***
Мда. Кажется, Фредди не шутил про яйцерезку, мрачно думал Роджер, оглядывая свою вокальную часть партитуры. Только с ней он мог бы достать эти ноты. Хотя он ведь мог брать и выше, тогда откуда сейчас появились сомнения? Немного распевшись, барабанщик попробовал исполнить свою партию. Как странно. Еще пару лет назад для него это было раз плюнуть, а сейчас стало… трудно?.. Роджер еще раз пропел слова песни, с большей силой и еще выше. Голос предательски треснул. Парень поспешно замолчал, надеясь, что это не услышат товарищи по команде — ему же снова объяснят популярно, почему лучше ценить свой уникальный фальцет и отсутствие фингала, уже, наверное, под обоими глазами. И, не дай бог, посадят на здоровый образ жизни, хуже этого уже быть не может! Но ему же не укажут на дверь, если он не сможет брать верхние ноты? Их ведь не только музыка связывает, верно?.. Роджер отложил нотную запись и обессиленно упал на пружинящую с противным звуком кровать, даже не обращая внимание на этот скрип. Можно было бы пошутить, что скрип кровати стал ему родным звуком, но как-то не шутилось. Он уже не знал, что и думать. Он наговорил Делфи про товарищей по группе, что он не нужен им с приступами меланхолии. Что, возможно, они и вовсе не друзья, раз не принимают его таким, какой он есть, и хотят видеть только его веселого. А теперь же жалеет об этом, радуясь, что Фредди, Брайан и Джон не обладают телепатией и не прочитали его мысли. Если бы они не выгнали его за посаженный голос, то за это точно дали бы пинка под тощий зад. «Роджер, ты сам создал такой образ…» — снова зазвучал в голове голос Делфи. Может… может, он просто не сумел понятно объяснить, почему очередное «как следует оторвешься и забудешь» уже не помогает? Встать и прямо сказать: «Мне нужна помощь. Без шуток». И стоять до тех пор, пока не поймут: дело и взаправду серьезное. «Мне нужна помощь. И… и я не знаю, с чем». Красив, знаменит, любим девочками, еще не богат, но это вопрос времени. Он мог бы сколько угодно заталкивать свою непонятную, беспричинную меланхолию, но рано или поздно она бы вылилась во что-то… а тот разговор с Делфи хоть немного, но эту самую меланхолию выпустил. Свет солнца бросился прямо в глаза. Роджер спешно зажмурился, чуть не плача от болезненной рези, и почти что на ощупь добрался до окна, зашторивая его, пока в комнате не стало темнее. Теперь полегчало. Голос, глаза… да что происходит?! Он будто теряет все, чем так гордится и за что его любят! Любят… за что-то. Снова эти каверзные вопросы без ответа. Снова смятение: «А нужен ли я буду, если перестану быть особенным?» Ладно хоть руки и чувство ритма были при нем, этого никто не отменял. Да и вообще, ему осталось попробовать одну только черновую партию. Надо было найти Фредди, собрать установку, подготовить все для записи… С этой мыслью Роджер вышел из комнаты, стуча в соседнюю дверь. Только сейчас до него дошло, что там было занято, и причем его друг явно не сидел у окна с одухотворенным видом, вертя в пальцах ручку и обдумывая слова песни. Хотя бы потому, что голосов там было двое. — Уж простите, что помешал, — бесцеремонно ворвался в комнату Роджер, пугая Фредди и Пола (кто бы сомневался), — но я решил закрыть свой долг перед группой, чтобы нагнать вас до завтрашней записи. — Во-первых, дорогуша, тут есть дверь, в которую надо стучаться. — Несмотря на колкие слова, Фредди выглядел немного растерянным, отчаянно пытаясь показать, что у них с Полом ничего не было. Прентер же, напротив, чувствовал себя совершенно спокойным и даже раздраженным тем, что ему помешали обхаживать объект симпатии. — Во-вторых, еще недавно только ты выглядел как стираный носок! — Да хоть туалетная бумага, мне нужна помощь со сборкой ударной установки. И надо вызвонить звукорежиссера. Еще раз голубкам мои глубочайшие извинения! — Честнее со стороны Роджера было бы сказать «мои глубочайшие издевательства». Не прослыл бы он сам конченым бабником, живо бы отзвонился Мэри, сказав все как есть. Но… все же он не стукач, у самого рыльце в пушку, да и