Непредвиденные обстоятельства

Прислонившись лопатками и затылком к стене — прохладной, слегка шершавой и до омерзения влажной от пролитой крови, — он устало прикрыл глаза и глубоко, но бесшумно вдохнул. Остался ёще один. Всего лишь один чертов засранец, загнанный, обессиленный, жалкий и слабый, но с завидным упорством продолжающий уходить от безжалостного преследователя узкими, неприятно темными коридорчиками полуразрушенной ныне военной базы — его, убийцы, промах. Ошибка. Определенно. Наверное, все изначально могло бы быть намного проще: отстрел всех неугодных с безопасного расстояния — дело, конечно, хорошее, но в чем-то бездушное и быстро надоедающее, а это… О да, подобные вылазки — всегда отдельная история, для кого-то, возможно, весьма увлекательная, для иных — непременно заканчивающаяся красочной гибелью. Впрочем, чувство глубокого морального удовлетворения, щедро приправленное здравым азартом, возможность «задушить» жажду крови — вполне приемлемое дополнение к «любимой работе». Наконец, со стороны узкого коридорчика донеслись приглушенные звуки шагов; мужчина подобрался, прислушиваясь. Невнятный шорох. Череда осторожных шагов. Неужели крадется? Ну-ну. Альфа жестко оскалился. Вот теперь — да, именно сейчас, ровно в эту секунду, не раньше и не позже, — нужно выгадать момент для наиболее эффектного своего появления. Недруг, если и не напуганный, то явно малость обескураженный столь внезапным «вылетом птички» из-за угла, панически метнулся в сторону — но едва ли успел спастись: обжигающим холодом металла коснулось его лба дуло пистолета — и тогда уголок рта убийцы невольно дернулся в злобе, когда сам он невольно взглянул в сторону, уловив смутное движение теней. Подобное промедление вполне могло стоить ему жизни. Обладатель причудливой тени таился за углом, выдавая своё присутствие лишь хриплым, едва слышным дыханием, пристально следил из темноты за тем, что творится вокруг, и искренне верил в то, что альфа не чует его запаха. Странно. Именно это последнее жалкое существо, оставшееся в живых в результате «зачистки», вызвало у обитателя тени жалость. Возможно причиной тому была фотография семьи, выскользнувшая из кармана последнего оставшегося в живых, когда тот крался по коридору, точно испуганная мышь, или же тихий, но страстный шёпот, в котором можно было различить своеобразную молитву. Не умеют люди умирать красиво. Вечно боятся неизвестности и боли. Страх делает их жалкими. «Сейчас», — подумал альфа, давно ожидающий появления наглеца, мешающего его привычной работе, но тот даже превзошёл его ожидания: выскочил из-за угла, набросился, вцепился в его руку в попытке выбить из крепкой хватки оружие, но безуспешно. Появление еще одного, куда более загадочного и криминального элемента поперек интимного процесса казни, возымело поистине потрясающий эффект: глаза несчастного расширились до предела, лицо побледнело и вытянулось от ужаса, а тело решило отключиться самостоятельно, не дожидаясь продолжения банкета. Так или иначе, теперь живых и относительно здоровых осталось двое: собственно, ошарашенный наемник и тот, кто его ошарашил. — Твою же мать… — зашипел хвостатый недоброжелатель, когда столь эпичный момент его мнимого триумфа был испорчен. Недооценил тот своего противника. Как только демон оказался в столь непосредственной близости к альфе, то оба вмиг учуяли стойкий запах друг друга. Запах противоположностей: омеги и альфы. Наверное, именно этот запах привлёк демона, поэтому тот и решил проследить за незнакомцем. Он пленял рассудок и заполнял все его мысли. Он не позволял думать ни о чём, кроме как о его обладателе. Сильном… Опасном… И от этого он ощущал напряжение, от которого менялись тонкие нотки запаха юного омежки, что не могло остаться незамеченным. — Слушай, я всё понимаю, работа там, все дела, но у этого нечто там жена, детишек штук