Бойня юных убийц

Я просыпаюсь от звонка папы. Сначала мелодия мне кажется ужасной, режущей уши какофонией, а потом превращается в череду знакомых звуков. Однако довольно громкий рингтон действительно чуть не глушит меня, и я побыстрее тянусь к аппарату, поборов в себе желание кинуть его об стенку и разбить на мелкие кусочки. — Папа! — без привычного приветствия восклицаю я, еле открывая глаза. — Привет, дочка, — мягко говорит он, — мы приедем минут через десять, так что скоро беги встречать. — М-м, хорошо. До встречи. — Давай. Я первая сбрасываю трубку и, отложив телефон, кулаками протираю глаза. Надо поскорее просыпаться, я не готова пропускать ни единой секунды встречи с ними. Приняв сидячее положение, я осматриваюсь. Некоторых из нас нет в комнате. Точно, насколько я помню, сегодня сюда приезжают не только мои родители. Может быть, многие из них познакомятся между собой. Ханна резко влетает к нам, заваливается на свою кровать лицом вниз и негромко мычит. — Боже, — стонет она, — нафиг мне нужна эта показуха. — Что случилось? — спрашивает одна из девушек, с улыбкой присаживаясь на её кровать. Сначала я возмущаюсь этому, ведь мне кажется, что Хейг плачет, но я ошиблась: она кладёт голову набок, её глаза чистые, а щёки вовсе не мокрые. Интересно, как она выдержала? — Дядя притащил с собой мою кузину-у-у. — И как? — Никакой реакции на меня. Обняла сначала, а дальше — ноль внимания. После её ответа я выхожу из комнаты и двигаюсь на выход. Наконец я встречусь с родителями. Как я по ним соскучилась! Но мне страшно представить, что с нами будет после расставания. Безусловно, мама снова будет плакать и не давать папе покоя; я тоже постоянно буду в слезах, вплоть до самой Битвы (на которой, надеюсь, мне не будет хватать времени на эмоции). Я выхожу на улицу. Уже почти стемнело, дождь не идёт, но как много луж! В них отражается свет фонарей, при котором первое, что попадается мне на глаза, — вражеская девушка. Она идёт в мою сторону, оборачивается и машет кому-то. Стоящая у выхода пара взрослых людей делаю то же самое, улыбаясь. Когда она проходит мимо меня, я замечаю след скатившейся слезы на её щеке. Далее вижу всю ту же охрану и несколько семей. Слева от себя замечаю Тэмми, Иму и две супружеские пары, общающиеся между собой. Похоже, эти семьи очень дружны. Я спускаюсь с крыльца и медленно начинаю ходить по кругу, постоянно глядя в сторону входа на территорию пункта и ожидая увидеть машину с колпачком, на котором будет сверкать логотип какой-нибудь фирмы такси. Каждую минуту достаю телефон и проверяю время, ужасно нервничаю. Иногда поглядываю на другие семьи. Вот парень с нашей школы выбегает из здания и бросается в объятия идущего ему навстречу отца, рядом с которым идущая мать вытирает слёзы; справа Шарлотта плачет в грудь матери, а маленькая девочка рядом с грустью смотрит на неё, не отпуская руку матери. И тут я вижу, как ко входу подъезжает машина. Такси. Я получаю смс-ку от папы: «Приехали:)» Моё сердцебиение учащается, ноги подкашиваются, к глазам подступают слёзы. Я с тревогой бросаю телефон в карман куртки и жду. Наконец, они выходят из машины и ступают на территорию пункта, ища меня глазами. Мама, как и обычно, одета в своё чёрное пальто и такого же цвета брюки, волосы подобраны в знакомый мне пучок; папа решил накинуть на себя любимую синюю куртку и мешковатые штаны. Я срываюсь с места и мчусь к ним, не обращая внимания на то, что наступаю на лужи и вызываю брызги. И тут родители меня замечают. Видя, как папа идёт немного позади семенящей мне навстречу мамы, мы обе даём волю слезам. Нас разделяют несколько метров… три… один… меньше… Я бросаюсь в её объятия и крепко прижимаю к себе, уткнувшись носом в рубашку со знакомо пахнущими духами, напоминающими о доме. Сквозь свои частые всхлипы слышу её негромкие рыдания. Очень хочу обнять и отца, но пока не могу оторваться. Наконец, мы отпускаем друг друга. Теперь я могу разглядеть её заплаканное лицо. Она не наносила макияж, тушь не течёт по её щекам: знала, что без слёз никак. — Боже мой, — шепчет она, смахивая слезу со своей щеки. — Мама, — я задыхаюсь, — вы приехали! — Конечно, моё солнышко! Я перевожу взгляд на отца, смотрящего на нас с улыбкой, отрываюсь от мамы и крепко обнимаю его. — Папа! — Новая волна эмоций атакует меня. Я зарываюсь в его куртку, не сдержав перед этим писк, и наслаждаюсь его тёплыми поглаживаниями по моей спине. Сквозь его успокаивающее шипение слышу, как мама высмаркивается и кряхтит. — Я так скучала! — Мы тоже скучали, дочка. Из-за его ласкового тона я плачу сильнее. В который раз думаю, какой я была глупой, когда до отъезда считала, что он мне больше никогда не будет отцом. Я злилась на него, на маму, а они… они понимают меня. Уже так давно исчезла та злость, та уверенность, с которой я тогда прогнала маму из комнаты и за которую она меня тоже простила. Нет, я больше никогда не позволю себе так относиться к ним! Больше ни за что! — Так, — через несколько секунд он отрывается от меня и вытирает слёзы на моих щеках, — а ну-ка, рассказывай: с кем ты подружилась? Я сглатываю и восстанавливаю дыхание. Он отвлекает меня от мыслей о послезавтрашнем событии, и я очень благодарна ему за это. Мама делает несколько шагов в нашу сторону и приобнимает меня за спину. — Я… я подружилась со многими девочками и мальчиками. — Чувствую себя первоклассницей, которая дома рассказывает родителям о первом учебном дне в школе. — И чем вы занимаетесь? — Обычно мы сидим в комнате, а сегодня нам дали первый д-дополнительный инструктаж, — вытираю рукой глаза, пытаясь отогнать новые подступающие слёзы, — нам рассказывали о растениях, животных… — Прямо как на