Если бы сегодня не был тот самый день, когда мы с друзьями шли в бар, то я бы не позволила себе обыскивать маминых вещей, пытаясь найти поддельный паспорт. Сторибрук останется позади, а Бостон встретит неумолимым движением, выпивкой и сексом. Предвкушаю. Мы совершали такую, как думали родители, «вылазку в музеи, на три дня», каждый месяц. Потому что тут, в нашем маленьком городе, мы не могли быть незамеченными.
Я открыла ещё одну полку в большом комоде, приподнимая её дно, абсолютно зная, что там хранится то, что мне видеть не стоит… Да! Бинго! Хватаю паспорт и уже собираюсь опустить крышку и скрыть улики, когда мне в глаза бросается моё имя в каких-то документах. Любопытство побеждает страх быть пойманной, и я снова откидываю крышку, засовывая паспорт в задний карман джинс. Осторожно беру в руки файл с бумагами и внимательно вчитываюсь в название, резко втягиваю воздух, через темноту в глазах читаю дальше. Нахожу в документах своё имя и убеждаюсь. Складываю их на прежнее место, стараясь не думать о том, что узнала сейчас. Опуская дно, я вытягиваю из-под стопки трусов отца — не биологического — пачку презервотивов и тоже засовываю ее в карман. Раскладываю бельё так, как оно лежало до того, как я начала искать и нашла — лишнее нашла. Я чувствую, как слёзы застилают мне глаза, и стараюсь дышать глубже, пытаясь не разбудить родителей. Черт, как же так вышло. Они лгали мне всё это время, рассказывая настоящую ложь о том, как я появилась на свет. Бросив на них гневный взгляд, я ушла из комнаты. Одета я была с самого утра: колготки в сетку, а поверх голубые рваные джинсы и, вытащив до этого из шкафа отца его рубашку, завязала её чуть выше пупка, обнажая пояс колготок. Мама и отец убили бы меня, хоть это и не выглядит пошло. Вот только сегодня другой день, я должна найти своих биологических родителей и сказать им, что я самый счастливый ребёнок, что я. Хотя, что я?
Пьющая девчонка, раздвигающая ноги в прихожей, а для родитей, которые оказались неродными, послушная девочка.
Я чувствовала всепоглащающий гнев. Что если Злая Королева отняла меня силой у моих биологических родителей? Что если она их убила, а надо мной сжалилась и вырастила. Скольких людей она убила? Скольких сделала несчастными? Что если люди, родившие меня, также несчастны, также находятся в поиске, ищут свою дочь? Что если со мной произошло то же, что случилось с Эммой и Прекрасными? Почему я?
Перед глазами появился образ матери, когда она разочарована. В груди колыхнулось что-то тёплое, но тут же было задавлено обидой за то, что они врали мне.
Как же мог отец позволить себе это?! Честный, благородный и добрый! Или тогда тоже был другой день?
Схватив ключи от машины отца, я надела свои туфли. Пора было узнать правду о том, кто я. Каблуки застучали по асфальту, солнце заслепило глаза, пришлось спустить большие тёмные круглые очки на глаза. Сев за руль и сжав его до белых костяшек, я яростно завела двигатель. Глянув на себя в зеркало, я снова почему-то заметила сходство с родителями. Подумать только, это чудо?
Меня ничего бы не остановило, перегороди мне дорогу хоть сама Голубая фея. Я должна доехать до дома малютки, должна узнать правду.
Дом на отшибе города выглядел хорошо. Дети, бегающие по территории, ограждённой забором, чуть хуже. На мгновение я заколебалась: а стоит ли это того, стоит ли правда обиды и гнева, я же никогда не была несчастна. Но мне хотелось взглянуть в глаза женщине, что родила меня, услышать почему я не росла с ней и кто в этом виноват, а потом напиться и забыться.
— Здравствуйте, я бы хотела узнать о том, кто мои биологические родители, — я сидела на стуле напротив директора детского дома, и она внимательно изучала меня. Весь её вид выражал нежелание говорить со мной, ну что ж, придётся подражать Королеве. Я сощурила глаза и скривила губы в усмешке. — Возможно, меня и родила другая женщина, вот только выростила Королева, и если сейчас вы не скажете мне, где я могу найти свою биологическую мать, я не оставлю даже пепла от того, что вам дорого.
