***
— Ты!.. Жалкий мальчишка! — визг долговязой, не очень симпатичной светловолосой девочки слышно, наверное, во всех уголках маленького леса. Рядом с ней, вцепившись в ее руку чуть выше локтя, девочка помладше: хорошенькая, как куколка, с растрепанной копной темно-рыжих волос. Смущенный Северус — всклокоченный, в грязной блузке с рюшами, — смотрит на девочек одновременно с вызовом и испугом. — Лили, это все он, он меня ударил! Он нарочно! — продолжала визжать светловолосая, обвиняющие тыкая Северуса в грудь пальцем. — Нет, Лили! — мальчик делает неловкий шаг назад, умоляюще глядя на Лили. Он видит, что та, растеряв всякий боевой пыл, выглядит донельзя сбитой с толку, и только и делает, что переводит взгляд с сестры на друга. — Северус, пожалуйста, — почти шепчет Лили, делая неловкий жест, будто собиралась подойти ближе, но передумала. — Скажи, что это не ты… Мальчик отступает еще на шаг назад. Ложь, готовая уже сорваться с его губ, так и не озвучивается, повисая между ними горечью вины. Северус разворачивается и бежит, спотыкаясь о корни вековых деревьев. Он слышит, как вслед ему кричит Лили, но не желает ее услышать.***
— Оставьте его в покое! Пронзительный женский крик огласил, наверное, все окрестности замка. Северус смотрит на нее, и чувствует, как в груди горячим потоком разливается смесь ярости, стыда и горечи. Чего он стоит, если не может защитить себя без вмешательства женщины? Он видит, как его злейший враг кривит губы, смотрит на Лили сальным взглядом, взмахивает волшебной палочкой, и вот уже он — Северус — на земле. Плечо пронзает резкая боль и на мгновение он теряет связь с реальностью. Ровно до того момента, пока Поттер не открывает рот. — Ну вот, — слышит Северус едкий голос, с трудом поднимаясь на ноги, — тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус… — Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок! Слова сорвались с губ сами собой; они смешались с приторно-горькой кровью во рту и вырвались на свободу. Северус видит, как Лили прищурилась, делая маленький шажок назад, — такой крохотный, что никто, кроме него, не замечает этого жеста. Чего он стоит, если не может защитить себя, не оскорбляя единственно-близких людей? — Пожалуйста, Северус, — спокойно говорит она. — В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники. И она ушла. Уже тогда он, ощущая такое знакомое, жгучее чувство вины напополам со злостью, знает, что навсегда.***
— Ну, так что? Мне говорить Повелителю, что ты желал бы стать одним из нас? Он смотрит на Лили, прислонившись лбом к стеклу. Она танцует на поляне перед замком. Она так красива в бледно-голубом платье; ее длинные волосы, — он помнит, наощупь они как шелк, — взлетают в воздух всякий раз, когда она поворачивается в очередном шутливом па. Северус не слышит, но видит, как заливисто она смеется, и у него в ушах эхом отражается этот беззвучный смех. Мальсибер рядом нетерпеливо постукивает кривыми пальцами по подоконнику. — Говори, — отрывисто кивает Северус, отворачиваясь от окна и презрительно кривя губы. Пальцы правой руки сомкнулись вокруг предплечья левой, будто на ней уже была темная метка. Ему даже кажется, что руку жжет, что под кожей разливается темная магия. — Говори, Мальсибер. — Только, пожалуйста, Снейп, не делай глупостей, — парень кивает на танцующую Лили за окном, и Северус с усмешкой смотрит прямо в лицо своего товарища, с которым совсем скоро их будет связывать общее дело под сенью величия Темного Лорда.***
— НЕТ! Нет, пожалуйста, Лили!.. — он даже не слышит своего голоса, сорвавшегося от крика. Плевать, плевать, если его тут увидят, ему все равно, лишь бы быть поближе к ней. Он бежит по лестнице разрушенного дома, туда, наверх; он слышит плач младенца, и в груди слабая надежда: может быть, Лили справилась, может быть, она жива. Но нет. Он как во сне смотрит на ее распростертое тело, такое беззащитное, и как будто истерзанное, хотя оно никем не тронуто. Он видит, что на ее лице застыло горькое отчаянье, и падает перед ней на колени, утыкаясь лбом в ее живот, обнимая так крепко, что, наверное, ломает ей кости. Ей все равно. Вопль отчаяния в пустоту, — она все, что у него когда-либо было, она его вина, горькая полынная отрава; он хотел бы, до смерти хотел бы извиниться перед ней. Никогда и никого не любил он так, как своего нежного друга; он любил ее просто потому, что не любить не мог, потому что если бы не любил, то канул бы во тьму намного раньше. И только он виноват в том, что она умерла. Он и этот мальчишка, заходящийся рыданиями в своей колыбельке: его защищала Лили, его закрыла своей грудью. Он уже ненавидит этого маленького мальчика, потому что он поглотил ее всю, без остатка; даже в смерти она осталась со своим сыном, а не с ним, Северусом. Отныне с ним только вина, и ничего более, — черная, разрывающая душу вина, горечью осевшая в сердце еще десять лет назад, в тот миг, когда он сделал свой моральный выбор и не открыл дверь собственной матери.