биологии! — улыбается мама. Я вспоминаю шутку Джесси про хирурга, и из моих губ вырывается смешок. — Да, точно! Инструкторы такие хорошие, они — брат и сестра. — Похожи? — спрашивает папа. — Да, очень. Я с самого начала так и подумала! А ещё завтра нам дадут второй инструктаж по оружиям и убежищам. — Внимательно слушай, не отвлекайся. Как там другая школа называется? — «Cruel child». — Папа сразу после моих слов тихо смеётся: — М-да, напридумывают устрашающие названия, а на деле — малыши, которые палку никогда не держали. Мы втроём смеёмся. Моё настроение немного приподнимается: а вдруг он прав? Не могут же абсолютно все дети быть такими садистами. — Вы не думали об этом? — спрашивает отец. В моей голове всплывает шутка Шарлотты про трусливого врага. — Думали, даже шутили. — Ну вот, чувство юмора не пропало. Так, а про друзей расскажешь? — Да, конечно! И я рассказываю им о всех, кого знаю: про моё общение с Алисой, про весёлую Тэмми, строгую Иму, дерзкую Шелли, Эдди… Родители с удовольствием слушают меня, без конца улыбаясь. Когда заходит речь об удобствах в здании, я рассказываю про еду в столовой, про огромные размеры пункта и как заблудилась тем вечером. Не знаю, почему, но я умалчиваю о встрече с вражеским парнем; возможно, не хочу, чтобы они волновались из-за этого или надумали себе лишнего. — А ты общалась с охранником у вашей комнаты? — спрашивает мама. — Ну, он ни с кем не общается. Может подсказать дорогу, объяснить что-то… — У них не входят в обязанности разговоры с ними, — объясняет ей папа, — они же там не для этого. Она понимающе кивает и пожимает плечами: мало ли. — А как ваши дела? — Всё было бы хорошо, солнышко, — отвечает мама с улыбкой, — если бы ты была с нами. Сквозь ком в горле выдавливаю: — Но я же сейчас с вами. — Только сейчас, — её голос дрожит, она тянется за платком. Папа вздыхает и крепко обнимает её, она утыкается носом в его куртку. Краем глаза я замечаю, как мне кто-то машет. А, Тэмми. Она что-то говорит родителям Имы и своим, они разглядывают меня издалека. Мне немного неловко. — Тейлор, мы уверены, что вы обязательно победите, — улыбается мне отец, отпуская её. — Спасибо, папа, — я провожу рукавом куртки по влажным от слёз глазам. — Ты активная девочка, и друзья твои вовсе не слабые. У вас есть все шансы, вот увидите! Мне остаётся только шире улыбнуться. С одной стороны, мне очень приятно чувствовать поддержку моих самых любимых людей, а с другой, эти тёплые слова снова и снова напоминают мне о приближающимся событии, из-за которого я могу быть убита. — Наконец-то! Рядом с нами в объятия какого-то мужчины бросается Тоби. Он проговорил его имя настолько громко, что мои родители обернулись в его сторону. Мама склоняется надо мной и с напряжением шепчет на ухо: — Из вашей школы? — Я киваю. — Очень похож на того мальчика, которого тогда по телевизору показывали! Я готовлюсь к её шоку и ставлю в известность: — Ты только не пугайся, но это и есть он. Она вздёргивает голову и с испугом смотрит на парня, папа приподнимает брови. Тоби обнимается с ним, пожимает ему руки и без конца улыбается, смотрится при этом совсем не таким, каким был при нашей первой встрече. — Я рад, что ты приехал! — Не может быть! — шепчет мать. — Но он… — Мам, всё хорошо. Он не представляет опасности для нас, правда. — Он же… — она запинается и совсем тихо продолжает, — не съест вас? Я с трудом сдерживаю смешок, от которого меня удерживает возможность привлечения внимания Тоби и мужчины, но улыбка появляется. Выражение маминого лица серьёзное, и это ещё больше смешит меня. — Не съест. К тому же, это запрещено правилами. — Повзрослел паренёк, — цедит папа и поворачивается ко мне: — Ладно. О чём ещё поведаешь нам, дочка? Можно было бы рассказать про инцидент в столовой, но не думаю, что в этом есть какая-то необходимость. Я не имею права засорять нашу встречу пересказами вещей, которые меня мало касаются, тем самым тратя драгоценное время. Я открываю рот, но сказать что-то у меня не получается. Всё, что можно, они уже узнали, и эта мысль несколько пугает меня. Поэтому я решаю спросить у них: — Даже не знаю, что ещё вам рассказать. А как дела на работе? Мама усмехается и проводит пальцем по векам: — Хорошо, работаем. — Такие слова обычно я слышала каждый вечер, когда мы втроём собирались на семейном ужине. Воспоминания о жизни до моего преступления, мамины духи, родительские голоса, слёзы, — это все чаще напоминает мне о том, что наше свидание закончится. — Кстати, ты общалась с этим парнем? — папа украдкой указывает на Тоби. — Ну, один раз, — сцена в столовой кажется мне просто смешной, — но это было так… неестественно, что ли. Знаешь, как в фильмах бывает: вальяжно так подходит к новичку, задаёт странные вопросы. Смешно, не так ли? — У-ух, холодок по спине аж пробежал! — мама складывает руки у себя на груди и переступает с ноги на ногу. — Он же не единственный убийца, мам. Я такая же. — На последних словах чувствую себя единым целым с остальными подростками здесь, частичкой этой массы. — Если бы только с ним, то я бы подумал, что тебя тоже тянет на человеческую плоть, — шутит папа. Я начинаю смеяться от души, а он продолжает. — И тогда бы я понял, как много не знаю о тебе. — К счастью, ты общаешься со многими. Я так рада, что ты нашла себе друзей! — со слезами на глазах и улыбкой говорит мама, останавливаясь, а затем вздыхает: — Какая же ты взрослая… Папа обнимает меня: — Но для нас она всегда будет самой любимой маленькой мисс Мур. «Маленькой мисс Мур». Он сказал это так, будто я не совершала страшного преступления. Я на мгновение чувствую себя девочкой лет пяти, и тут же в голове всплывает одно из тёплых воспоминаний из детства.