пять, бабуля. Может, договоримся? Покоящаяся на пистолете когтистая ладонь нарушителя дрогнула и, почуяв совсем неладное со стороны альфы, демон всё-таки решил банально смыться, что для смертного было крайне неожиданным. Кинувшись к отрубившемуся существу, закинув его на спину и бодро двинувшись к выходу, наглец махнул ему напоследок чешуйчатым хвостом. — Ну это. Мы пошли. У нас там проблемка. Ты не серчай. Такой наглости наёмник не ожидал. Мгновение — и аккуратное отверстие красуется… нет-нет, не во лбу чрезмерно обнаглевшего недруга, а в бетонной стене. Нет, это не профессиональный киллер допустил непростительную оплошность — всему виной нечто, выскочившее, точно черт из табакерки. «Мальчишка. Гадкий мелкий засранец. Да как посмел?!» — слова, блуждающие в глубине разума мужчины и, может, всему виной — проникновенный взгляд ярко-синих глаз темноволосого незнакомца его сладкий голосок, дурманящий запах, попытка смыться… Запах омеги. Ему пришлось мотнуть головой, чтобы отогнать это странное наваждение. Альфа стиснул зубы. До боли, до неприятного зуда в висках — и все для того, чтобы успокоиться. Тщетно. А этот омега стащил его чертову добычу! Нагло, не удосужившись поинтересоваться, а можно ли. Ни стыда, ни совести. О, как же сильно, нестерпимо сильно хотелось добить недобитого (да-да, того самого, которого в буквальном смысле увели… г-кхм, унесли прямо из-под носа), схватить обнаглевшего мальчишку за волосы, швырнуть на пол и пустить пару пуль у головы, чтобы больше никогда больше не смел вмешиваться, портить своим гадким появлением удачно складывающуюся «охоту». Мужчина глухо рыкнул, возвел глаза к узкой, едва освещенной полоске потолка, мысленно сплюнул, на мгновение почувствовав себя зловредным старым ведьмой, и решительно двинулся за хвостатым наглецом. Ну его, мать вашу, за этот самый хвост! — Притормози, ты, мелкий ублюдок, — уж очень вежливо начал он, в три неторопливых шага нагнав незадавшегося похитителя и одним плавным, почти деликатным движением скинув «драгоценную ношу» на пол. Раздался глухой грохот. И не тело будто, а мешок картошки. — Тебе жить надоело, да? — прошипел в лицо, предварительно развернув омегу к себе — и даже улыбнулся ему, этому прелестному наглецу: мерзко, жестоко, неспешно оглаживая нежную кожу щеки холодным глушителем и до боли сжимая плечо стальными пальцами, — Неужели ты так хочешь умереть? Экзотичный способ самоубийства, ничего не скажешь. Я удивлен. Демон зарычал пронзительно от внезапной боли в области плеча и смертельной обиды. Затем попытался залезть к альфе в карман в поисках чего-либо для самообороны, но был тут же лишён им этой возможности, да и вызвал недвусмысленный озлобленный рык со стороны представителя сильного пола. — Ты не страдаешь хроническим насморком? — неловко усмехнулся хвостатый, пытаясь отползти подальше от мужчины, от которого явно не стоило ожидать чего-то хорошего, но крепкая хватка не позволила и шевельнуться. — Слушай. Давай, ты оставишь меня и этого парня в покое, а мы… — Заткнись, — было брошено холодно и в приказном тоне. — Альфы омежек не бьют, а вот омежки альф… — прошептал он тихо, но смело, уткнувшись ногой в пах мужчины, а после, довольно грубо отпихнув его от себя и приставив лезвие клинка к горлу. — Без боя ведь всё равно не отпустишь, так что давай. И на что омега надеялся, давая бой? Наверное, не на то, что клинок из его рук выбьют одним слабеньким — по меркам убийцы, годами оттачивающего свое мастерство, разумеется, — тычком. И уж явно не на то, что его не столько больно, сколько обидно тюкнут носом в стену, от души потаскают за волосы, мимоходом облапают и, как финал всей «эпической баталии», захотят пристрелить. Вот так, бесславно и некрасиво, как последнюю дворовую шавку. А в только что стукнутый об стену нос омеги ударил стойкий и мощный запах альфы. Настоящего