Совершенство

Тёмная комната освещена единственной лампой, свисающей с низкого потолка. Стены уныло-серые — так пленник ни на что не станет отвлекаться. Один стул, достаточно удобный, ведь пленнику сидеть на нём долго. С проблемой естественных выделений неплохо справляются подгузники, а с проблемой фиксации — тяжёлые цепи на запястьях и лодыжках пленника. Их высоту и натяжение можно подгонять автоматически. В творческой мастерской всё продумано до мелочей, ведь только так и создаются шедевры. Особенные шедевры. Уникальные и неповторимые. Такие способен создать далеко не каждый. Играет музыка. Человек, поставивший пластинку, подходит к пленнику, берёт его двумя пальцами за подбородок, приподнимает опущенную голову и негромко спрашивает: — Кто ты? Пересохшие губы разлепляются не сразу. Пленник устало хрипит: — Я — Ли Сюнь Жань... — Ты — моя скульптура, — очень тихо и очень ласково, убедительным тоном говорит человек. — Ты — моё совершенство. — Я — Ли Сюнь Жань... — повторяет пленник. Человек вздыхает, отпускает подбородок — голова пленника тут же свешивается вниз. Он упрям. Он ещё не готов. У него всё впереди. Играет музыка. Она называется «Резьба», её сочинили специально для этой скульптуры. Скульптура должна гордиться тем, что мастер тратит на неё так много сил. Сам мастер в своё время очень гордился. Не сразу, понятное дело. Но потом он понял. Эта скульптура тоже поймёт. Главное — не торопиться. Всему своё время. Не торопиться и не забывать, что мысли и чувства скульптуры не значат совершенно ничего. Это мастеру важно увидеть совершенство в ничтожном пока что человечишке, увидеть в упрямстве путь к будущему величию, а в остром уме — неогранённый пока что алмаз. Возможно, в будущем эта скульптура тоже сумеет дорасти до мастера, а там и до творца. Как растёт сейчас он сам. — Ради тебя я расплавил множество мозгов и не жалею об этом, — говорит мастер будущей скульптуре. Пленник смотрит на своего творца глазами, в которых пока горит ненависть. Это ничего. Чем упрямей и несговорчивей материал, тем совершенней получается произведение искусства. Человек улыбается своим мыслям и включает электрошокер. Музыка дивно сочетается с криками будущего совершенства. Мастер работает неспешно и вдумчиво, особое внимание уделяя нежным участкам на бёдрах и подмышкам. Так же когда-то обрабатывали его самого. Больно, да, это было безумно больно, но оно того стоило. Скульптура получилась безупречной, творец повторял это не раз и не два. Целых четыре раза. Человек каждый раз испытывает прилив гордости, вспоминая эти слова. Теперь ему поручена важная и тяжёлая работа. Он должен справиться безупречно, неважно, сколько придётся трудиться. Тогда, быть может, его похвалят ещё раз. — Ты должен покориться, — говорит он скульптуре. — Должен понять, что я твой создатель, что ты обязан выполнять любой мой приказ, любую прихоть, и тогда эта ужасная боль прекратится. Всё прекратится, останется лишь удовольствие от хорошо исполненного приказа. Пожалуйста, постарайся понять. Давай ещё раз. Кто ты? — Ли... Ли Сюнь... Не торопиться. Только не торопиться. Патефонная игла ставится на начало пластинки. В любом другом случае он использовал бы обычный CD-диск, но этот материал — особенный, и к нему полагается особенный подход. Нужно сделать всё по высшему разряду. Пластинки — это самое лучшее изобретение человечества, так говорит мастер, а мастер не может быть неправ. Электроды мягко, нежно вводятся в анус пленника. Тот не сопротивляется, повиснув на вздёрнутых цепях неподвижной грудой костей и мяса. Эта неподвижность обманчива — мастер уже успел убедиться, что Ли Сюнь... что будущая скульптура порой движется