Луна в тумане

      Она сидела словно принцесса у зеркала, вокруг вились девушки из ее собственной колонии, без умолку треща о счастье и о благих делах великого Бога, который впервые благословил Её — «Избранную». Это был один из тех редких почти невозможных случаев, когда головы молодых особ не были покрыты черной легкой тканью длинных платков, да и сами они теперь не пытались спрятать большую часть лица от чужого взгляда. Длинные волосы каждой жительницы огражденной территории были словно посеребрённая чернь, нет, не того благородного металла, из коего были изготовлены их единственные нательные украшения, а та серебрянка, что скорее указывает на неспокойную молодость или приближающуюся старость, и все же в большинстве случаев это был первый вариант, потому как пустые кукольные лица не были нагружены морщинами. «Принцесса» могла быть уверена, что возраст их варьировался от двадцати двух до тридцати пяти, странно, но о своем возрасте она не могла сказать ничего. Ровным счетом, как и обо всем прошлом.       Чертова память скрывала от девушки все факты, начиная от даты рождения, заканчивая данными о где-то проведенном детстве, юности, и принадлежности к кому-то или чему-то кроме этой колонии и вере, что никак не желала соответствовать тяжести в понимании «родного» языка. Щебетание наполнялось нотками доброй зависти и, кажется, переходило в обсуждение статности некоего мужчины, которому явно приглянулись ее «колдовские, почти ведьминские» глаза. И правда, у всех красавиц окружавших ее была совсем иная расцветка радужки глаз, она колебалась в оттенках от песочно-медного до темно-орехового почти марионового*.       Чужие руки снимали с ее головы платок оголяя волосы цвета угольного агата, кое-где просвечивающего тонкими едва заметными прядками янтарно-огненного, подчеркивающего внешние черты отличающие «Избранную». Коротким кривосплетенным в неказистую колючую косу космам предстояло улечься во что-то привычно распущенное и очень элегантное, украшенное самыми разными свадебными драгоценностями. Поверх непослушного пробора на лоб лег ледяной металл громоздкого кулона, цепляющейся к тонкой витой цепочке, теперь не дававшей вернуться волосам в исходное положение. Воркующие о несметной удаче, о семейном счастье и о множестве прелестных деток члены ее колонии все торопливее превращали безучастную девушку в настоящую куклу, подгоняя друг друга, все чаще заикаясь о времени.       Такие, как она, вообще-то никогда не выдавались замуж, скорее устраивали большие шорохи, подрывали мировое спокойствие во имя великой веры, или на крайний случай они перепродавались в другие колонии, но замуж… Впрочем, будет честным не забывать тот факт, что она в принципе отличалась от остальных не только по внешности, но и молчаливости, неприкаянности, беспамятству. А еще стоит помнить, что свадьба в понимании некоторых народностей скорее акт узаконенной продажи женского населения, нежели создание новой ячейки общества.       В какой-то момент говор окружавших сменился на умиленные вздохи, пожелания, и сквозь все это, словно через стойкую пелену тумана, проступила ясность ума, обдавшая ледяной толщей воды, сквозь которую «Избранной» предстояло проплыть. Память выталкивала непохожую на поверхность скрытности так же как и нехватка воздуха в легких, но девушка отчаянно цеплялась за эти дикие секунды просветления. Над головой будущей невесты зависла красная ткань, обшитая дорогим бисером и витиеватыми узорами, отстраненный взгляд зелёных омутов души остановился на зеркальной поверхности. Казалось, еще немного, совсем капельку и она вспомнит: кому принадлежит этот образ вечно ускользающего в ночь незнакомца.       «Может быть это тот самый «статный парень», о котором говорят другие колонианки? — задавалась вопросом девушка робко протягивая руку к собственному и одновременно чужому отражению, — «Колонианки» — забавное слово, ни разу не похожее на мой родной язык, скорее так говорят народы… Постой-ка!» — резко остановив свою ладонь на полпути и отдернув ее «принцесса» осознала, что не может знать ничего о других народах «если только не…» Голубые глаза незнакомца из снов снова ворвались в сознание, в них было что-то непостижимое, заставляющее дышать чаще и чувствовать, как легкие заполняются мутной грязной водой. Вкус землянистой, илистой жидкости образовывался на языке, а вместе с ним отступал обволакивающий стойкий эффект опиумного безразличия. — Нет! — тихим рыком чужого языка вырывалось из подсознания «Избранной» наружу, в реальность «колонианок». Деманто́идного** цвета глаза наполнялись ведьминской яростью, на какую способна только загадочная русская разъяренная обидой женская душа. — Нет, — сорвав с себя тяжелое усеянное огромными самоцветами колье, больше напоминающее своей величиной детский нагрудник, с волчьим воем еще громче рявкнула она и безжалостно швырнула украшение в зеркало. — Шахрият! — на разный мотив завопили девушки, и под звон бьющихся о пол и друг о дружку осколков стекла бросились сначала врассыпную, а потом с дуростью толпы ломанулись к двери. — Шахрият! Шахрия-я-я-ят! — разносилось прозвище невестки из их колонии по коридору, в то время как алая накидка для головы и плеч неуклюже оседала на стеклянные частички битого зеркала. — Шахрият! — верещали словно обезумевшие девки, желая как можно дальше оказаться от этой ужасной комнаты.       Ярость адреналином в крови буквально охватывала всю грудную клетку, растекаясь по конечностям больным ударом о зеркальную плоскость озера, спутанными в памяти попытками содрать с себя спецодежду и разные мелочи, которым сейчас не было ни названий, ни инструкций к применению. Злость билась в голове звуками выстрелов и окриками грубых приказов, заглушаемых толщей воды. Гнев скользил по кончикам пальцев, словно бы заставляя их снова свиться в том же непристойном американском жесте, как перед тем прыжком.       Яркий посыл в давно известном направлении был адресован одному из командиров выстреливших в ее грудь, и в то время как девушка летела спиной прямо с огромного моста, она успевала не только заниматься скабрезностями, но и считала чертовы секунды до взрыва. Кошачьим движением девушка развернулась навстречу глубине почти у самой поверхности соприкосновения с мутной жидкостью застоявшегося озера. Предстояло проплыть около десятка метров под водой, стараясь сделать это как можно глубже. И все было бы прекрасно, если бы не… — Что вышло из-под контроля?! — словно в бреду спрашивала себя «принцесса», что еще пару минут назад была безликой, но безумно красивой куклой.        Инстинкты вели ее вслед за визгливым стадом «колонианок», до сих пор кричащих это дикое и неуместное «Шахрият». Большие пальцы ног начинали зудеть, ныть, словно суставы старушки, охватывая разум обрывочными кадрами балетных движений, что окутывали пеленой, скрывая новые появляющиеся в толпе фигуры. Словно тени, облаченные в военную форму, они торопливо неслись навстречу, безжалостно расталкивая отставших от общей массы визгливых особ. И поначалу «Избранная» не особо давала себе отчет в целях новоприбывших мужланов, но вбитая в подкорку до уровня рефлексов самозащита девушки работала четче, чем попытки восстановить цепочку событий.       Словно зарепетированным движением ребро ладони, той, кого называли «Шахрият», ложилось болевым ударом на мужскую шею одного из нападавших, наполняясь в следующий миг балетной грацией и проламывая спинку носа даже сквозь маску от удушающего газа. Легким почти театральным движением ноги, вытянутой до идеальной прямоты, непохожая на других «колонианка» сбивала в развороте еще двоих. И только когда движение предплечья еще незадействованной левой руки было перехвачено четвертым противником в маске, в голове девушки, облачённой в наряд невесты, возник слегка несвоевременный вопрос.       «Почему на этих людях маски?» — заключенная в словесную оболочку мысль уже проникала в и без того не проснувшееся до конца сознание новым туманом безвольного падения в чужие руки. Ощущение в сотый раз повторяющегося дежавю отчетливо отражалась звяканьем замочных скважин, холодом каменного пола, безличием мусульманских молебнов. «Мусульманских? Откуда мне знакомо это слово?» — бездумно цепляясь за очередную деталь девушка желала схватить за подол белоснежной пачки ускользающую рыжую балерину. Смеясь, словно заколдованная, та прыгучими шажками скользила по лунной дорожке туда, откуда являлся этот взгляд голубых пронзающих душу глаз.       «Наташа…» — звал ее голос незнакомца.       «Шахрият!» — уверенно поправляла девушка в полубредовом состоянии, глядя на уже полную луну.       «Как по мне — Шахрият теперь не подходит, ведь ты глядишь не на полумесяц, как говорится в значении имени» — насмешливо произнесла девчонка, совершая невероятно легкое и нежное па, мягко касаясь ночного светила несколькими пальчиками кисти.       «Наташа, взгляни, это луна…» — многозначительно говорил незнакомец, лицо его было скрыто за маской, темные волосы отдавали огненно-янтарной блестянкой, как у той девушки из зеркального отражения, что превратилась на ее глазах в невесту. — Луна, — лежа на полу, в полубреду повторила она, рассматривая спутник Земли сквозь огромное арочное окно. — Встань, Шахрият! — раздался приказ над головой, и безликое состояние повиновения заставило «принцессу» подняться.       Небольшая табуретка, стоящая рядом, на мгновенье послужила девушке опорой, и вот она уже обеими ногами почти прочно держалась на плоскости каменного пола, наверное, эта задача была чуточку проще, не будь на ней высоченных каблуков, а в голове полнейшего тумана, который окутывал это чудное слово «луна». — Поставь сюда ногу, — продолжал приказывать мужчина, его блестящий наряд, недлинная бородка и головной убор мало чем интересовал одетую в костюм невесты.       Хищническим движением руки он задрал шелково-алый расшитый золотыми узорами пышный и длинный подол платья, и грубо, с какой-то жадностью провел шершавой ладонью по бледной коже бедра девушки, у которой лишь где-то там на задворках сознания закралась мысль, что с женщинами ее колонии так обращаться не позволено, но если те не могут ответить, то ей бы стоило, ведь она…       «Она что?!» — спросила себя «Избранная», беспомощно глядя в окно на полную луну, прячущуюся за тонкой туманной дымкой. Ножка девушки подалась в сторону, а на лице отразилось чуть заметное отвращение. Однако в следующий миг прерванное прикосновение восстановилось с еще большей жестокостью, и мужские пальцы уже впивались, причиняя боль, похожую из-за пелены опьяняющего газа на отголоски стонов защемившей мышцы. — Стой смирно! — приказывал он, с похотью рассматривая черты ее лица, переходя беспардонно на откровенное декольте, что прежде скрашивалось огромным и тяжелым колье.       С плотской алчностью мужская рука по-хозяйски подалась вверх по бедру, плавно пытаясь собрать всю нежность бархатистой кожи, а потом скользнула вниз. Отвращение нарастало, но вместе с ним приходило противоречивое осознание обязанности повиноваться. Именно в этот момент раздающий приказы склонил одно колено и достал из кармана непонятную для «принцессы» вещь. — В одной северной стране есть интересная свадебная традиция, надевать невесте подвязку… — многозначительно произнес он, прикладывая к ноге небольшой ремешок увенчанный почти по всей длине ровными перемотанными брикетами, к каждому из которых вился цветастый тонкий проводок, что брал свое начало от небольшого черного дисплея, — А в другой стране есть традиция обучать девушку сексуальным премудростям перед свадьбой, — с хищническим маньяческим блеском в глазах бросил он, резко поднимаясь и дергая девушку на себя.       В одно мгновенье «Шахрият» оказалась сжатой в его объятьях настолько, что она даже сквозь ткань чувствовала напряженный орган мерзавца, нагло сжимавшего ее бедро, увитое не активированным ремнем смертницы. Вторая ладонь блудного с жестокостью вцепилась в волосы, заставляя девушку поднять острый подбородок вверх. С отвращением чувствуя кожей своей шеи жар его дыхания, молодая особа ощутила, как в одно мгновение оказалась прижата к стене. — Но есть в этой истории две приятные вещи: ты не вспомнишь о стране, в которой процветает первая традиция, — с диким вожделением шептал мужчина, являющийся создателем ее колонии, в то время как взгляд ее зеленых глаз зацепился за поблескивающее в зеркальной люстре отражение полной луны. — А о том, что я воспользовался второй традицией, твой жених не успеет узнать. Конечно выплаченный за тебя ме… — слова потерялись, в рассеивающей любой туман фразе, подцепленной разбушевавшимся подсознанием: «У нас всегда будет луна».       