***
Каникулы после окончания средней школы не должны были проводиться таким вот образом. Ещё с начала учебного года Катсуки Бакуго планировал уделять большую часть времени тренировкам и подготовке к вступительным экзаменам на геройский факультет академии Юэй, но судьба распорядилась иначе, и теперь детская мечта стать профессиональным героем вызывала у него только злость и ненависть. Очередное бессмысленное утро сегодня выдалось особенно отвратным. Пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить свинцовые веки хоть чуть-чуть приподняться. Сквозь мутную пелену воспоминаний о вчерашних событиях ему удалось разглядеть потолок своей спальни. Отлично, значит он дома. Голова раскалывалась от каждого резкого движения в попытке принять вертикальное положение, и комната тут же завертелась, как гребаная карусель. Во рту жгло палящим солнцем пустыни, хотелось воды, очень много воды. «Утопиться». Да, сейчас утопиться было бы даже приятно, утолить жажду перед смертью и навсегда забыться. И откуда такие мысли в голове? Он нашёл на полу стакан со вчерашним чаем и опустошил его залпом — слишком хотелось пить. Кажется, он все ещё был пьян. Адская отрава, которой они вчера закидывались, не жмурясь, рвалась наружу и, опираясь на всё, что можно, бывший будущий герой дошёл до ванной и обнял унитаз. Блять, и как они пьют это дерьмо каждый день? Его дружки со школы уже целую неделю устраивали попойки, гордо именуя их вечеринками, пока родители где-то отдыхали. Поклявшись толчку никогда в жизни больше не выпить ни глотка, он забрался в душ. Прохладная вода приятно обнимала тело, и голова постепенно становилась ясной. Повязав на бёдра полотенце, парень застыл перед зеркалом, оценивая ущерб от вчерашней потасовки. В чем заключалась её причина, он не помнил и вспоминать не хотел. Это неважно. Ободраные кулаки означают, что ублюдки получили вдвойне. На правом плече красовался здоровенный синяк, на шее виднелось несколько глубоких царапин, а под янтарного цвета глазами — ставшие уже привычными синяки от усталости. Всё-таки выспаться в последнее время удавалось нечасто. Со светлых взьерошенных волос на плечи и живот капала вода. Катсуки напряг мышцы пресса, проверяя насколько отсутствие тренировок сказалось непосредственно на его физической форме. Пока разницы заметно не было, стройное тело оставалось жилистым и крепким. Но вот этот вот наркоманский вид вкупе с характерным ему от рождения взглядом а-ля «раздавлю и не замечу» явно могли отпугивать прохожих в тёмных переулках. «Всё равно красавчик». Катсуки вздрогнул и испуганно огляделся в поисках того, кто это сказал. В ванной, разумеется, никого не было. Он вышел в коридор, готовясь врезать непрошенному наблюдателю, но и там никого не оказалось. Что за херня? Натянув первые попавшиееся штаны и обойдя весь дом на всякий случай, он завалился на диван. Предков не будет до вечера, и можно попинать балду и расслабиться. По телевизору шли новости о спасении про-героями каких-то неудачников, тупые телешоу с героями и ещё более тупая реклама всего, чего только можно всё с теми же идиотскими героями. Хрен тут расслабишься, когда кругом всё бесит! Сраные показушники. Злобно топая ногами, Катсуки направился на кухню в поисках еды, и, не обнаружив ничего съестного, принялся нарезать овощи, мысленно проклиная телевидение, геройское сообщество, похмелье, вобщем, весь этот мир и даже дурацкую морковь. «Ты и готовить умеешь? А я и не знал». От удивления Катсуки замер. Голос был ему очень хорошо знаком. И как он сразу не узнал? Хотя столько времени прошло… Во сне он звучит не так отчётливо, заглушаемый проливным дождём, стираясь из памяти медленно, но неизбежно. Мысль об этом резко уколола под рёбра и въелась внутрь щемящей тоской. Чёрт, теперь и наяву покоя не даёт. Полный пиздец, точно с катушек съехал. Он