альфы. Приятного, сильного, властного. К нему хотелось ещё теснее прижаться, прильнуть к его мощной груди и… Гордость не позволяла. Гордость диктовала свои правила, следуя которым, словно заветам, прописанным в библии, демон активно огрызался и оставлял царапины на гладком атласе его кожи. Громко, до невыносимого, оглушая, в клочья разрывая окружающую тишину, щелкнул затвор, тонко звякнула откатившаяся гильза — и пуля мягко прошила стену в паре миллиметров от дурной головушки омеги, что заставило его глаза расшириться от ужаса. Чуть левее — и юноша непременно бы добавил окружающей обстановке своих красок. Но не судьба. — Что ты хотел этим доказать, а, мелкий? То, что тебе жизни не жалко? — процедил мужчина с заметным холодком в голосе, пальцами быстро касаясь своей шеи, — Отчаянный ты. Самоубийца. Наемник осторожно приблизился, лениво потянулся, кинул насмешливый взгляд на мальчишку — после чего наклонился, грубо взяв его за тонкое горло, и приподнял, ласково оскаливаясь и самым наглым образом принюхиваясь. Принюхиваясь к этому приятному аромату, исходящему от юного и довольно смелого омеги. — Не трогай… — голос предательски дрогнул. — Ты ведь хотел договориться, да-а-а? Тогда я согласен, — плавно, явно издеваясь, протянул альфа, — я отпускаю его, — кивок на предмет переговоров, все еще, кажется, пребывающий в бессознательном состоянии, — а ты остаешься здесь и расплачиваешься. Идет? «От юноши пахло — боги, как от него пахло! — неужели течный?.. Одуряюще, сильно, сладко» — и мужчина, что вполне естественно, не отказал себе в удовольствии глубоко втянуть этот запах носом, протянув сквозь плотно сжатые зубы нечто пошлое, но весьма одобрительное. Вернув пистолет в кобуру, сгреб омегу обеими руками, собственнически прижал к себе и уткнулся носом в его тонкую шею, легким прикосновением скользя по нежной коже вверх и в наслаждении прикрывая глаза. — И угораздило же тебя. Не учили, что в таком состоянии нужно дома сидеть, а? В дальнейшем мужчине было оказано значительное сопротивление, сдобренное протестующими воплями и попыткой врезать по самому ценному, однако тщетно. Тело сдавалось, природа брала своё, и течка предательски усиливалась, что очень забавляло зрелого альфу. Ощутимый жар охватил юношеское тело, кончик хвоста задрожал, вся кожа покрылась мурашками, а сам демон уже почти ласково притиснулся к альфе, остро чувствуя капельку пота, стекающую по спине ровно вдоль позвоночника. Ни возмущенные вопли, с завидной частотой вырывающиеся из глотки мальчишки, ни его слабые попытки к сопротивлению нимало не смущали наемника — он изучал свою очаровательную жертву степенно, никуда не торопясь, с нескрываемым наслаждением, в какой-то степени даже методично — будто умопомрачительно пахнущий омега был простым манекеном, красивым и притягательным, но никак не вполне одушевленным и разумным существом. Впрочем, душа, заключенная в этом соблазнительном тельце, интересовала альфу меньше всего. Даже меньше, чем оставшийся в живых недруг, на которого мужчина больше не обращал должного внимания. Ладони его плавно заскользили по плечам и спине юноши, с нажимом огладили поясницу, опустились на бедра — сейчас он никуда не спешил и находил в этом особое удовольствие: держать это странное создание в своих руках, сжимать и тискать, касаться пальцами длинного хвоста — все это было занятием даже более, чем увлекательным. — Т-твою мать… Ты можешь пахнуть поменьше, а то у меня крыша едет?.. — горячо зашептал парень. Краем глаза глянув в сторону своего меча, хвостатый убедился, что до него он не дотянется. — Я даже имени твоего не знаю… — слабый выдох омеги. — М-м? Ты хочешь познакомиться? Зачем мне это? — со снисходительной усмешкой спросил он, ведя кончиком носа по нежной щеке омеги и в буквальном смысле млея от запаха, сладким туманом заволакивающего разум. Наглец был преступно хорош собой — и