Часть 1
1 декабря 2018 г. в 22:06
Он сейчас — комок нервов.
Цветовая гамма, присущая комнате, вообще-то, довольно светлая с тёмными вставками, сейчас блёкло горит розово-голубым огнём. Розовый от заката — сквозь большое, запылённое окно; через слой пыли с оранжевыми переливами; из-за количества грязи на стёклах кажется, будто их хозяин проспал конец света и ещё пару эпох. Синий цвет — от лампы — холодный, неоновый, больно бьющий по глазам, как лезвием полоснули. Но это если долго смотреть. А так — мёртвый и безразличный; горит себе подсветка клавиатуры и ещё пара диодов.
И тишина.
У Брета руки сейчас чернеют, как будто он ими в саже лазил, как в своём клипе, только на этот раз это не краска. Чистейший чёрный, поглощающий любое свечение. Он смотрит на ладонь и та в полумраке угасающего дня кажется плоской дыркой на фоне чёрного стола.
Чёрный чёрному рознь.
Всё пространство вокруг наэлектризовано; дыхание ровное, глубокое; лёгкая полубезумная улыбка — внешность обманчива. Спокойствие — не ложь. Всего лишь прикрытие.
Пару раз мигает лампа и гаснет вместе с закатом. Всё вокруг погружается в непроглядную тьму, а тьма по венам течёт выше, до плеча; Брет чувствует её в горле, как не спеша, заполняя собой кровь, она окрашивает сердце, в лёгких, булькнув вязкой субстанцией, вытесняет воздух…
Его глаза черны и он видит темнеющий мир. А потом вспышка. Ярчайшая. Любой бы не просто ослеп, а потекли глаза. Любой бы. Брет не любой.
Он смотрит сквозь свет и не видит комнаты. Всё вокруг приобрело какие-то ирреальные очертания, мимо проходят люди, места, какие-то события — исторические ли или из жизни? — летят цифры и какие-то искажённые прямые; всё, что его мозг генерирует в эти секунды.
Брет наблюдает за этим какое-то время, после чего просто уходит обратно во тьму. Свет за ним потухает также внезапно, как и появился, схлопывается, исчезнув из поля зрения — слишком быстро всё надоедает, слишком скучно, слишком банально, слишком… не то.
Музыкант сейчас воплощение чего-то настолько тёмного и неизвестного, что сложно представить себе такой цвет.
Он улыбается шире, ощущая, как под кожей горит холодное пламя — а может у него уже и нет кожи? — его сила наполняет всё вокруг какой-то притягательной искрящейся опасностью, когда манит, да жжётся. Как бабочки на огонь слетаются всевозможные образы; вдохнув — или так только кажется из-за привычки дышать? — Брет с упоением слышит отдалённые звучания. Чего-то. Не разобрать вообще в этом хаосе, но единственный, для кого концерт заинтригован, с азартом вслушивается в какофонию нот, и любой, кто бы попал сюда, наверняка сошёл с ума. Но, опять-таки — Брет не любой. Он — Хаос. Он создатель этого, он царь и бог тут; в этом мирке, сгустке темноты всё подчиняется его законам, а он, кажется, перестал подчиняться законам физики.
В его теле сейчас разрывающая мощь; прикоснись к чему-то реальному, и произойдёт коллапс. Поэтому он смеётся — так искренне, громко, до надрыва — в его голове созрели абсолютно новые, безумные, возможно невыполнимые, но чертовски интересные идеи; он слышит нечто, но уже знает, какой гитарный рифф будет наигрывать как главный.
Ему хочется двигаться, лететь, сорваться с места и бежать, бежать, бежать… от себя, от всех, от мира, за призраком, который создал сам. А стоит ли, когда мчишься на скорости света? Бег здесь неуместен, а иначе — скучно. Всё стоит на месте, а стоит ускориться — время вспять. Парадокс.
Брет сейчас, возможно, всего пара атомов, если не меньше; он везде, и когда говорил, что появляется возле своих фанатов перед судорогой в сонном параличе, то не врал.
Он смотрит на свою руку, и та прозрачная — он всего лишь знает, что это его рука, а вены светятся чем-то загадочным, существующим и несуществующим одновременно. Это что-то, о чём спорят учёные, то, что Берт носит в себе, то, что является самым мощным, страшным и, в вместе с тем, важным элементом во Вселенной.
Брет — комок нервов. Он ощущает сейчас весь мир, но почему-то даже холодный голубой свет подсветки не раздражает, а успокаивает. Как лёд на ожог.
Брет как будто выгорел изнутри, устал дико, но удовлетворённо откидывается спинку стула, блаженно улыбаясь в потолок — он знает, какой будет следующая песня.
— Клэй, слушай, а тебе когда-нибудь снилось, что ты гуляешь по горизонту событий Чёрной дыры, которой являешься сам? — как-то спрашивает Отри друга, пока в студии все сползались поближе к кухне.
— Не приходилось, — признаётся тот, косится на потерянного музыканта и заботливо подсовывает ему под нос кофе, стратегически зная, что «включить» утром его способен только этот напиток. — И как зрелище? На горизонте.
— Знаешь, — Брет отпивает, пялясь куда-то вдаль расфокусированным взглядом, — затягивает. — Он встаёт, на автомате поздоровавшись с остальными, и как робот уходит из кухни, уже в дверях предупредив, что, кажется, зреет новый альбом.