Flashback

— Будет лучше, если ты посмотришь в зеркало после того, как наденешь платье. Мама убирает в сторону расчёску. Я встаю со стула, не отпуская её руку. Она показывает мне на красивое пышное платье персикового цвета, которое выгладила до того, как сделать мне причёску, и не показывала мне до этого момента. Я счастлива и немного взволнована: мы собираемся ко мне в детский садик, на выпускной. — Ух ты! — не могу оторвать глаз от красивой ткани, переливающейся на свету небольшой лампы. — Нравится? — Не глядя на маму, я знаю, что она улыбается. — Очень! — подбегаю и трогаю его. Оно всё ещё тёплое. — Давай-ка, — она берёт его, встаёт на колени и помогает мне одеться. Мягкая и элегантная ткань приятно щекочет меня, мне удаётся почувствовать её запах. Мама завязывает пояс за мой спиной и говорит мне покружиться. Я выполняю её просьбу, чувствуя себя бабочкой, которая вот-вот оторвётся от пола и начнёт парить. Она подносит руки к лицу и улыбается ещё шире: — Просто принцесса! Иди посмотрись! Я в предвкушении подбегаю к зеркалу, встаю напротив него и ахаю от восхищения. В сочетании с моей причёской это платье кажется ещё красивее. Оно будто сделано для принцессы, и сегодня ею, как сказала мама, буду я. В следующие секунды рассматриваю каждую деталь своего отражения, не в силах сомкнуть губы. Да-а, мама много помучалась и с моей причёской, и, наверное, с выбором этого сказочного наряда. Результат просто прекрасен. После я подбегаю к маме и крепко обнимаю её: — Спасибо тебе, мамочка! — Пожалуйста, моё солнышко! — Та-а-ак! — торжественно произносит папа, выйдя из другой комнаты с фотоаппаратом в руках. — Кто это тут у нас такая красивая? — Я, я! — Сейчас будет «птичка»! Мама встаёт на одно колено и приобнимает меня. Наши лица растягиваются в широких улыбках. Мы замираем, затем нас ослепляет вспышка. — Теперь с па-апой, — протягивает она, меняясь с ним местами. Снова щелчок, снова вспышка. Затем они вместе встают напротив меня и делают ещё несколько снимков, для которых я старательно позирую. — Красавица! — улыбается папа. — Просто маленькая мисс Мур! Я смеюсь, подбегаю и снова обнимаю их.

End of flashback

— И мы тебя очень любим, солнышко, — мама гладит мою руку, а с моих глаз вот-вот начнут стекать новые слёзы. — Я вас тоже очень люблю, — прижимаюсь к ней, опустив голову. Папа украдкой смотрит на свои наручные часы, затем переводит взгляд на маму и поджимает губы. Я замечаю эти жесты и с ужасом осознаю, что счёт нашей встречи пошёл на секунды. Свидание подходит к концу. — Тейлор… — Не уходите! — Меня с головой накрывает странное паническое чувство, я очень крепко обнимаю маму. Ещё немного — и упаду в обморок. — Не оставляйте меня! Она обвивает меня рукой и говорит сквозь слёзы: — Ты справишься, детка. Я уверена, что ты справишься со всем! Ты не будешь одна! Я пытаюсь впитать в себя успокаивающее воздействие этих слов, но ничего не выходит. Я не хочу отпускать их. Больше паники добавляет чей-то плач вдалеке. — Дочь, послушай меня, — властным, даже немного страшным голосом начинает отец. Он поворачивает меня лицом к нему, присаживается на корточки, как перед маленьким ребёнком, и продолжает: — Отвечай на мои вопросы «да» или «нет». Ты умеешь драться? Я провожу кулаком по глазам и, захлёбываясь слезами и мысленно благодаря папу за его сдержанное отношение к ситуации, отвечаю: — Д-да. — У тебя есть друзья? — Да. — Ты сможешь встретиться с ними? — Да. — Ты хочешь выжить? — Он спрашивает это так же тихо, но ему удаётся вложить в этот вопрос столько власти и надежды услышать хороший ответ, что я поддаюсь и отвечаю твёрже: — Да! — И ты выживешь. Поняла меня? — Да! После он встаёт и крепко обнимает меня. Я со всей силой прижимаю своё лицо к его телу, дабы подавить рыдания. Спустя несколько секунд он отрывается и целует меня в лоб, затем мама делает то же самое. Я беру отца за руку и притягиваю к себе. Одной рукой я обнимаю его, второй — её. Возможно, это наши последние совместные объятия. Я зажмуриваю глаза и так сильно прижимаю родителей к себе, что чувствую их сердцебиения. Мой голос немного охрип из-за плача, и потому я очень тихо произношу, но уверена, что они слышат это: — Я люблю вас. Дышу глубже, чтобы до конца прочувствовать эти знакомые духи; сильнее трусь лицом об их одежду, чтобы ощутить эти мягкие, приятные ткани. Не могу отпустить их и простить себе всё плохое, что я когда-то говорила им. Сейчас даже мелкие ссоры и разногласия кажутся мне ужаснейшими поступками, которые я когда-либо совершала. Простите меня. Простите меня за всё. Они отпускают меня, но я их прижимаю к себе ещё несколько