совершенно бессилен перед животными потребностями своего тела. Но — надо же! — видимо, из природного упрямства дергался, продолжая огрызаться. Убийца с тихим смешком вновь приник к его шее, легко прикусывая кожу и оттягивая ее клыками до легкого покраснения; у него уже стояло так крепко, что даже в широких военных штанах становилось весьма неудобно. И это, признаться, немного выводило из себя. Подобная ситуация никак не вписывалась в его планы. — Ты сводишь меня с ума, зас-с-с-сранец, — выдохнув сквозь зубы, мужчина покрепче прижал хвостатого к себе одной рукой, а пальцы второй проворно скользнули под ткань брюк. Н-да. Похоже, «жертва изнасилования» действительно возбудилась не меньше «насильника». Еще и брыкался. Дурной. В головушке представителя слабого пола вились странные мысли, и альфе было приятно осознавать, что мысли юного омеги посвящены именно ему. — Я думаю, мне нужно тебе кое-что сказать… — шепнул хвостатый, притиснувшись текущим отверстием к ласкающим пальцам, чтобы мужчина понял, что сопротивления больше не будет. Природа пересилила. Устроив ладони на его широких плечах, демон ткнулся носом в его грудь и шумно выдохнул. Жарко. Безумно. А ещё невыносимая слабость перед собственным естеством. Хвостатый впервые в жизни ощутил себя совсем омежкой рядом с таким сильным альфой. В принципе, демон успокаивал себя мыслями о том, что после спаривания (а он был уверен, что теперь без спаривания не обойтись, ибо возбуждённый альфа точно не отпустит течную омегу) откусит незнакомцу член. Надежно прижимая омегу к своей широкой груди, мужчина порывисто вдохнул, размашисто прошелся языком по его ушку, лаская и покусывая тонкий контур аккуратной, слегка покрасневшей ушной раковины (то, что кое-кто краснеет ушами, точно самая настоящая храмовая девственница, показалось ему весьма забавным), сбивчиво и учащенно дыша от выжигающего внутренности нетерпения; запах омеги сводил его с ума, юношу хотелось бесконечно вертеть в руках, кусать, вдыхать пьянящий аромат бледной, такой мягкой и ухоженной кожи. Им хотелось безраздельно обладать. — И… как тебя зовут?.. — Демону действительно было интересно имя этого мужчины. «Бесценное сокровище — интересно, многих ли он вот так соблазнил?..» — подумал наёмник между делом, не собираясь отвечать на глупые вопросы и чуть сильнее сжимая в руках хрупкое тело, готовое обзавестись парочкой синяков. Наконец под жестким пальцем, с небрежной силой ласкающим изнутри, стало намного влажнее: юноша, так тесно прижатый к перевозбужденному альфе, что, пожалуй, никаким волевым усилиям не было бы по силам заставить течную тушку вырваться и самым позорным образом удрать, не то окончательно смирился с неизбежным и поддался своей алчущей разврата сути, не то просто вошел во вкус, распробовав ощущения. Двинув пальцем еще разок-другой, а затем и вытащив его с характерным пошлым «хлюп», наемник без лишних церемоний развернул юношу и грубо впечатал его в стену, на ходу щелкая застежкой ремня, сбрасывая с себя всю неудобную амуницию и спуская брюки. Позволив себе шлепнуть мальчишку по заднице, он недвусмысленно к нему пристроился, а потом и вовсе навалился, властно прижимая к своей груди, одной рукой направляя себя в тесную глубину желанного тела. Прижавшись к прохладной стене, демон чутка отключился от окружающей реальности и сосредоточился на собственных ощущениях, которые затопили его с головой. Он и представить себе не мог, что в чужих объятиях может быть так непростительно приятно. Да ещё и чувствовал себя столь желанным под альфой, запах которого просто сводил с ума. Под лёгким дурманом хвостатый выпалил: — Как же ты вкусно пахнешь… Не представляешь… — Но после он сразу опомнился и поспешно выдал: — У меня никого и никогда не было… Альфа вопросительно вскинул брови, но тут же вернул на лицо прежнее выражение, проигнорировав заявление