все-таки Фредди — его друг. Может и не сказать «спасибо» за вмешательство в личную жизнь. Оказавшись после недолгой возни наконец в своей стихии — за ударной установкой — Роджер взял в руки палочки. Они стали словно продолжением его рук, слушаясь малейшего его движения. Куда, с какой силой и частотой бить — все это он делал так легко, как будто родился с палочками в руках. Хотя это было сравнимо с ездой на автомобиле: только новичка беспокоит, куда и в какой последовательности нажимать, опытный же водитель проделывает все манипуляции не задумываясь и просто едет, наслаждаясь дорогой. Так же и он — просто наслаждаться ритмом, бьющим по ушам, всей этой вибрацией, пронизывающей с головы до пят, и словно заставлять сердце стучать в том же такте, что и звучащая песня. Для начала надо было удостовериться, что он понял, как именно надо играть. Конечно, Фредди под смешки Прентера немного погонял своего друга, а Роджер чуть было не разбил стекло своим визгом «заколебал уже, играй сам!» Но все же после нескольких дублей Роджеру наконец доверили добавить свою партию. — Ненавижу тебя, Фред, — пробурчал барабанщик, устало кладя голову на натянутую кожу барабана, успевшую немного полинять. — Я тоже тебя обожаю, Родж, — улыбался во весь рот Фредди.***
— Фредди, не нравится мне этот твой друг Пол. — Роджер под предлогом уточнения сроков записи альбома послал менеджера куда подальше (к телефону на другом конце дома), а сам отозвал своего закадычного приятеля в сторонку, чтобы поговорить начистоту. — Вспомни о Мэри, наконец! Знаю, не мне говорить, но… — Не, что ты, все в порядке, — поспешил заверить его Фредди. — Просто… понимаешь, я… я не могу кое в чем разобраться. В самом себе. — Знаю, Фред. Я тоже не могу. Много чего не понимаю и боюсь. Но мне для этого не надо разбивать сердца дорогих людей. Да, я мудак, который бросает всех подряд, но я и не даю никаких надежд. А это совсем другое. Не будь и ты… в общем, ладно. Поступай, как знаешь. Но чтобы Мэри об этом не знала. Она замечательная девушка и не заслужила… такого. — В последний раз взглянув на друга с укоризной, Роджер ушел. Он снова взял микроавтобус, даже не обращая внимания на Прентера, который пытался узнать, куда опять направился своенравный барабанщик. Куда-куда. В Монмут снова. Куда же еще. Но его путь пролегал не до дома Делфи. В местном пабе оказалась весьма симпатичная на внешность девочка, тоже ищущая развлечений. Роджер особо не постарался запомнить, как ее звали — Тереза или Табита. У нее была красивая, высокая грудь, видная даже через маечку, и острые ноготки. А еще она блондинка, и что, что крашеная — сам не родился белокурой бестией. Цепкий взгляд больших зеленых глаз, не поддаться которому было просто невозможно, и очень скоро Роджер вывел ее из бара, по-собственнически обнимая за талию. Видимо, в пабе она набиралась храбрости для своего первого приключения. Ну, почему бы и не порадовать девочку. Ему развлечение, ей долгая память и гордость. «Ты упавшая звезда, исполняющая желания…» — Подружки смеются надо мной, — по пути к микроавтобусу сообщила Табита, — потому что у меня до сих пор не было мужчины. Так что, наверное, я должна сказать спасибо?.. Роджер резко остановился, разворачивая ее лицом к себе. Не, такая причина его не устраивала. И не только потому, что это был хороший такой пинок по его самолюбию. — Погодь. То есть ты хочешь сказать, что готова сделать что угодно, лишь бы над тобой не смеялись твои якобы подружки? — Ну… — Девушка нервно прикусила губу, отведя взгляд. Что ж, все с ней было ясно. Роджер вздохнул, не зная, что и сказать ей. Прогнать? Нет, с таким настроем она могла бы найти другого, и кто знает, какой сволочью мог бы оказаться этот самый «другой». Просто вылюбить? А где гарантия, что в следующий раз ей не скажут «прыгни с крыши»? И вообще, с таким настроем идти в паб и ждать первого встречного… люди, блин, ну почему вы так зависимы от чужого мнения?! — А если тебе твои «подружки» в следующий раз скажут инсценировать самоубийство, тоже это сделаешь? — так напрямую