оглядел пустую кухню в последней надежде на то, что это чей-то изощренный розыгрыш. Никого. Да, не стоило вчера так нажираться. Какой сегодня день? Пятница? Неважно. Всё равно нужно сходить в больницу. «Не нужно». Это было слишком странно и даже в некой степени забавно. Слова, определённо, звучали в его голове, теперь он это осознал. Не звенели, врезаясь в перепонки, а мягко скользили по внутреннему уху, словно летний морской бриз. Он лихорадочно перебрал в голове все мыслимые и немыслимые причины происходящего, но ничего в этой ситуации, кроме как перспективы оказаться в смирительной рубашке в белоснежной мягкой комнате, ему в голову не пришло. Возможно, посттравматический синдром. Или скорее слуховые галлюцинации. Или всё сразу. Или… «Шизофрения?» — Ну, а мне какого хрена знать?! — отвечать вслух собственным мыслям тоже казалось какой-то лажей. Вся эта абсурдная чертовщина начинала выводить его из себя. Этот голос бесил. Всегда, всю жизнь с самого детского сада этот противный голос, а точнее его приставучий обладатель, преследовал его повсюду и неимоверно раздражал. Глупыми вопросами, огромными зелёными глазами, готовыми разреветься в любую секунду, и, особенно, своей тупой мечтательной рожей, от которой хотелось блевать. «Обидно». — Мне похуй. Разревись тогда, ублюдок. Ты мне всю жизнь испортил, чёртов задрот! «Какая ирония». — Заткнись! — рука с ножом дернулась, и ненавистная морковь залилась алой кровью, — Чёрт! «Надо перевязать». — Без тебя знаю! Захлопнись уже! — яростный возглас перешёл на хриплый шёпот, — Замолчи… Тяжесть сдавила грудную клетку, в глазах потемнело. Он попытался остановить кровь, прижимая рану ладонью, но руки в ответ предательски затряслись, и красные брызги заляпали всё: стол, кафель, его самого. Дышать. Глубже дышать. Ступени. Ступени. Ступени. Бесконечная чёртова лестница. Тяжёлая чёрная дверь. Отдышка. Серое небо. Серый бетон. Шум дождя. Где же ты, сволочь?! Вода заливает глаза. Яркая вспышка — справа блеснула молния, освещая темный силуэт у самого края. Кеды противно хлюпают. Только бы успеть. Катсуки сидел на полу, зажимая рукой порезанный до кости палец. Отпустило. Облегчённо выдохнув, он поднялся, промыл руку и, обшарив аптечку, перевязал рану. Такое не случалось с ним почти целый месяц, но, судя по всему, он рано обрадовался. От панических атак ему прописали какую-то бесполезную хрень и психолога, на которого он давно забил. Катсуки отмыл отовсюду кровавые пятна, заметая следы, будто какой-нибудь преступник. Уж точно не герой. За окном его спальни моросил мелкий дождь. Совсем не так, как тогда. Нащупав над проёмом заначку сигарет, он застыл, прислушиваясь. Тишина. М-да, нервишки шалят. Паранойя. Ещё один диагноз за сегодня. Сверкнула зажигалка. Сколько он уже курит? Полгода? Теперь уже не имеет значения. Надеялся, что поможет. Нихрена. «Зачем тебе зажигалка?» Нет, это не могут быть его мысли. С такой исключительной тупостью надо родиться. «У тебя же есть для этого крутая причуда». Он взглянул на свои ладони. Нитроглицерин ощущался на мозолистой коже, готовый взорваться в любой момент, только пожелай. Причуда всегда была с ним единым целым, частью самого Катсуки. Но с того самого дня прошло почти девять месяцев, могла ли его способность исчезнуть? Сколько нужно не использовать причуду, чтобы забыть эти природные, почти животные рефлексы? Достаточно ли отказаться от всего? На долю секунды он вдруг поддался сомнению, и на ладонях тут же заискрились маленькие вспышки. Бинты на левой руке задымились и сразу потухли. Слабак. Он затянулся и протяжно выдохнул едкий дым. — Бесполезная причуда. Прям, как ты, Деку. «Кто ты такой и куда ты дел моего Каччана?» — Твоего? — он улыбнулся сам себе, может быть, это и его мысли… Одни из тех, что мучали его столько лет, пугали своей необузданностью, и от которых он так старательно пытался избавиться. Выдернуть с корнем, растоптать, сжечь все мосты и никогда не оглядываться. Только вот какого хрена у них теперь голос Деку? «Мне не нравится это прозвище, Каччан». — «Деку» значит бесполезный. Значит, это ты, — он вспомнил их последний разговор и перестал улыбаться. Глупый задрот. Если что-то не нравится, вали из моей головы нахер. Не хватало ещё собственные мысли ради тебя фильтровать. Смазанное отражение в стекле нахмурилось и приняло свой привычный вид.***