своей очаровательной жертвы. Вскоре демон в полной мере ощутил приставленный ко входу член и рефлекторно сжался, заскулив от удовольствия и выгнувшись так, чтобы ещё плотнее прижаться к груди ласкающего его мужчины. И если бы мужчина не удерживал его, то хвостатый определённо бы рухнул на пол. Неугомонный хвост скользнул по ноге новоявленного любовника, чуть выше и нащупал руку, об которую просто нестерпимо хотелось обмотаться. А природа-то сыграла свою злую шутку. Гордость явно притупилась, ибо чередовал демон развратные телодвижения бёдрами с соблазнительными прогибами и пошлыми выкриками о том, что смертный прекрасен, шикарен, что у него такой… В общем, демон окончательно разошёлся. Один маленький нюанс. Хвостатый мог после таких развлечений оплодотвориться, если кое-кто решит устроить с ним сцепку. Но демон-то думал, что альфа успеет вытащить. Но хотел ли тот вытаскивать — вот это вопрос века. Позволив юноше самостоятельно двигаться, альфа уперся рукой в стену, пальцами свободной с нажимом ведя по линии позвоночника, бесцеремонно зарываясь в темные волосы и тут же скользя ниже, мимолетным движением касаясь лица своего очаровательного омеги — его нежных порозовевших щек, чуть припухших губ, тонкого носа и аккуратного острого подбородка, — довольно оскаливаясь, упиваясь покорностью своей добычи — и снова склоняясь к шее, чтобы упоительно долго, до болезненной ранки-метки прикусить кожу у самого плеча, толкнувшись бедрами до упора и рыкнув с хриплым наслаждением. Наемник брал демона с жадностью подростка, впервые вкусившего «запретный плод», до предела, жестко подавляя и малейшие намеки на сопротивление — увлеченно и совершенно безразлично к чувствам, испытываемым телом под ним; безразлично и к жутковатой обстановке, более всего напоминающей декорации для дешевого фильма ужасов. От свежей крови, окрасившей стены помещения в грязно-алый, ошметков развороченных мозгов и прочих «прелестей» отчетливо и крайне неприятно тянуло сырыми потрохами. Мужчина не чувствовал этого запаха — за годы службы он к нему, в общем-то, уже успел привыкнуть, а вот его любовнику вполне могло стать дурно, однако, вёл он себя так, словно его окружающая обстановка волновала в сотню раз меньше, чем сам процесс. Короткими, нарочито резкими и сильными толчками терзая зад омеги, такой соблазнительно упругий и узкий, что от остроты желания хотелось непременно кончить и показать явно неопытному еще мальчишке прелести сцепки, убийца прикрыл глаза и криво ухмыльнулся — не нужно было обладать особо острым слухом, чтобы уловить сладкие стоны, ничем — вернее, никем, — не сдерживаемые, до странного развратное хлюпанье смазки и рваное, тяжелое дыхание. Это было прекрасно. Когти царапали стену от буквально невыносимого удовольствия, которое прежде никогда не было знакомо некогда девственному омеге. Чуткие стенки в глубине его нутра плотно обхватывали член альфы, развратное хлюпанье становилось громче, а внутри всё горело от безумного желания, от которого стоны рвались из охрипшего горла. И как можно быть настолько соблазнительным?.. Пожалуй, демон не отказался бы и от секса лицом к лицу. Чтобы эти ласковые касания мужчины ощущались ещё острее на фоне пристального взгляда в его серьёзные, чуть прищуренные от наслаждения глаза. Красивые глаза. Он вообще был красивым. Хвостатый, возможно, даже влюбился в своего насильника. Он ощущал его мощь, его защиту и власть над собой. Он мурлыкал в перерывах между сладкими и протяжными стонами, покачивая бёдрами навстречу любовнику и требуя поцелуев. Это же приятно — сливаться в страстном поцелуе во время не менее страстного секса. И все же, странная предстанет перед глазами «трупа» картина, если он вдруг вздумает очнуться. Тихо сгорая от невыносимого желания, неумолимо подводящего к пику наслаждения, альфа склонился и цапнул кожу у основания шеи — резко, с