настолько в клетке. Ему нужно движение, он хочет увидеться с друзьями снова. Аллена, веселого альфу с тяжёлой долей, вечно недовольного Канду, по иронии судьбы являющегося омегой, как и сам книжник, Линали, бету, которая обо всех заботиться. Его друзья, его опора. Но видно удача повернулась к нему обратной стороной монеты. Рыжий до сих пор помнил улыбки друзей, их разговоры, особенно тот, когда Аллен сказал, что обязательно жениться на Юу, и они ведут много мальньких самурайчиков. Реакция Канды была очень смешная, он то злился, то краснел, но главное не отрицал. Яркий смех до сих пор раздается у него в голове, вызывая еле заметную улыбку. Он видел сорок девять войн, точнее последнюю он смотрит сейчас, буквально чувствую, как она подходит к концу. Но не факт, что книжник переживёт её. Юный омега без пары, для которого почти вся жизнь — запреты. Ни семьи, ни счастья ему уже не видать. Сейчас его шансы выжить резко падают, искать его никто не будет, а Панда уже давно на свободе, ибо сбежал. Для Ноев сейчас он лишь потеха, не более. Игрушка над которой можно измываться, мучать. Следы от прошлых пыток Шерила ещё не сошли, оставляя красные полосы на бледной коже парня. Физическое насилие легче перетерпеть нежели моральное и сексуальное. Хорошо, что последним пока никто из Ноев не промышляет. Хотя… Тики Микк уж слишком явно раздевает его взглядом, если последний попадает в его поле зрения. Перед глазами медленно всплывают образы прошлого. Ему не привыкать страдать, он не помнил даже свою семью, его просто когда-то нашли, не дав мальчишке просто умереть. Но создав для него мир знаний и запретов. Лави старался не обращать на это внимание и жить просто жить. Но видя тысячи бессмысленных смертей, он просто ломался. «Эти знания нужны будущим поколениями»–говорил старший Книгочей. « Ты должен это делать. Должен записывать историю.Ты должен знать всё, ведь ты книгочей.» Но какой в этом смысл, Лави просто хотел жить. Хотел любить и быть любимым, как нормальная омега, просто быть счастливым, вырваться, сбежать из этой клетки. Но сейчас он никто и никому он не нужен — сломанный маленький кролик. Он прекрасно знал, почему Канда называл его так, ведь рыжий был довольно шустрым и хитрым, но при этом мягким и пушистым для близких. Растрёпанные рыжие вихры, веснушки на лице. Стройный, но при этом сильный. Не омега, а мечта. Ведь правда Лави не сильно-то страшный по его мнению, хотя повязка на глазу всё портила, а может придавала особый шарм, кто знал… Книжник снова смотрит в потолок темницы и понимает, что по идее на улице должна быть весна… Тот период года, когда всё расцветает, таят тяжёлые белые одеяла, показывая усыпанную блёстками землю. Хоть тут он уже потерял счёт во времени, одноглазый просто чувствовал весну… Он был уверен, что воздух, который размеренно наполняет его лёгкие, отдавая немного атмосферой — весенний. Весна… Пора любви. То когда всё просыпается, для рыжего она была самой волшебной порой, будит в людях самые прекрасные чувства… Иногда историк фантазирует о светлых чувствах, счастливой семье и верных друзьях под боком. Может и для его сердца когда-нибудь наконец настанет весна. Хотя любовь то, что ему должно быть не дано, ведь он всё ещё историк… Хотя… Лави задумался на миг. Перед глазами стали всплывать образы разных людей, но только при одном человеке его сердце однажды пропустило удар. Хоть тогда он просто списал всё на болезнь, но сейчас, когда рыжий наконец разбирается в себе, в голове рисуется образ самого прекрасного Ноя — Тики Микка. Влюбиться во врага, что может быть абсурднее? Он даже не знает могут ли нои иметь детей или хотя бы любить. Но этот брутальный альфа не выходил у него из головы. Его мощная спина, родинка под глазом и темные, чуть кудрявые, волосы до плеч, просто мечта для Лави. Удовольствие был таким… таким желанным для рыжего, его омега внутри просто сходила с ума от него. Все течки, которые историк проводил один, были болезненны от подавителей, но в голове был образ только Тики. Жаль, что этот ной больше всех проявлял жестокость к Лави. Рыжего это печалило. Хотя его больной влюблённый мозг воспринимает это положительно, ведь это всё же внимание от Микка как никак. Лави невольно перевел взгляд на запястье, на котором синей змеей расползлась рана. Да… Тики однажды захотел воплотить все похотливые взгляды в сторону книжника, хотел его изнасиловать во время течки, да причем видно жестко, но вот только Шерил ему помешал. Тогда в единственном глазе Лави была бескрайняя благодарность, впервые он был рад этому садисту. Но запах сильного альфы все же вскружил ему голову. Может рыжий хотел этого? Совсем уже он ничего не понимает.  — Почему же во мне столько противоречий? — тихо задал себе этот вопрос историк. Но в ответ тишина. Такая тяжёлая и обволакивающая, как смола, заставляющая тебя задохнуться в этих мыслях, упавшим ему тяжёлым грузом на плечи. Лави так и хочется сжаться в комочек, с головой укутавшись в своё теплое одеяло в своей комнате в Черном Ордене, проснуться от того, что Аллен и Канда сломали снова государственное имущество, просто наконец забыться. С привычным усилием вдыхая сыроватый воздух, мечтать снова и снова о счастье. Закрыть глаза и представить свой лучший мир, а сейчас… Мечтать исчезнуть из этого мира совсем, мечтать раствориться в загадочной дымке мира, не оставив и следа. Не хочется умирать, вовсе нет, хочется просто потерять все чувства, чтобы забыть навеки вечные о том, что представляет собой боль и любовь. Книгочею хочется жить, но заслужил ли Лави этого? Жизнь — борьба со всеми и с самим собой. Жить с улыбкой, преодолевая любые преграды, заботливо подкинутые судьбой. Если ты сопротивляешься, значит ли, что ты живешь? Но как сопротивляться, если сил едва хватает, чтобы существовать? Нельзя теряться в мире чувств, нельзя позволять себе безропотно плыть по течению. Лави невольно заворочался на своей койке, стараясь немного согреться. Свобода… То что наверняка Лави уже не увидит. Все мечтают стать свободными. Особенно Аллен сейчас, но при этом он никогда не останется один, рядом с ним будет его строптивая омежка. Теперь историк его понимает… Ведь вся ответственность за весь мир ляжет на плечи, и за все твои поступки придется отвечать не только перед собой, но и перед миром. А этому никому не нужно. Думаешь, друзья, товарищи скрасят одиночество? Если у тебя есть друзья, то ты уже не свободен. Быть свободным слишком тяжело. Быть свободным полностью невозможно. Можно лишь освободиться от чего-то или кого-то, но на их место обязательно встанет нечто новое. И так всегда. Лави горько вздохнул, втягивая голову стараясь согреться, но вдруг открылась старая деревянная дверь и вошел Тики. В нос сразу же ударил его одеколон смешанный с его природным запахом горького кофе и табака. Рыжий не знал зачем ной пришёл, но этот аромат туманил и без того запутавшегося юношу. — О, какая неожиданность, — прошептал рыжий, стараясь сделать голос увереннее. Лави с утра не чувствовал себя хорошо, зная, что течка всё ещё не отступила, а Микк когда-нибудь придет снова за своим, и тогда настанет конец всему его уже итак шаткого мира, но ведь конец старого — это начало такого туманного нового. Внизу живота ужасно тянуло от ярких феромонов альфы. — Да ты что, — усмехнувшись, сказал Тики, подходя к своей юной жертве. — А я думал, что ты ждал меня. Тики обвел взглядом историка. Такой соблазнительный кролик— очень удачная добыча для охотника. — Ты пришел не ко мне, а моему заду, — тихо прошептал Лави, приподнимаясь с койки, которая лишь противно и протяжно проскрипела. Его уже давно используют как игрушку на которой можно снять стресс, но так ещё ни разу. Это было жутко для историка, но омега внутри лишь тихо выла, буквально прося этого альфу. -Возможно, — тихо прошептал Удовольствие, хищно облизнувшись и смотря прямо на свою жертву. Тики подошел к Лави и резко толкнул его обратно на койку, нависая над ним. Аромат течного рыжего сводил с ума и снимал все тормоза. Ной решил попробовать немного на вкус историка, проводя языком по шее, наслаждаясь сладким ароматом взбитых сливок. Удовольствие тихо рычал, забираясь руками под потрёпанную одежду заключённого, проводя горячими руками по холодным бокам кролика. Лави крупно вздрогнул, но как только он попытался только встать с кровати, Тики резко обнял его за талию и прижал к кровати сильнее, гортанно и недовольно