быстрей атакующей змеи и бывает хитрей лисицы, роющей норы среди холмов. Только ни быстрота, ни хитрость здесь не помогут. Мастер едва заметно морщится. Скульптуру нужно называть скульптурой, у неё нет имени. Точнее, у неё то имя, которым её наречёт творец. Только так. Иначе шедевра не выйдет. Последнее дело — идти на поводу у глупой скульптуры, цепляющейся за глупое, случайное имя, выданное глупыми людишками. В шедеврах ничего не должно быть случайным. — Кто ты? — Ли Сюнь... Не дослушав, мастер нажимает на кнопку. Пленник вопит и корчится. Да, боль должна быть невыносимой, разрывающей изнутри, забирающей душу и разум. Иначе поистине бесконечное человеческое упрямство не преодолеть. В следующий раз будет ещё больнее. Когда пленник теряет сознание, экзекуция приостанавливается, но не прекращается. Удары тока минимальны, но обожжённый анус ощущает и их. Даже беспамятство должно приносить боль. От неё никуда не спрячешься. В вены пленника вводится особый коктейль, разработанный специально для него. Будущая скульптура мычит, приходя в себя, мотает головой, черты лица искажены страданием. Стоит ему сдаться — и пытка тут же прекратится. Но пленник не сдастся. Не сейчас. Ведь он же будущий шедевр. Шедевры так быстро не сдаются. Человек достаёт из кармана чётки, встряхивает их, заставляя крест равномерно раскачиваться перед широко распахнутыми глазами пленника. Крест, музыка и боль — вот то, от чего ломаются самые стойкие. Он сам сломался на девятнадцатый день. Интересно, этот материал окажется хуже или установит рекорд? По этому поводу человек испытывает противоречивые чувства. С одной стороны, ему хочется порадовать творца: ведь тот надеется на новый шедевр. С другой — так приятно оставаться лучшим... Впрочем, подобные мысли следует изгнать из головы раз и навсегда. Будет так, как будет. Творец наверняка знает, но не станет говорить своему творению. Это нормально. Он ведь и сам не станет отчитываться перед пленником. Сколько уже прошло дней? Двенадцать? Хорошо. Прошлые держались не дольше недели. Похоже, материал и впрямь такой, из которого одно удовольствие создавать скульптуры. Пленник ломается ровно на девятнадцатый день, но на три часа раньше, чем когда-то сам мастер. Бессмысленные и бездумные глаза смотрят прямо перед собой. — Кто ты? — в который раз спрашивает его человек. И на этот раз пленник повторяет за ним: — Я? Кто я? Проклятое «Ли Сюнь Жань» осталось в прошлом. Человек знает, как это происходит: собственное имя начинает казаться бессмысленным набором звуков, маленькой грязной точкой на сияющей, раскалённой поверхности боли. Хочется потрясти головой как следует, чтобы точка отдалилась, исчезла, перестала существовать. Вот только сил на это нет. Человек сочувственно и понимающе кивает, проводит ладонью с крестом перед глазами почти готовой скульптуры, помогая стереть прошлое. Помогая творению родиться заново, оглядеться и осознать себя. Настоящего себя, а не то нагромождение чувств и глупых привязанностей, которое существовало ранее. — Ты скульптура. Повтори. — Скульптура... — Хорошо. С каждым днём ты будешь становиться всё лучше и лучше. Просто подчинись мне, и я сделаю из тебя совершенство. Ты станешь совершенством, поверь мне. — Совершенство... — повторяет исхлёстанный, измученный пленник. Электроды на его висках подёргиваются — слишком уж сильно бьётся там жилка. Мастер вновь вкалывает ему в вену слегка изменённое под нынешнее состояние материала лекарство и берётся за электрошокер, старательно скрывая бушующий в груди восторг. Поработать осталось совсем чуть-чуть. Играет музыка. Кричит и выгибается повисшая на цепях скульптура. Совершенство уже совсем близко.