и спросил парень, глядя сконфуженной Табите прямо в глаза. — Да уж лучше так! Мне надоело слушать «малышка Тэбби», «малявка Тэбби»! — внезапно ожила девушка. — Так ты собираешься меня т… трахнуть, или как?! — Как все запущено-то, а… — Каков кошмар, подумал Роджер, она даже слово «трахнуть» не может произнести, не запнувшись, елки-палки. — Ты… ты вообще понимаешь, что тебе мог попасться конченый ублюдок, который бы тебя споил, отымел во все дыры и бросил на полу? Нравится такой исход? — Да! Н-нет!.. Не знаю… — Таби говорила все тише, пока не затихла окончательно. Ладно, кажется, настал момент действовать. — Значит, так. Идешь к своим «подружкам». И говоришь им: если то, что вас поимели, ваше единственное достижение, то вы не люди и даже не женщины, а ходячие дырки. Потом бросаешь их и находишь нормальных друзей, которые будут желать тебе только хорошего, а не считать неполноценной, потому что в тебе не побывал чей-то член. План действий ясен? — Да, ясен… — Но Табита продолжала стоять, нервно теребя подол юбчонки. — Ну, что еще? — А я все-таки в твоем вкусе? — с надеждой взглянула на барабанщика девушка. — То есть, если убрать вот этих всех подружек… ты бы со мной… э… занялся любовью?.. — А я тебе зачем? Найди парня, полюби его, пусть у вас все будет по большой и светлой, — небрежно дернул плечом Роджер. Но Табита не отступала. — Просто ты выглядишь очень заботливым. И… и ты красивый. Очень красивый. «Ага, заботливый, как же», — подумалось Тейлору, едва только он вспомнил себя несколько недель назад, когда бездумно имел первую попавшуюся девчонку на заднем дворе паба. Блин, а правда, когда он успел так поменяться-то, что теперь не радуется поводу развлечься, а читает девушке лекции о выборе друзей? Хотя ее слова о том, что он красивый, его умаслили, да. — Ну, хотя бы больно я тебе не сделаю, это могу пообещать, — ответил Роджер, кивая в сторону припаркованного фургона.***
На ее счастье, Таби оказалась очень чувствительной и легко возбуждалась от малейших прикосновений к груди или ниже пояса, поэтому для первого раза смазки ей вполне хватило, чтобы ощущения не были болезненными. Даже крови не было, что она сама отметила с приятным удивлением. И, конечно, из соображений безопасности куда же без резинки. Не хватало еще кому-нибудь проблем на девять месяцев и больше. — А мне говорили, что это больно… — тихо прошипела Табита, глядя уже слегка затуманенным взглядом на нависшего над ней Роджера и обнимая его за спину. — Ага, слушай больше… — ухмыльнулся парень, начав двигаться спустя несколько секунд. Девушка, как он и думал, оказалась приятно узенькой и достаточно влажной, чтобы в ней было легко скользить, да и долго разрабатывать не пришлось. Да и, судя по довольным стонам и прочим звукам, ей самой нравилось то, что с ней делают, особенно если учесть, как она старалась прижать партнера поближе к себе. Но Роджер только постепенно наращивал темп и входил глубже — отчасти затем, чтобы сладко помучить, отчасти затем, чтобы ненароком не причинить ей боль. Конец наступил быстрее, чем он думал — она как-то дернулась с совершенно безумным выражением лица и мелко задрожала, и если бы не судорожные сокращения стенок влагалища, он бы наверняка перепугался. Но эти же сокращения довели и его до оргазма, и Роджер кончил, кое-как сообразив спустя несколько секунд выйти из совершенно расслабленной Таби, считающей овечек, судя по ее блаженному выражению лица. — Как ощущения, принцесса? — спросил парень, стягивая наполненную резинку. — М?.. — Табита только немного подняла голову, слабо улыбнувшись. — Все хорошо… но… я даже не знаю, как тебя зовут?.. — А. Я Роджер. Погоди секунду. — Он вышел из фургона, завернув использованный презик в газетку — мало ли, на чьи любопытные глаза мог бы попасться, — выбросил его и вернулся обратно. — Все. Да, я Роджер Тейлор, барабанщик почти-вот-уже-скоро всемирно известной рок-группы «Queen», а ты Табита, умная девушка, которая знает себе цену и не позволит никому над собой смеяться и обращаться с собой плохо. Договорились? Она