Семнадцать мгновений любви

Обними меня, мне это нужно, а другим скажем, что между нами дружба (с) Осенний ветер всегда пахнет костром и туманами, изморозью и прелой листвой. Жасмин любит костры и туманы, первые холода, и нарочно идет в парк сразу после дождя, ничуть не боясь мокрых скамеек. Небо низкое, такое впечатление, что темные дождевые облака неправильной формы цепляются за верхние этажи высотных домов, и только поэтому плывут чуть медленнее, чем обычно. Пряча руки в рукавах пальто, Ю складывает их на коленях, чуть покачивая ногой, скорее машинально, чем намерено, и подставляет лицо холодному ветру, такому неожиданно резкому и свежему городскому ветру, слушая блюз в наушниках. Она хорошо ложится фоном, эта американская размеренная музыка двадцатых годов, родом откуда-то из Иллинойса. И так тихо-тихо, даже привычный городской шум словно схлынул, будто неспокойное море в одночасье поймало штиль. Хруст веток, срывающиеся редкие капли с поникших листьев, круги на воде, застоявшейся в мелких лужах. И так мало людей. Ю умеет впитывать красоту даже из того, что на первый взгляд красоты лишено вовсе. И в такую погоду, он знает, большинство предпочитает сидеть дома или в офисах, высовывая на улицу нос только чтобы сходить на обед или купить дешевый фаст-фуд в ближайшей закусочной. Неуютная серость, поблекший янтарь и странно белеющее небо, еще полчаса назад висевшее серыми хлопьями грязной ваты над головой. Наверное, ночью будет снег. Шаги тихие, будто осторожные, но он слышит, замирая на миг, невольно сжимая покрепче озябшие пальцы. И когда на плечи ложатся знакомые руки, не вздрагивает, только улыбается уголками губ, незаметно выключая плеер. — Почему так далеко от дома? – Камиджо наклоняется, поставив локоть на спинку скамьи, внимательно глядя Юичи в глаза. А тот снова не может сразу ответить, не помолчав пару коротких секунд, не проведя уже так привычно ладонью по горько-каштановым волосам Юджи, машинально снимая с него темные очки. — Потому что здесь красиво. — Сейчас везде красиво… — Здесь – особенно. Камиджо садится рядом, беря Юичи под локоть, привычно закинув ногу на ногу и вслушиваясь в беззвучие. Жасмин склоняет голову, запоминая знакомый до мелочей профиль на фоне поздней осени, поймав себя на мысли, что с таких людей хочется писать портреты. Юджи чувствует его взгляд, незаметно и легко сжимая свободной рукой замерзшие пальцы, по старой уже и любимой привычке обводя на них серебряные колечки и тяжелые перстни. — Что между нами? – Очень неожиданно и очень тихо спрашивает он, не поворачивая головы, но на чуть-чуть, на полсантиметра придвинувшись ближе. — Дружба? – Вопросом на вопрос отвечает Жасмин, помедлив, и опустив голову на родное плечо, устраиваясь удобнее, утыкаясь носом в пахнущий горьковатыми осенними духами шарф. — Когда дружба, разве хочется держать за руку, сплетая пальцы? И чувствовать их тепло или их холод, согревать или дарить прохладу, целовать кончики или застегивать на узком запястье расстегнувшийся браслет. — Хочется. – Голос Ю звучит глухо, он закрывает глаза, и мучительно-тяжелая, обворожительная осень обретает в его голове свое имя. — А целовать до головокружения, пока кислорода хватит – тоже хочется? — Тоже. Руки Камиджо в тонких перчатках из мягкой черной замши, Ю думается, что даже в этом он настоящий кот. Хитрый и довольный, ласковый, насмешливый, иногда слишком, иногда не в меру, иногда хочется на него прикрикнуть и заставить слушаться, не выдавать так бессовестно всё то, что призвано быть тайной за семью печатями. И в то же время понимая, что когда человек счастлив, ему хочется кричать об этом всему миру. В груди тепло сворачивается что-то, при мысли, что он, Жасмин, последние месяцы видел Юджи счастливым чаще, чем когда-либо до этого. Что его счастье, по собственному признанию – сидит сейчас рядом, безуспешно пытаясь согреть руки. — Обними меня, пока никого нет?.. – Тихо просит Жасмин, слушая стук редких дождевых капель по облетающей листве. Камиджо убирает очки в карман, почти незаметно улыбаясь, и обнимает, обнимает крепче, что-то тихо шепча в шею, касаясь губами холодной щеки, и оставляя на ней невесомый, осенний поцелуй. — Когда-нибудь ты поймешь, что пока мы с тобой вдвоем, вокруг нас всегда никого нет.