секунд, потом тоже отстраняюсь. Всё ещё держу их руки: правой — папину, левой — мамину. Проливаю слёзы, сильно закусив губу. — Ты победишь, мы тебя очень любим — улыбается мама. Я натягиваю улыбку, пелена слёз размывает их силуэты в свете фонарей. — До встречи, солнышко. — До встречи, дочка. Не «прощай», а «до встречи». Тоже не могу им сказать первое. — До встречи, мама, папа. Одновременно наши руки отпускают друг друга. Из моих глаз продолжают течь слёзы, я делаю несколько шагов назад, они тоже. Плач где-то неподалёку возобновляется, но я почти не слышу его. Медленно разворачиваюсь и отхожу на несколько метров, затем останавливаюсь и смотрю им вслед. Родители доходят до всё это время стоявшей на том же месте машины, открывают её двери и машут мне. Я делаю то же самое. Фары включаются. Они кидают на меня последние взгляды, в которых мне даже с такого расстояния видится их любовь, и садятся в салон. Автомобиль трогается с места, разворачивается и скрывается из виду. Вот и всё. На дрожащих ногах я разворачиваюсь к и медленно иду к зданию. Обхватив себя руками, продолжаю тихо проливать слёзы и не поднимать головы. Прохожу мимо Тэмми, Имы и их родителей и слышу, как они плачут, разговаривая на японском. Не обращая внимания на строгие взгляды охранников, которые постоянно напрягают меня, захожу в здание, вытираю о половик свои подошвы и, уверенная в чистоте своей обуви, плетусь в комнату. Всё как в тумане. Шаги работников пункта, их разговоры, какие-то ещё посторонние звуки, — всё приглушённое и будто далёкое от меня. — Кажется, на ужин не все придут, — слышу я от одного из рабочих. — Что?.. — Обрывками слышу следующий слова: — Медпункт… завтра будет больше… Я дохожу до двух дверей и слышу рёв, доносящийся из комнаты парней. Тот же охранник касается ручки и открывает дверь для меня. Я бы сказала ему спасибо, но не могу. Когда вхожу в комнату, она закрывается. Некоторые столпились вокруг кровати, на которой сидящая Шарлотта рыдает в футболку одной из девушек, вцепившись пальцами в её спину: — Нэнси… без старшей сестры!.. когда меня грохнут?! — Всё будет хорошо, — девушка старается говорить громче неё, — ты вернёшься. — О Эви… ты выдерживаешь!.. Такое простое имя, но я постоянно его забываю. Эви, Эви, Эви. В голове всё плывёт. — Тш-ш-ш… всё будет хорошо, — повторяет она. Я ложусь на кровать лицом вниз, поджимаю ноги к груди и продолжаю рыдать, кусая ткань тёплого пледа. Больно, тяжело. Кажется, я тоже не смогу прийти на ужин. Чьи-то руки касаются моей спины справа, приподнимают меня и прижимают к кому-то. Алиса. Дверь с грохотом распахивается, я слышу возмущение охранника. На пол напротив моей кровати грохаются обнимающие друг друга и рыдающие японки. Не успевает дверь закрыться, как к нам заходят шокированные медсёстры, держащие аптечки, и близнецы Аттвуд в сопровождении обалдевшей Нетти. Работницы в белых халатах присаживаются рядом с Тэмми и Имой, начинают им что-то говорить и рыться в лекарствах, быстро переговариваясь между собой после окончания монологов. Это не комната для девушек; это палата дурдома. К нам с Алисой подходит брат Аттвуд. Он отнимает меня от одноклассницы и прижимает к себе, шепчет на ухо успокаивающие слова. Я вижу, как его сестра подходит к кровати с рыдающей Шарлоттой и делает то же самое. Наши с союзницей взгляды на мгновение встречаются. — Всё, всё, не плачь. — Его руки настолько сильные, что я чувствую себя в полной безопасности и защите от всего. Он начинает поглаживать меня по спине, и моё сознание тут же воспринимает его как опытного человека, знающего толк в успокоениях. Одна из медсестёр вручает мистеру Аттвуд стакан с водой и таблетку, он отдаёт это мне и просит выпить. Борясь с дрожью в руках, я проглатываю лекарство и запиваю водой, с трудом отблагодарив. Удивительно то, насколько заботлив сейчас этот воинственный мужчина. — Вы победите, — шепчет он, — всё будет хорошо. Я усердно киваю в ответ, не разъединяя наши объятия. Спустя пару минут я успокаиваюсь, и он с Алисой аккуратно укладывают меня на кровать, накрывая пледом. Резкая слабость овладевает мной, я чувствую, что усну, если продолжу так лежать. Даже рыдания других девушек теперь почти не привлекают моего внимания. Успокоительное начинает действовать. Мистер Аттвуд что-то шепчет Алисе, она тихо спрашивает меня: — Ты пойдёшь на ужин? — Я отрицательно мотаю головой и закрываю глаза. — Хорошо. Подруга с инструктором гладят меня по плечу. Рыдания девушек утихают, я не хочу думать о том, что завтра их будет больше. Слёзы на моих щеках ещё не высохли, но, несмотря на эту влагу, тело расслабляется. Я погружаюсь в сон.