невыразимо властной, жестокой силой сжимая клыки и прокусывая до крови, оставляя еще одну метку — и тут же широко лаская ее языком: этот омега принадлежит ему. Весь, целиком и полностью, и он обязан это признать. Он просто обязан подчиняться. Он не имеет права смотреть на других, касаться их и оказывать им знаки внимания. Он не имеет права пахнуть кем-либо другим. Он не имеет права противиться этой власти. Надежно держа юношу поперек груди, расцеловывая, расцвечивая бледную кожу яркими ранками меток в попытке хоть немного утолить собственную жажду его запахом, вкусом и тем превосходным ощущением его нежной кожи под губами, мужчина нетерпеливо двигался, резкими и грубыми точками лаская жадное для такого наслаждения омежье тело. Это было восхитительно. — Поцелуй меня… — раздалось со стороны демона, когда тот бегло через плечо глянул на альфу, опасаясь сбить того с толку. «- Поцелуй меня…»  тихая просьба не сразу, но дошла до мозгового центра адресата и, наверное, все-таки тронула. Во всяком случае, убийца ненадолго покинул столь желанное для него тело — впрочем, только для того, чтобы сменить положение и вновь заполонить собой горячее нутро юного любовника, сминая его губы своими — суховатыми, слегка даже жесткими, — в грубом, настойчивом и страстном поцелуе. А омеге хотелось к нему прильнуть. Всем телом. Нежно так, чтобы защитил, взял покрепче. Хвостатый весь пропах и буквально пропитался этим приятным и стойким ароматом альфы. И что это за бредовые мысли о том, что это его истинный альфа? Демон старался отгонять от себя эти мысли и прислушиваться к собственным чувствам, смесь которых действовала на рассудок интереснее алкоголя. Приятным чувствам, сводящим его с ума. Но в какой-то момент все приятные ощущения сменились чувством наполненности. Как будто член мужчины внутри увеличился. — Что?! Узел?! — ужаснулся мальчишка. Наемник осторожно подвигал бедрами, негромко зарычав — от легкого, тесного скольжения в обильной смазке и собственном семени по телу пробежала особенно жаркая и томительная волна удовольствия. Сейчас он действительно был ласков и бережен, позволяя и себе, и своему — а в том, что юноша именно «свой», альфа даже и не сомневался, — омеге вдоволь понежиться в этих плавных, глубоких мгновениях нежности. Толкнулся еще раз, другой — поневоле налившийся кровью узел существенно затруднял движение и, более того, мешал выйти. — Только не дергайся, — ласково промурлыкал наёмник, слегка куснув омегу за плечо — несильно, для собственного удовольствия, — подхватил его поудобнее и заглянул в глаза, с завидным упорством продолжая толкаться в тугое отверстие. В сцепке получалось не ахти как, но даже те небольшие движения отзывались небывалой сладостью, дразнящей и яркой, в налитой кровью плоти. Хрипло выдыхая в ритме толчков, мужчина склонился, доверчиво ткнулся носом в ключицы любовника, отрешенно целуя и покусывая кожу — а затем выше, на шею, уже украшенную огромным количеством меток, заставляя юношу запрокинуть голову под этим упрямым натиском. Но тот умудрялся гладить его, ласково, одобрительно, как будто и не являлся жертвой изнасилования. Влажный язык с нажимом прошелся по кадыку, проминая мягкую кожу, которую тут же прихватили острые клыки. — Тебе понравилось, м? Ему понравилось. Определённо понравилось, но как в этом признаться? Придушить собственную гордость и признать себя омегой? Омегой, покрытым теперь сотнями меток, укусов, синяков от крепкой хватки сильных рук, омегой, пропахшем этим умопомрачительным ароматом настоящего альфы. Тихонько рыкнув, демон запустил пальцы в светлые волосы мужчины и прижался теснее к нему грудью, чувствуя незначительные, но до одури приятные ощущения, смешанные с болью, и коротко кивнул. Естественно, стоило ожидать, что узел у альфы будет столь же внушительным, как и его достоинство. А природная узость омеги