Небольшой чёрный ворон опустился рядом на бордюр крыши, странно уставился бусинами глаз и, будто не дождавшись ответа, взмыл вверх, хлопая крыльями, исчезая вдалеке маленькой чёрной точкой. Зеленоглазый мальчик в такой же чёрной школьной форме и с сумкой наперевес остался стоять на краю, мысленно завидуя вольной птице. Задумчиво вглядываясь в тёмно-серое небо, Изуку Мидория не сразу заметил друга детства, бегущего прямо к нему. И хотя друзьями они уже давно не были, привычка называть грубоватого взрывного одноклассника детским прозвищем у Изуку осталась даже несмотря на регулярные нападки со стороны второго. — Каччан? Что ты здесь делаешь? — весь промокший до нитки Мидория выглядел ещё меньше, чем обычно. — Это я у тебя хотел спросить, придурок! — из-за шума дождя приходилось почти кричать. — Я встретил Всемогущего! — он грустно улыбнулся, сжимая в руках обугленную мокрую тетрадь. — Слезай оттуда, Деку! — Катсуки сделал шаг навстречу, проглатывая сгусток паники, застрявший в глотке. — Стой! Не подходи! Чего тебе надо от меня? Я не собираюсь больше поступать в Юэй! Можешь быть спокоен на этот счёт. — Ты подскользнешься, идиот! Кому сказал, слезай немедленно! — он старался сохранять спокойствие, едва сдерживаясь, чтобы не броситься бежать. Не хватало ещё, чтобы этот задрот психанул. — Ты был прав, Каччан. Я просто бесполезный. Даже Всемогущий. Даже он мне сказал, что…что беспричудный никогда не сможет стать героем, — он громко всхлипнул и бросил взгляд на свои красные кроссовки. — С каких пор ты слушаешь всяких уродов? — «И что Всемогущий такое вытворяет? Он же, мать его, Символ мира». Удивлённые зелёные глаза уставились на него, как на умалишенного: — Ты сам сегодня сказал, чтоб я с крыши спрыгнул! — дождь лил как из ведра, заливая щеки, но плакать, похоже, он перестал. — И какого хрена ты сразу побежал выполнять?! — Катсуки подумал, что и правда немного перегнул палку, но откуда ему было знать, что этот придурок сломается. — Я… я не… прости, я не знаю, что на меня нашло, — он посмотрел вниз на улицу и тут же затрясся всем телом, — Блин, высоко! Бетон под ногами завибрировал, и Катсуки не думая бросился вперёд, используя взрывы в ладонях для ускорения. Секунды длились вечность. Но ещё одного небольшого резкого толчка хватило, чтобы Изуку потерял равновесие и скрылся из поля зрения. Сердце рухнуло куда-то в желудок. Он не успел.***
Медсёстры в приёмной посмотрели на него как-то странно. Наверное, он приходит сюда слишком часто. Плевать. Катсуки поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступени. «Тебе так не терпится меня увидеть?» — Не терпится врезать тебе по ебалу! Кажется, он сказал это слишком громко, потому что испуганная женщина в коридоре обошла его стороной. Да, надо бы помалкивать. Не хватало ещё, чтоб его упекли в психушку. В палате было пусто. От сквозняка жалюзи на открытом окне настойчиво застучали по раме. Ошибся дверью? Привык заходить на автомате, может и не заметил. На аккуратно заправленной кровати значилось: «Мидория Изуку». Всё верно. Он развернулся, чтобы найти кого-нибудь, но встретил в дверях медсестру из приёмной. — Где он? — церемониться он будет потом. — Катсуки-кун, мы думали тебе сказали. — Его куда-то перевели? — он прожигал девушку нетерпеливым взглядом, но та отвечать вовсе