***

Просыпаюсь от скрипов кроватей и вздохов. С трудом открываю глаза и вижу, как Алиса потягивается, не вставая, и как некоторые девушки с явным недосыпом начинают застилать постели. Когда я снимаю с себя плед, чувствую странное ощущение на коже по всему телу и смотрю на себя. Это всё одежда, в которой я вчера заснула. Я так много поспала… — Который час? — тянет Шелли, не открывая глаз. — Без пятнадцати девять, — безэмоционально отвечает Эви. Мы с Алисой молча киваем друг другу, и я начинаю заправлять постель. Какое-то странное ощущение, будто меня избили и выжали все соки, чувствую себя дохлой. Не хочется говорить, но помимо этого я будто могу контролировать свой разум, не разрешая ненужным мыслям проникать в мою голову. Изучая это ощущение, меняю футболку и подбираю волосы в невысокий хвост, позволяя нескольким прядям находиться у моих щёк, при не гляжу в зеркало у двери. Поддавшись любопытству, смотрю на двух японок. Има сохраняет всё то же строгое выражение, тем самым не вызывая изменений в своём внешнем виде, а вот Тэмми не улыбается, что выглядит немного непривычно, хотя в такой ситуации это вполне нормально. Мы выходим на завтрак, и одновременно с нами из своей комнаты вываливаются парни, некоторые из них хохочут над чем-то. Я раздражаюсь на них за громкое поведение. — Девочки, доброе утро! — кто-то из них звонко здоровается с нами. — Доброе, — отвечают лишь несколько девушек. Я бы могла просто пошевелить губами, но у меня напрочь отсутствует желание открывать рот без надобности. Несмотря на то что я пропустила вчерашний ужин, не чувствую себя голодной. В составе тридцати человек бредём в столовую. Когда заходим в неё, я сразу поднимаю глаза на столики учащихся вражеской школы, но никто из них ещё не пришёл. Сегодня мы все вместе первые. После того как мы расселись, я медленно открываю рот и отправляю в него первый кусок яичницы. Нет, всё-таки произошёл самообман: я очень голодная. За пару минут я съедаю всё до единой крошки, не обратив внимания на присоединившихся к нам остальных тридцати таких же тихих подростков, и после с удовольствием принимаюсь за кофе. Горячая жидкость обжигает, взбадривает. Ощущения не самые приятные, но мне это нравится. Пусть кофе разбудит меня и придаст сил.

***

— Доброе утро. Воинственные и заботливые Аттвуды присаживаются напротив нас, и мы садимся. Я рада, что сейчас буду слышать их и мне не нужно будет ничего говорить. За сегодняшнее утро я вообще ничего не произнесла, ни единого слова. Никто ничего не спрашивал и не заговаривал со мной, но я сомневаюсь, что кто-то воспринял это за объявление бойкота, ибо не только у меня такое состояние. Я наслаждаюсь собственным молчанием. — Сегодня, — говорит сестра, — речь пойдёт об убежищах, оружиях и обо всём, что мы не рассказали вам вчера. Начнём с укрытий. — Она разворачивает листы бумаги у себя на коленях и откашливается. Я готова слушать. — Итак. Как вы уже знаете, вы имеете полное право сами создавать себе укрытия, которые включают в себя шалаши, окопы и так далее. Но на вашей территории имеются также несколько пещер, для обнаружения которых вам придётся постараться, и пять специальных сооружений, представляющих из себя дома разных размеров. Не сложно догадаться, что в них нет никаких печей, диванов и прочих удобств; если вам понадобится место для сна, вы должны сделать его сáми! Я сомневаюсь в том, что это возможно. Сейчас дожди идут чаще, а листья, которые можно использовать в качестве ложи, скорее всего, будут мокрые, так что велика вероятность подхватить простуду. Надо потом поинтересоваться, будут ли в аптечках лекарства от жара и кашля. — Если вам попался деревянный дом, то разводить костёр внутри него не рекомендуется. Сами знаете, почему, да? — Некоторые кивают. — Если повезёт, сможете найти большие спички и развести костёр с их помощью. Теперь перейдём к оружиям. В стартовых наборах у вас, кроме еды и вашей одежды, не будет какого-нибудь ножа или другого подобного орудия, но вы можете его найти или отбить у противника. Помните, что вы должны проявить ловкость, силу и даже интуицию, чтобы победить нападающего, забрать все его припасы и вооружения. В число оружий также входят спрятанные арбалеты со стрелами, топоры, лопаты, косы, взрывчатки и огнестрельные оружия CZ-75 и АК-47, нахождение которых будет для вас огромным преимуществом. Патроны придётся находить самостоятельно. — Она откладывает бумагу на колени и складывает руки на груди. — Инструктаж небольшой, но новое вы узнали. Вопросы? — Черноволосый парень поднимает руку. — Слушаю. — Где будут спрятаны патроны и прочие оружия? — Везде. Даже под водой. Парень поднимает брови, а сидящий рядом с ним возмущается: — А если заболеешь? Мисс Аттвуд усмехается, переглядывается с братом и задаёт встречный вопрос: — Как тебя зовут? Парень мнётся и отвечает: — Ник. — Знакомые имена, сколько вас ещё будет? — Ответь мне, Ник, что лучше: выжить простуженным или погибнуть здоровым? — Но он не отвечает, а лишь опускает глаза. Мисс Аттвуд прерывает неловкое молчание, заглянув в бумаги: — То-то. Так, и ещё кое-что. Как вы знаете, повреждать ограждение или использовать его в любы́х целях запрещено, также не рекомендуется находиться близко к нему. Учтите, что вас выдаст ваше местоположение, а в случае обсуждения «гениального» плана, придуманного вами в его отношении, — встроенная в «жучок» подслушка. Несомненно, даже из-за напрасных подозрений лишний раз получить разряд тока никому не захочется. Я переглядываюсь с Алисой, остальные переговариваются между собой, делятся возмущениями. — Подслушка? — глухо переспрашивает она. — Почему нам раньше об этом не рассказали? Раздаётся громкий приказ мисс Аттвуд, которые заглушает мои раздумья и прерывает ропот: — Тихо! Слушать внимательно. Последнее: на ограждении в определённое время включается электрический ток. Это одна из причин, почему вам не стоит близко подходить к нему. Это всё. Ещё вопросы есть? — Молчание. — Замечательно. А сейчас потренируйтесь, только осторожно! Они уходят и приносят целый арсенал оружий, за исключением огнестрельных и арбалетов. В следующий час мы учимся некоторым приёмам с ними. За это время Ребекка умудряется лезвием оставить несколько порезов у себя на пальцах, Джесси чуть не задевает топором какого-то парня, а Ник и Шелли едва не сносят ножами голову мистеру Аттвуду, за что получают угрозу: «Ещё одна подобная неосторожность — мы с вами поменяемся местами». Тренируясь на ножах в паре с Алисой, я продолжаю молчать. Она тоже не заговаривает со мной, но вряд ли думает, что злюсь на неё. Она хороший человек и понимает, что после вчерашнего моего состояния мне не хочется разговаривать. — Так, — мистер Аттвуд подходит ко мне и плавно забирает нож, — вы обе. Если вы продолжите вот так держать их, то отрубите себе половину пальцев. — Он демонстративно показывает нам своё положение и перекладывает оружие в руку другим способом. — Подушечка указательного должна лежать не под лезвием, а вот зд… Бум. Я резко оборачиваюсь на громкий звук от падения металла. Милли лежит на полу, рядом с ней — орудие, с которым она тренировалась. Все прекращают делать боевые движения и смотрят на девушку, кто-то охает, Джесси зажимает рот рукой и вместе с кем-то негромко произносит её имя. Я быстро принимаю нож от мистера Аттвуда, и он вместе с сестрой одновременно подбегает к ней. Женщина хлопает её по щекам, он же слегка трясёт её за плечи. Затем они вместе поднимают её и взваливают на плечи. — Положить всё в угол и разойтись по комнатам, — слышится приказ сестры, — занятие окончено. Под громкие обсуждения случившегося мы складываем всё в уголок и расходимся по комнатам. Мне ничего не хочется делать, только лежать и смотреть в пустоту. Я плюхаюсь на кровать, переворачиваюсь на бок и смотрю в сторону кровати Алисы. Сначала внимательно изучаю выглядывающую ткань простыни, додумывая линии и узоры, потом переключаюсь на одноклассницу, печатающую что-то на телефоне. Она замечает мой пристальный взгляд и делает вопросительный кивок: что такое? Я в ответ мотаю головой, прикрыв глаза: ничего. За пятнадцать минут до обеда в комнату возвращается Милли. Первой её встречает Джесси. Она вскакивает с кровати и подбегает к ней: — Милли! Как ты? — Получше, спасибо, — бормочет она в ответ, крадясь к кровати, — это всё волнение. — Пойдёшь на обед? — Да, конечно. У нас всех дикое волнение, но почему только Милли падает в обморок? Оставив этот вопрос без ответа, вместе с остальными через десять минут пустых разговоров выхожу на обед.

***

Ужин протекает так же, как и предыдущие приёмы пищи: мы являемся в столовую первыми, я по-прежнему не разговариваю и с огромным аппетитом съедаю всё до последней крошки. Завтра, скорее всего, буду удивляться своему долгому молчанию и думать, как это я не сошла с ума, но сегодня мне это кажется нормальным. Вот только мне становится интересно, сколько человек не пришло из-за прощания с родителями, так что я пересчитываю всех и ужасаюсь: отсутствуют двадцать три человека. Потому у меня такая реакция, что я оставшийся час до ужина провела, разгуливая туда-сюда по зданию, при этом стараясь не заблудиться: мне не хотелось слышать рыдания подростков; я боялась, что расплачусь сама. Не заходя в комнату, без пяти семь я самостоятельно отправилась в столовую, по пути встретившись с Шелли, которая до этого попрощалась со своей большой семьёй. Выглядела она так же бодро и стойко, но ещё не просохшие на щеках слёзы выдали её. Она шла вместе со мной, улыбалась и даже шутила. Позитивный ты человек, Шелли. После ужина я покидаю столовую одной из первых и направляюсь в отсек с душевыми. Прохожу мимо наших комнат и, как только двери, ведущие в них, исчезают из моего поля зрения, слышу, как одна из них открывается и захлопывается. — Тейлор! Я оборачиваюсь. Эдди. — Ха, какая встреча! Привет, — улыбается он. Да, мы с ним сегодня виделись, но не здоровались. Время моего молчания заканчивается, ибо понимаю, что заговорю с ним в любом случае. Меня напрягает то, что каждый раз, когда вижу его, невольно вспоминаю Люси и её признание, которое она так и не сказала. — Привет, — мой голос тише обычного. — Справить нужду? — Киваю. — Ха, я тоже. Молча проходим несколько метров. — Все такие молчаливые. — Как это ни странно, да. Ты же понимаешь, почему? — Да. Но я не такой. Вопросительно смотрю на него, бросая взгляды вперёд. Он молчит несколько секунд, потом прерывает эту начинающую бесить паузу: — Как я и предполагал, родители не приехали ко мне. — Почему? — ругаю себя за этот вопрос, ответ на который должен оставить печальные ощущения, но поздно. — После