рыча. Рыжий испугался и дал ему хлесткую пощечину. Внутри был взрыв эмоций: страх, отчаяние и… удовольствие? Лави всё же подумал что, внутри него кипел страх и дикое чувство неправильности, хотя было всё всё равно ясно. У Тики начался самый настоящий гон, а тут Лави весь такой доступный, течный. Удовольствие такое поведение рыжего выбесило. Ной начал срывать одежду с рыжего, как зверь наконец загнавший добычу в тупик. По камере раздался звук рвущейся одежды, которая уже никогда не будет целой, пуговицы катились по каменному полу. Лави всё ещё пытался сопротивляться от страха, но уже не мог. Микк был сильнее, да и смазка текущая по стройным ногам давала знать, оставляя уродливые мокрые пятна на штанах и кровати, которая уже пропиталась запахом Книгочея. Ной перевернул парня лицом в подушку, пахнущую сыростью и прижался пахом к его заднице, чтобы тот почувствовал возбуждение. Сняв ненужные остатки одежды с рыжего, Тики быстро расстегнул и приспустил свои штаны. Рыжий попытался пару раз дернуть руками, но Микк лишь взял их в стальной захват, заламывая за спиной. Удовольствие резко, даже без растяжки, вошел в Лави и зарычал от приятных ощущений. Внутри историка было так горячо и влажно, тугие стенки плотно обхватывали крупный член, доставляя незабываемые ощущения. Рыжий громко закричал от боли в подушку, которая заглушила его, не давая другим знать, что происходит в этой комнате. Член внутри был неприятно крупным, а по бедру катились янтарные капли крови. — Тики, прошу, хватит, — словно в бреду шептал Лави, потираясь о подушку лицом, стирая соленые дорожки слёз. Он буквально умолял остановиться, но это не дало успеха. Тики не дал даже привыкнуть, смеси их запахов вышибла весь здравый смысл, оставляя лишь инстинкты. Ной резко начал вбивался в податливое тело парня, выбивая из его легких всхлипы. По камере разносились хлюпающие звуки, естественная смазка давно смешалась с кровью, стекая по ногам омеги. Сильные руки Микка отпустили из захвата запястья историка, переходя на его бедра. Лави задыхался в своих ощущениях, а внизу живота болезненно завязался узел. Он скулил и цеплялся за покрывало, а по телу стекали капли пота. Ему было хорошо физически, но плохо морально. Толчки стали грубее, заставляя историка закусывать подушку, лишь бы не закричать или попросить большего. Картина перед глазами разбилась на сотни пазлов, в носу засел запах альфы. Тики рычал и пару раз звонко шлепал историка по округлой заднице, оставляя красные отпечатки. Решающие грубы толчки. Перед глазами Лави резко становиться темно, и он прогибается ещё больше, приоткрывая рот в беззвучном крике. Оргазм накрывает как цунами и простыни под ним оказываются запачканными белесой спермой. Через пару толчков кончает и Удовольствие прямо в омегу, которая итак ничего не соображает. Но историк чувствует как в него резко пропихивают узел, обильно кончая. Рыжий начинается биться под альфой, но тот давит на лопатки прижимая того к койке. Ещё один оргазм накрывает неожиданно от чувства переполненности внутри. Казалось, что спермы было слишком много внутри, она неприятно переполняла юного омегу. Книгочей многого не помнил, он потерял сознание после третьего оргазма. Проснулся Лави один с дикой болью в пояснице. По внутренней стороне бедра все ещё катились эти белые дорожки семени, низ живота неприятно разбух и болел. Только сейчас он понял, что была сцепка. Шанс того, что он понесет больше 90% при течке. Это было слишком для несчастного рыжего. Он не хотел рожать во время войны, да и не факт, что Тики не заставит его сделать аборт, если он понесет. Он ведь всего лишь жалкая игрушка. Апатия и шок заставили одноглазого обратно упасть на подушки, сжавшись в комок. Всё это слишком истощило его морально. Лави невольно провалился в сон. Несколько дней он пролежал так, то просыпаясь, но сразу обратно засыпая. Никто к нему не заходил, пока его в таком состоянии не нашла Роад. Она пыталась привести парня в чувства, но тщетно. Девчонка прекрасно чувствовала запах Тики от рыжего, который так и не выветрился из камеры. Она его одела и обтерла, прекрасно видя, что пережил этот парень после ночи Тики. Решив, что больше он не нужен, Мечта