Резкий рывок девушки головой вперед не только заставил нос похотливого мерзавца захрустеть, но и буквально встряс мозги коротким кадром: «Пакистан. Граница. Сиалкот. Перехват.» — слова из листочка, испещрённого чужим почерком, являющегося частью ее расследования… Задания… Не важно. Знакомые отголоски перестрелки послышались где-то там на заднем фоне, за ними последовали короткие яркие сотрясающие пол взрывы, провоцирующие на более кардинальные поступки, чем простой удар головой. Оттолкнув мерзкого наглеца от себя таким простым и знакомым прыжком, «Шахрият» с быстротой и плавностью танцовщицы не только повалила на каменную кладку пола своего противника, но придавила сверху коленом его горло так, что тот начал похрипывыть, цепляясь одной рукой за ткань скомканного в огромную бесформенную кучу складок длинного подола, что переливался ярким растительным огнем узора вышитого вручную шелковыми нитями.       Резко распахнувшаяся дверь привлекла внимание «принцессы», и та повернула голову, узнавая в глазах вошедшего того самого незнакомца из снов, видений и… Однако маска, скрывающая часть лица, вызвала инстинктивное недоверие прежде, чем «невеста» успела задать себе вопрос: «На чьей ты стороне?!» Впрочем, в следующую секунду время вопрошать тоже не пришло, на смену ему явился пронзающий слух противный звук от «свадебной подвязки» на ее бедре. — Убей его, иначе перестанешь дышать прямо сейчас, — прохрипел, лежащий на полу основатель колонии, и на лице возникла победоносная улыбка.       «Ты не должна!» — кричало подсознание, но не полностью отчистившийся от тумана разум и инстинкты самосохранения приказывали подняться, повернуться лицом к тому, чьи окроплённые чужой кровью волосы напоминали о чем-то далеком, известном в прошлой жизни. «Ты знаешь: есть другой выход…» — шагнув вперед, «Шахрият» до сих пор металась, не зная какую, сторону принять. Облаченные в кожаные перчатки ладони голубоглазого поднимались в верх, в то время как ее невесомая искромётная поступь ускорялась, сокращая расстояние со скоростью порхания крыльев колибри. Подаваясь в сторону от двери медленными шагами, он старался не провоцировать лишний раз девушку, и в то же время каждое его движение словно бы говорило: «Не торопись, подумай».       Прижатый к той же стене, холод которой не так давно она сама ощутила собственной спиной, незнакомец не пытался дать хоть какой-то отпор. Но, пожалуй, только сейчас, когда предплечье «избранной колонианки» легло на чужую ключицу, а искры дематоида пересеклись со спокойствием синего бенитоита, стало очевидно: все это время мужчина не просто не сопротивлялся, а подпускал к себе. Всеми фибрами он души понимал, какого находиться там, по ту сторону запертого кем-то и чем-то подсознания, и все равно надеялся, что лучи окончания полной фазы ночного небесного светила заставят оборотня внутри девушки взвыть. — Ты обещала, что у нас всегда будет луна… — спокойным полушепотом произнес тот, кто прекрасно осознавал всю силу женщины в платье невесты.       Кто как не этот незнакомец мог знать: какого это — быть чужим для самого себя и являться чьей-то слишком крутой игрушкой… Кто как не он мог знать и бороться, за общую луну. Тяжёлая парящая духотой тишина повисла над ними. Казалось, ища в глазах «Избранной» хотя бы самый маленький намек на узнавание, мужчина точно знал, каково быть на месте той, кто не могла и слово выдавить о себе, но была обязана выполнять чужие приказы.       «Шахрият» помнила, как сильно ее влекло к небесному светилу все это время: так, словно бы внутренний ожил волк, желающий выть с пронзительным зовом ожидания. Сейчас это дикое животное готово было с покорностью лечь у самых ног пришедшего. В колдовских омутах души читалось желание сорвать чёртову маску. В сердце «Избранной» вспыхнуло желание тереться о жёсткую щетину на щеках мужчины, нагло напоминающего о спутнике Земли. Девушка была готова льнуть к нему, и всем своим видом показывать, что она по-настоящему рада этой встрече. Непонимание причины собственных порывов можно было оправдать тем самым туманом, опечатавшим разум… Но чёртов таймер на ее бедре продолжал противно пищать отмеряя секунды, напоминая о цене промедления. — Наташа, — тихо позвал мужчина, стягивая с себя маску. — Барнс, — совсем как тогда, на Луне, отозвалась в ответ «Вдова» и, откидывая подол платья, обнажила бедро с подвязкой смертницы — Не волнуйся, Барнс, у нас всегда будет луна…