моего преступления они прямым текстом сказали мне, что я им больше не сын. — Мы подходим к дверям. — Подождёшь? Я киваю, и мы расходимся. Мне не хочется признавать, что он плохой парень, но если на убийство одноклассников у него не было причин, то это его вина. Помню, как он сказал, что ему было просто скучно. А если он скрыл или скрывает что-то, потому что не хочет об этом говорить? В любом случае допытываться до него мне не особо хочется. Закончив, я выхожу в коридор, парень ещё не вышел. Как-то он спокойно сказал про ужасные слова родителей, я ощущаю невольную жалость к нему. Тут он выходит и дальше благодарит меня за то, что подождала его. Мы направляемся обратно к комнатам. — А твои вчера приезжали? Я пытаюсь выбросить из головы вчерашнюю душераздирающую встречу, но отвечаю: — Да. — А вы?.. — Пожалуйста, — громче перебиваю его, страшась подробно вспоминать встречу и при этом чувствуя себя жёстче, — Эдди, перестань. Я не хочу об этом говорить. — Ладно, — виновато произносит он, — извини. Не замечаю, как говорю: — Ничего страшного. — И тут же жалею об этом. Остаётся надеяться на то, что он больше не поднимет эту тему. Мы шагаем по знакомому коридору. Сегодня я запомнила путь до комнаты, и помнить его мне потребуется ещё совсем немного. Волнение щекочет меня изнутри, я изо всех сил не обращаю на него внимания и делаю вид, будто это обычное дело. В молчании доходим до дверей, прощаемся друг с другом и расстаёмся. Открываю дверь в девичью и захожу, ожидая увидеть рыдания девушек. Испугавшись, хочу сразу же выйти, но, к моему удивлению, всё по-другому. Те же медсёстры дают уже тихим девушкам успокоительные, накрывают их пледами. Спустя полчаса, как раз после водной процедуры, возвращаюсь в комнату. Работницы медпункта уже ушли, но свет горит, стоит тишина. Некоторые уже заснули, и я тоже решаю пораньше погрузиться в сон и набраться сил. Я готовлю кровать ко сну и после укладываюсь, накрыв себя помимо одеяла пледом. Алиса лежит спиной ко мне и, как немногие, негромко похрапывает. Я закрываю глаза, но заснуть мне не дают размышления о самой себе. Все эти дни, начиная с моего приезда в «Young criminal», изменили меня. Не могу сказать, как, но ощущаю себя немного другим человеком. Я успела обзавестись друзьями, дружба с которыми сделала меня счастливее; встретиться с родителями (всё-таки вспомнила их, но не позволю слезам снова увлажнить моё лицо) и ещё раз понять, насколько они мне дороги. И родители, и друзья превратили моё отчаянное желание остаться живой в огромную жажду счастливой жизни. Даже те, кто остались в школе, — Кристина, Руди, Данна, остальные, — оставили частичку себя в моём сердце. Пусть нас объединяют только преступления и желание жить, но я наконец почувствовала себя в своей тарелке. Почему-то сейчас, лёжа на этой кровати и стараясь заснуть, я уверена в нашей силе, которой завтра мы будем полны.

***

Описывать то, как проходят последние часы нашего пребывания здесь, немного бессмысленно, я считаю: завтрак, обед, отлёживание в комнате — всё, как в последние дни, не считая отсутствия инструктажей с Аттвудами. Как я и предполагала, сегодня те, которые вчера виделись с родителями, более молчаливы. За окном солнечно, но начинает темнеть. Вот обязательно погоде надо было всё устроить так, чтобы в дни до этого были только тучи и ливни. Сейчас в составе тридцати человек стоим у медкабинета и ждём, когда туда запустят первого. Все учащиеся «Cruel child» сейчас уже стоят на улице и ждут, пока приедут машины. Они отвезут нас в специальный корпус, оттуда мы попадём на территорию Битвы. Нам сказали, что перед посадкой на машины нам выдадут стартовые наборы еды и всю нашу дополнительную одежду. Для того чтобы нам правильно выдали вещи, мы разбились на группы от А до F, и инструкторы записали наши имена, входящие в них. Что касается моего состояния, то я по-прежнему уверена в том, что мы справимся, но всё же волнение мне до конца прогнать никак не удаётся. Я разговаривала почти со всеми девушками, которых знаю, мы делились страхом, и мне после этого стало не намного, но легче. Наконец, запускают первого парня. Он выходит меньше чем через минуту, приложив к плечу кусочек ваты и смеясь. — Больно? — с таким же смехом спрашивает его Грег, болтая с друзьями. — Неприятно, знаешь ли. После нескольких человек настаёт моя очередь. На предательски подкашивающихся ногах захожу в кабинет и сажусь на кушетку, ожидая, пока одна из знакомых медсестёр закончит возиться со специальным шприцем. Здесь так приятно пахнет лекарствами, что мной охватывает желание подольше побыть здесь. Наконец, работница просит меня подготовить плечо. Небольшому всплеску адреналина не удаётся отвлечь меня, так что я закатываю футболку и потираю место, куда мне введут «жучок». Медсестра подходит ко мне и приставляет шприц к моей коже. Я закрываю глаза и после щелчка и странного ощущения, будто меня укусили, открываю их и осматриваю плечо. Та же работница приставляет ватку и говорит мне держать её пару минут. Вторая тем временем смотрит на специальное устройство в руке. Оно издаёт писк. — Есть. Можешь идти. Я выхожу и улыбаюсь. Несколько подростков спрашивают меня, больно ли. — Почти нет. Как укус. Когда последняя девушка выходит из кабинета, мы возвращаемся в комнаты, собираем вещи и телефоны