довольно кивнула, улыбаясь уже намного веселее, а потом поднялась, одеваясь. Тейлор наблюдал за ней с нескрываемым восторгом. Еще недавно она выглядела готовой на все со страху перед этими самыми «подружками», а сейчас и глаза поблескивали хитрым огоньком, и улыбка появилась, и вообще движения стали более раскованными и уверенными. Надо было только это закрепить. — И помни: я тебя выбрал не потому, что ты была согласна на все, — говорил ей напоследок Роджер, провожая ее обратно до паба, — а потому, что это на самом деле ты выбрала меня, не сбежав, когда я тебе предлагал. Ну что, Тэбби, живи, радуйся жизни, люби, находи, бросай, словом, наслаждайся на полную катушку. И пошли всех, кто пытается в тебя тыкать, на три веселых буквы! — Спасибо, Роджер. Ты тоже будь счастлив, — улыбнулась в ответ Табита, сверкая маленькими зубками, а потом она развернулась и гордо потопала вниз по улице — наверное, домой. Или посылать советчиц. В любом случае, у этой девушки, если она сохранит боевой настрой, все будет хорошо, и волноваться не за что. Роджер постоял еще немного, провожая ее взглядом, а потом закурил, оперевшись плечом о стену здания и поглядывая на улицу. Редкие солнечные дни прошли. Днем все стало так же серо, как и раньше. Хех. Здесь он стоял, смеясь над Делфи, которой в лицо прилетел пакет. Это было так же смешно, как согнуть пальчик, но вот ему стало весело. То ли от контраста с ее пафосной рожицей, то ли от того, что пакет зазвездячил ну вот прямехонько в лицо, ни метром вправо-влево. Блин, ну это же идиотизм какой-то, юмор абсурда. Он тогда под кайфом был? Вроде нет. И сейчас тоже нет. Дорога с узким тротуаром, лепившиеся один к другому дома… горящий днем фонарь? Нет, зрение его не обманывало, зажженная лампочка понапрасну светила, когда вокруг и так было светло. Кто-то остановился, тоже глядя на этот фонарь, а потом поспешил к полисмену, показывая на поломку — видимо, доложить о неисправности. Но пока его не починили, Роджер стоял и тупо смотрел на светильник, что-то ему напоминавший. Ну точно. Рене Магритт, «Империя света». Небо днем, земля ночью, и все тот же одинокий фонарь как упавшее солнце. Странное чувство охватило его при воспоминании об этой картине. Он сделал шаг вперед, будто там, за стенками стеклянной коробки с лампочкой есть что-то, что могло бы сделать его счастливее. Но наваждение закончилось так же быстро, как и началось. Мимо пронеслась машина, отвлекая внимание Роджера на себя, и тут он вспомнил, что не мешало бы вернуться. Вроде им пока еще в магазине ничего не требовалось. Потому барабанщик со спокойной душой залез обратно в микроавтобус, разворачиваясь в направлении шоссе из Монмута. Неплохо провел время — симпатичная Табита, дай Бог ей всего. На удивление хорошее пойло в этой дыре. И флешбеки, куда без них. Но на обратном пути все-таки он не удержался и притормозил возле дома Делфи. Окна зашторены, тихо… знай он наверняка, избавилась ли она от идеи «узнать его лучше», он бы с удовольствием ее навестил и спросил о книге, которую она читает. И читала. Той самой, с огнем на обложке. И немножко бы поправил своего дельфина, наверное, слишком он уж кривым получился, раз даже Фредди сказал, что, мягко говоря, сильно сомневается в художественных способностях своего друга. Но… она не стала лезть дальше. Когда он мягко ее отстранил, она сказала: «Хорошо. Я не буду соваться куда не просят». Без всяких слезливых сцен а-ля «но я знаю, кто ты, ты же не такой, ты хороший». «Нет, я мудак, иди на хер, если не нравится», — это все, что хотелось ответить на подобные заявления. Но вот это «хорошо, я не полезу» обескуражило. Ну… вроде… молодец, что не лезешь? На мгновение показалось, что занавеска колыхнулась. Роджер спешно придвинулся к окну, с надеждой глядя, что там покажется Делфи, а затем вспомнил — она ведь не может даже встать. Поэтому пришлось свернуть маленькие фантазии и уехать из деревушки обратно в студию. Все равно начинало вечереть, а завтра предстоял очень важный день. Он не может подвести группу. Только не снова.