позволяла с трудом его вмещать во влажном и горячем нутре. — Ммм… Имя… Смертный… Имя… — забормотал хвостатый, обвив хвостом наёмника за пояс и притянув к себе ещё ближе. — Я не скажу тебе своего настоящего имени, малыш. Ты же понимаешь, почему? — Эй! Вот это наглость. Я буду звать тебя смертным, раз ты не желаешь говорить мне своё имя, — мурлыкнул довольно громко и довольно, вычерчивая на спине своего любовника замысловатую руну. И ведь не напрягло даже то, что некто позади очухался, встрепенулся и с громким визгом бросился к выходу, но треснулся позорно об угол и слёг. Постыдно отрубился. И это на секунду отвлекло демона от процесса соития. Впрочем, он довольно быстро вернулся к своему любовнику и принялся ласково его поглаживать по спине, осыпать нежными поцелуями и подозрительно мурчать от незначительных, даже немного подразнивающих толчков, чувствуя, что внутри становится совсем тесно из-за наполнившей его спермы. Власть над омегой, жажда, непреодолимая тяга к нему кружили наемнику голову, и он, сцепляя зубы, довольно скалился, мерно, резко, сильно, толчок за толком встряхивая своего любовника. Альфа непреклонно продолжал свое дело — и в этот момент его, в общем-то, не волновали ни слова демона, ни даже очнувшийся и давший низкий старт недруг. И даже если бы омеге было по-настоящему больно — мужчина не остановился бы; даже будь оно не так приятно ему самому, он не прекратил бы — из принципа, из желания подчинять и безраздельно властвовать. Ему нравилось видеть любовника таким: расслабленным, до одури довольным, покорным и принимающим ту нежность, которой одаривал его жестокий по природе своей альфа. Плотно притиснутый к стене и зажатый в стальных тисках объятий, неспешно потрахиваемый альфой — который, между прочим, ясно давал хвостатому наглецу понять, где его омежье место и кто здесь главный, — он был поистине великолепен. — Не бойся. Узел скоро спадет, — произнес с легкой ухмылкой, что мгновенно обозначилась на губах, и заговорщически юноше подмигнул. Эти умопомрачительные ощущения не давали демону покоя и возможности элементарно отвечать на реплики его любовника. Также ему не давала покоя осознание одной немаловажной детали: смертный после этого необычного секса исчезнет. С чего такие мысли? Да хотя бы с того, что он не говорит своего имени и явно не желает продолжать начатое тут. Сейчас хвостатый думал, что его нагло оплодотворят и смоются. Пора бы начать брыкаться в знак протеста? Нет. Демон вёл себя совершенно по-другому: прижавшись теснее к вожделенному телу альфы, омега опустил свои руки вниз и стал ласково блуждать кончиками пальцев по широкой спине, губами исследовать шейку, а ногами обнимать крепко-крепко мужчину за бёдра, чувствуя непревзойдённую мощь. — Тебе ведь понравилось, да? Ты ведь тоже чуешь, что я твой? Ммм… Не входи так глубоко. Порвёшь узлом… — речь была сбивчивая, приглушённая, а и сам демон вид имел крайне пошлый, прерывал свои же слова тяжёлым и частым дыханием. — Оставь эти речи кому-нибудь другому. Да, убийце определенно было немного совестно за то, что уже совсем скоро — когда уже можно будет «расцепиться», разумеется, — он оста… ладно, банально кинет трахнутого (возможно — оплодотворенного) омегу на произвол судьбы. Увы-увы, но такова жизнь — жестокая, странная штука, то и дело расставляющая всевозможные «рояли» под каждым «кустиком». Такая вот развернутая метафора. Не суть. И именно эта обида — прежде всего, на себя любимого, — пробуждала стойкое желание покрепче впиться клыками в загривок полюбившегося уже омеги, раскатать на любой подходящей — или не очень, — плоскости и оттрахать до такой степени, что он и думать не посмеет о чем-то плохом. Даже о том, что подобное вообще в мире случается. Вконец раздраженный столь противоречивыми мыслями и желаниями, альфа, придерживая любовника руками, плавно подался назад в стремлении