в рюкзаки и оставляем их на входе, при этом на кроватях остаётся лежать наша одежда, которая нам пригодится. Мы выходим, и туда проникают несколько мужчин с рюкзаками и выведенными именами на них. Затем инструкторы и мисс Роудс выводят нас из здания. Солнце почти зашло, но небо всё ещё имеет фиолетовые оттенки. Ни единой тучи, лишь перистые облака. Аттвуды собирают нас в кружок подальше от вражеских учеников. Вскоре из здания выходят те мужчины с рюкзаками. — Слушайте внимательно, — говорит мистер Аттвуд, — вы — дети умные, справитесь со всем. Не бойтесь и боритесь до конца. Большинство из них такие же неопытные и могут просто сбежать при встрече с вами. Будьте тихими и незаметными, пока не встретите хотя бы одного своего союзника. — Делайте всё, чтобы выжить, — добавляет его сестра, — у вас всё получится, вы очень способные. Слышится рёв моторов. Машины приехали за нами, и сейчас они нас отвезут в корпус. Страшно думать о том, что туда прилетят вертолёты, которые отправят нас на смерть. — Дети мои, — мисс Роудс переключает наше внимание на себя, — помните о том, что у вас есть все шансы на победу. Школа верит в вас, мы все мысленно с вами. Боритесь за своё право жить на этой земле, идите вперёд к победе и не бойтесь. Нет, я не буду плакать. Потом или никогда, но не сейчас. Мы, чувствуя всё удобство момента, все вместе обнимаем её. Я одна из тех, кому удаётся коснуться её: моя ладонь лежит на её крепком плече. Эта женщина кажется мне настолько… великой и даже мудрой, как бы это странно ни звучало. Несколько рук союзников также обнимают меня за спину, шею, плечи, пояс, и я вновь ощущаю себя единой с этими людьми. Тем временем машины останавливаются у входа. — Школа «Young criminal», по машинам! На глазах Грейс появляются слёзы: — Удачи вам, дети. Мы идём ко входу, у которых стоят мужчины с нашими вещами. Мы называем им свои имена, и они выдают нам соответствующие рюкзаки. Кинув последний взгляд на мисс Роудс, загружаюсь в машину вместе с четырьмя союзниками. Мотор заводится, и мы отдаляемся от здания. Следующие полчаса едем по дороге, проложенной через лес. Вместе со мной едут Алиса, Кай, Ник и ещё какой-то парень. Я не смотрю на деревья с жёлтой и красной листвой, проносящиеся за окном; просто тихо сижу, как другие. Где-то через полчаса нас высаживают из автомобиля. Мы выходим и видим одноэтажное здание с большими электронными часами, которые показывают почти без двадцати шесть. За нами останавливаются остальные одиннадцать автомобилей, из них начинают выходить дети. Водитель нашей машины отводит нас ко входу в корпус и говорит одному из военных: — Сколько осталось? — Семь минут. Пусть дети готовятся. В животе что-то подскакивает, я уже не так уверенно себя чувствую. Мы стоим у стены и ждём, когда прилетят вертолёты. На этом большом дворе расположились остальные участники. Все общаются между собой, советуются, и я вдруг вспоминаю, что мы с девушками так и не обсудили нашу возможную стратегию. — Как же мне страшно, — произносит Алиса. — Так, девчонки, перестаньте, — ухмыляется подошедшая к нам Шелли, — сейчас будет темно, так что никто не сможет найти что-то, чем можно было бы убить. Слышится громкий приказ: — Разбивайтесь на группы! — Кажись, я с вами! — радуется она. — Ты такая позитивная, — выдаю я, не сдержавшись. Она издаёт смешок: — Брось, Тейлор. Нужно просто верить в победу. Мы обязательно встретимся и убьём всех, кого нужно. Потом, — она вытягивает руки вверх и издаёт тихий стон, — вернёмся обратно в школу, будем хуи пинать, пока другие займутся подготовкой к экзаменам. Согласитесь, здорово же будет. Кай Диккенс и ещё один незнакомый парень подходят к нам. — Та-ак, группа С. Раз, два, — первый нас пересчитывает и потом говорит: — С нами кто-то ещё. Тоби, кажется. — Я уже тут. Дарси подходит к нам. Вот и наша группа. Мы вместе сядем в один вертолёт. — Блин, ссыкотно-то как! — ёжится незнакомец, переступая с ноги на ногу. Оставшиеся минуты Шелли и тот парень обсуждают, как будут жить, когда вернутся в школу с победой. Меня это немного воодушевляет. Вдруг в небе слышится непонятный звук, и потом я замечаю десять огоньков. Вертолёты прибыли. — Всем подготовиться! — раздаётся тот же голос. Эх, мисс Роудс бы сюда. Или Аттвудов хотя бы. Мне хочется ещё раз услышать их слова поддержки. Вертолёты приземляются довольно быстро, и снова слышится приказ: — Школа «Young criminal», группа А! На посадку! Первые шесть человек нашей школы подбегают к тому мужчине и исчезают на борту. Летательный аппарат взлетает. Затем следует тот же приказ вражеской школе. Так четыре вертолёта улетают куда-то. Вызывают группу С. Кинув последний взгляд на и всех подростков, бегу вместе с пятью союзниками к вертолёту. Далее по очереди запрыгиваем на борт и садимся на специальные скамьи напротив друг друга. Я оказываюсь между Тоби и Алисой. Помимо пилота здесь находятся ещё два человека, которые начинают завязывать глаза незнакомому парню и Шелли тёмными повязками. Моё колено начинает подпрыгивать. — Да не бойтесь, — улыбается мне рядом сидящий, поправляя свои каштановые волосы, — я вас не скушаю. — Очень мило, — смеётся Кай. Бросаю последний взгляд на Алису, и мне завязывают глаза. Следующее, что я буду видеть, — деревья и тёмное небо. Сжимаю кулаки и делаю глубокий выдох. Я готова.