не спешила. «Да что с этими бабами? Вечно глаза на мокром месте». — Нет. Сегодня утром отключили аппарат жизнеобеспечения. Мидория-сан… Дальше он ничего не слышал. Снова стало подташнивать. Дышать. Надо просто дышать. Грудь раздирало изнутри, каждый вдох обжигал лёгкие раскаленным железом. Как же, чёрт, больно. «Тебе плохо?» — Нет, блять, мне просто охуенно! — вышло прерывисто и тихо, воздуха не хватало. — Я принесу воды, Катсуки-кун! — девушка выбежала, перепуганая не на шутку. Нет. Нет-нет-нет. Это не должно было так тупо кончится. Несправедливо. Нечестно. Он столько должен был сказать. Столько всего исправить. Ему бы только один шанс. Всего один. «Всё хорошо». Сердце пропустило удар. Услышанное не укладывалось в голове. В ярости Катсуки сжал кулаки, и на перевязанном пальце проступила кровь. Горечь и злость ударили в голову, требуя выхода. Ему хорошо, значит. Всё хорошо. Просто замечательно! — Ты, кажется, хотел, чтобы я утопился? — он подошёл к окну, скалясь как сумасшедший и тяжело дыша, — А если я спрыгну?! «Нет, не надо, я просто был немного зол, я пошутил». — Пошутил? Зол? Да ты, чёрт возьми, умер! — прорычал он сквозь зубы, срываясь на отчаянный крик и забираясь на подоконник. «Прости, я не хотел». Идиот. Только этот идиот может так тупо просить прощения за то, что сдох. Убирайся из моей головы! Солнце слепило глаза. Совсем не так, как тогда. Он оттолкнулся ногами и полетел вниз. «Каччан!» Инстинкты никогда не подводят Катсуки. Нитроглицерин в ладонях детонирует как-то сам собой, значительно смягчая удар, почти подбрасывая его чуть выше. Он приземляется на спину и перекатывается по инерции ещё пару метров. У него есть причуда. А у Деку не было. — Хреновое чувство, да? — Катсуки так и лежал на асфальте, целый и невредимый. Несколько царапин и ободраная одежда. Изуку пролежал в коме девять месяцев. И ни разу не очнулся, чтобы получить по башке за свою непомерную глупость. Его убило землетрясение, такое незначительное, что никто почти и не заметил. Или мерзкий ливень? Кажется, проливные дожди могут провоцировать подземные толчки… Или всему виной неосторожно брошенные слова? Его, Катсуки, слова. Пошло оно всё нахер! Он слишком много думает. Ничего не исправить. «Ты не виноват». — Оставь меня в покое. — Эй, это же тот вчерашний утырок! — над головой появилось двое. У одного был клюв и когти на пальцах рук, а второй вполне обычный, если не считать, что урод, — Ты у нас сейчас получишь! Огромный кулак полетел в лицо, и Катсуки откатился в сторону, стараясь встать на ноги. Внезапный пинок в живот отбросил его к стене, следом последовал ещё удар, и ещё. Катсуки закрыл глаза, никак не желая противиться процессу. Он слишком устал, а боль от ударов даже казалась приятной. Сознание медленно покидало его, безумно захотелось спать. «Вставай, Каччан». — Отвали, Деку. Без тебя знаю, — он поморщился от боли, пытаясь подняться, побои давали о себе знать. Удар в челюсть, и он снова на земле. «Используй свою причуду». Зачем? С этой бесполезной причудой я не смог спасти даже тебя. Я был так близко, совсем рядом. И ничего не смог сделать. Мне не нужна причуда. «Ты же так хотел стать героем». Катсуки только нахмурился: «Какой из меня герой, после всего, что я натворил… Это ты должен был стать героем». «Для меня, Каччан». Он вдруг усмехнулся сам себе, бросил совершенно дикий взгляд на нападавших уродов и поднял руки. Яркая вспышка на миг ослепила, и взрыв проломил тротуар, едва не задев их ноги. Как же всё-таки приятно снова почувствовать её, применить в бою. Хотя боем такое не назовёшь, демонстрации силы хватило, чтобы уроды быстро сделали ноги. На улице уже смеркалось, от потрепанного парня с безумным оскалом шарахались как от огня. «Ты станешь героем, Каччан? Станешь героем для меня?» — Для тебя, Деку, я стану лучшим героем из всех.