покинуть тугое омежье нутро. И плевать на то, что узел еще не вернулся к своему нормальному виду — просто нас-рать. Нужно было сваливать, и делать это как можно быстрее, пока зловредные инстинкты не взяли верх окончательно. Как только узел вышел из растянутого отверстия, демон тут же вцепился всеми конечностями в тушку своего первого альфы, явно не желая его никуда отпускать, даже если тот очень хочет. И с чего это так? Истинный, что ли? Или просто внезапно влюбился? Стокгольмский синдром во всей своей красе. — Прости, детка, но на этом наши пути разойдутся. — Что?! Спустившись всё же с небес на землю, а вернее трясущимися от недавнего оргазма и сцепки ногами на пол, мальчишка вновь прижался к груди наёмника и, собственнически обняв его за шею, на мысках поднялся и потянулся к губам, нагло, решительно и вместе с тем вполне нежно. Провёл по суховатым устам кончиком влажного язычка, а после весьма грубо толкнул мужчину к стене, опустился перед ним на колени и, ведомый всё теми же животными инстинктами, неподвластными разуму, принялся облизывать внушительный, всё ещё не пришедший в норму узел. Тугой, твёрдый, постепенно спадающий под напором демонического язычка, обводящего каждую выпирающую венку, слизывающего поблёскивающую смазку и остатки вязкого семени. Несказанной яркости отдача, на пике оргазма гулявшая какой-то совершенно особенной дрожью по хребту альфы, оставила за собой следом такое чудесное расслабление, что затронуло не только тело, но и саму душу — между прочим, крайне черную, как сам убийца полагал, — сладким умиротворением. Умиротворением, в глубине которого, в легком зуде вновь нарастающего возбуждения (спасибо чьему-то юркому язычку), достаточно отчетливо читалось не просто желание, но насущная потребность трахнуть этого омегу еще раз. И еще. И — о да! — еще. Снова услышать его стоны, увидеть его преображенное удовольствием лицо — он прекрасен. Настоящее сокровище. И он, безусловно, хочет его снова — прямо здесь и сейчас, но… — Мммм… — хвостатому было сложно сдержать мурлыканье и похотливое причмокивание, которыми сопровождалось жадное посасывание постепенно снова возбуждающегося органа. — Тебе же хочется остаться со мной, — прошептал он, выпустив головку изо рта и глянув невинными глазками снизу вверх на полюбившегося альфу. — А ещё я могу звать тебя хозяином… У демона мозг отшибло. И гордость. Но, думается, что тот очухается ближе к концу течки и совершенно точно осознает, что творится тут какая-то лажа, а пока он пошло причмокивает, мурчит, посасывает член совершенно незнакомого ему альфы, который стал его первым, да ещё и сцепился. Задерживаться здесь больше не стоило — и потому наемник, сделав над собой небольшое усилие, с глухим «гр-р-р-р» отстранил юношу от себя, встряхивая слегка плывущей головой и кое-как собирая мысли в кучку. «Теперь, теперь… а что теперь?.. Нужно уходить. Чем скорее — тем лучше». Быстро, с крайне невозмутимым выражением морды лица, застегнув ремень и ширинку, мужчина принялся методично вешать обратно на перевязь в порыве страсти раскиданное по полу оружие, тихо матерясь сквозь зубы — это ж надо было!.. Во всем виноват кто-то наглый и хвостатый, в данный момент с искренним интересом и, казалось, неким умилением наблюдающий за процессом сбора оружия, попутно натягивая на себя варварски отброшенную одежду. Тот, кто поплатится за это. Задницей, раз уж признал альфу «своим». Решение это было, вероятно, опрометчивым, но оно же было озвучено, а значит, отвертеться демону уже не удастся. — Мы уходим, — сухо, властно скомандовал он. И, словно сжалившись, ласково почесал демона за ушком, подойдя к нему ближе — не расстраивайся, мол, дадут тебе еще… гх-м, отсосать нормально. И демон этому был смертельно рад, что отразилось на его лице широкой и довольной, словно у кота, полакомившегося хозяйской сметаной, улыбкой.