выпустила его через свои двери, посчитав, что проблемы с этим омегой им не нужны. Всё равно все посчитают, что он умер от голода, но не сильно расстроится, ведь пользы от него все равно никакой. Лави измученный мыслями и токсикозом, так и не вернулся в орден. Всё равно чистая сила сейчас не работала, чтобы не причинить вреда плоду. Он просто зажил тихой жизнью, его приютила старушка, позволяя работать у нее и жить. Когда та через пару месяцев умерла, все перешло историку, ведь других родственников и близких у нее не было. Ему просто очень сильно повезло, а счастья придавало то, что он не будет один, внутри него его ребёнок. Хоть кому-то он теперь будет нужен. Выносит и родит ребенка от Ноя. В Ордене наверное бы заставили от плода избавиться или хуже, ставили бы опыты, но нет, это его маленький лучик. Беременность проходила у историка крайне долго, больше десять месяцев. Лави уж думал, что ребенок внутри погиб, но это было не так. Весной Лави всё же родил маленькую копию Тики, но с глазами цвета зеленой травы. Тогда книжник долго плакал, прижимая к своей груди его маленькое сокровище. Он был счастлив видеть того, кто примет его любым. *** Тики на следующее утро очень корил себя за содеянное. Но вернуться и попросить прощения так и смог, боялся. А потом Роад сказала всем, что историк умер от голода, потому что к нему никто не заходил. Тогда альфа почувствовал, что его мир разбился на осколки. Была черта до и после. Месяц Микк мучался от утери этого светлого экзорциста, сильно запил, но это не помогало, ной лишь больше корил себя в том, что упустил мальчишку. Могло же быть всё по другому. Но уже не будет никогда. Тики уже совсем отчаялся, ему никто не был нужен кроме Лави.  — Тики, всё страдаешь? — спросила Роад, заходя в комнату к Удовольствию, который сидел на подоконнике и курил в окно. Вид у него был не очень в последние месяца, что очень сильно напрягало всю её семью.  — Да, — выдохнув дым в окно, тихо сказал Микк. Без этого омеги всё казалось не таким. Мечта прекрасно видела состояние брата. Не трудно было догадаться, что это именно из-за историка, поэтому она даже нашла Лави ради своего названного брата. Лишь бы он был счастлив, но она не знала как отреагирует рыжик на появление Удовольствия в его жизни.  — Тики, я знаю, где Лави, — тихие слова брюнетки прозвучали для португальца, как гром среди ясного неба. Неужели он жив? Неужели Надежда все ещё есть? — Где он? — вскочил на ноги мужчина, подходя к Мечте, смотря на нее с большой надеждой. — Я отведу тебя туда, но пообещай, что ты его больше не обидешь, — строго сказала девочка. Роад единственная, которая была благосклонна к Лави, а тем более зная, что историк носил дитя её любимого брата и даже не избавился от него, то она была от рыжего просто в восторге. Не каждый может родить от Ноя. — Я на всё готов, — уверенно сказал Микк, сжимая руки в кулаки от нетерпения. Девочка лишь усмехнулась и перед ними возникла дверь. Войдя в нее, они вышли около небольшого дома, рядом с которым была яркая поляна с деревом почти в центре. Тики замер, смотря на то, что было перед ним. Около старого дерева его рыжик играл с ещё совсем маленьким ребенком, которого он сюсюкал, улыбаясь своей прекрасной улыбкой. — Это?..- Удовольствие смотрел на Роад с немым вопросом, и она кивнула, подтверждая его догадки. Тики сделал шаг, а потом ещё. Он не помнил, как быстро добрался до них. Ребенок, увидев мужчину, мило заугукал, чувствуя и признавая в нем своего отца. Лави посмотрел на Тики и вздрогнул, прижимая ребенка ближе. — Зачем ты здесь? — беспокойно смотря на Ноя, спросил бывший историк. Он сразу заметил помятый вид одного из самых ухоженных когда-то Ноев. — Прости меня, малыш, если сможешь… Я люблю тебя, прошу будь со мной, — уверенно, но с дрожью в голосе, говорил Микк.- Я готов на всё ради тебя и нашего сына. Я уверен, он мой, даже не отнекивайся. Лави не верил своим ушам. Неужели это сон? Нет, это реальность. Видно мечты всё же сбываются после всех бед. — Хорошо, но это последний твой шанс, — вздохнул Лави и посмотрел на небо. Такое ясное голубое небо. «Теперь всё будет иначе.» -думал Лави, смотря на тихо сопящего сына и любимого сердцем человека рядом.