— Что ж, Анна, раз вы так настаиваете… — взяв листочек и пролистав огромную книгу где-то до середины, она выписала оттуда адрес и протянула мне, улыбнувшись и кивнув, я взяла листочек и поспешила уйти.
Мирабелль Стоун, какое странное имя. Портовый квартал, это не далеко, поехали.
Я остановилась у самой двери ветхого домика. Она была приоткрыта, и это прказалось мне непредусмотрительным. Я никогда бы не позволила себе такого. Легко толкнув её носом туфли и поборов страх, я шагнула вглубь узкого коридора. Мой взгляд цеплялся за грязные, отклеившиеся в некоторых местах обои, за непонятные лужи и пятна на полу, за бутылки. Они были буквально везде. Стоял страшный запах перегара и курева, я знала эту вонь. Дойдя до гостинной, я увидела её — в том, что это она не было сомнений. Она лежала на полу, возле дивана, то ли не дойдя до него, то ли упав. Серый цвет лица и ужасный запах. Я испугалась. Не может быть, чтобы она пила, чтобы…
Я не зочу знать этого, надо бежать отсюда. Надо бежать. Телефон зазвонил, и женщина на полу, что-то бормоча и пошатываясь, поднялась и повернулась ко мне, окидывая мрачным и безумным взглядом.
— Чего молчишь, сколько грамм, чего надо, травки или порошка? — она небрежно пнула бутылку водки и та, разбившись, заставла меня вздрогнуть.
— Я не за наркотиками, я за ответами. Почему вы бросили своего ребёнка? — прямолинейность отца именно сейчас заиграла во мне.
— Всё проще, чем ты могла себе придумать — потому что ты просто была не нужна мне и я ни разу не пожалела, — пожала плечами женщина, а моё сердце сжалось так сильно, что мне казалось, что оно сейчас превратится в пепел.
— Спасибо, — я развернулась на каблуках и ушла, только в машине заметив несколько пропущенных от матери, отца, Белоснежки и Эммы, но никому отвечать не хотелось.
Вдруг подумалось, что я предала всю свою семью. Как мне теперь смотреть в материнские глаза? Я гнала к границе, хотелось напиться и переспать с кем-нибудь, просто заглушить боль и забыться, как можно быстрее. Телефон продолжал разрываться на соседнем сидении, и мне становилось только хуже, казалось, что сейчас стошнит.
Бармен в каком-то абсолютно пустом и захолустном баре был молодым и красивым, но что важнее — внимательным и молчаливым, когда я рассказывала ему весь сегодняшний день. Весь сумбур и весь страх, всю боль сегодняшнего дня. Вино обжигало горло, мне не хотелось сегодня пить что-то другое, как всегда, как обычно. Не хотелось коньяка, виски, мартини, текилу или водку. Поэтому я потягивала алую жидкость, а когда слова закончились и настала тишина, он сказал:
— Мне бы хотелось, чтобы ты ответила на следующий звонок и сказала маме, что с тобой всё хорошо, — он закинул в себя рюмку виски, запил колой и, отойдя, закрыл дверь. Я не знала, сколько часов мы просидели тут, но за окном было темно. Телефон снова завибрировал. — Давай, Анна, это совсем не страшно.
— Мама… — глаза тут же застеклянели от слёз и я почувствовала, что руки парня ложатся мне на плечи. На том конце провода всхлип. — Со мной всё впорядке, я с Чарльзом в Бостоне, извини, что я не брала трубку, мне просто нужно время, я нашла документы об удочерении.
— Нажми на отбой, — шепчет Чарльз в ухо, и я подчиняюсь, просто выключая телефон. Чарльз был моим другом и постоянным сексуальным партнёром, но не был парнем, у нас с ним не было отношений. Но сейчас мне показалось, что он нужен мне, как самый настоящий мужчина, мой мужчина. Когда я почувствовала его губы на своих, то подалась на встречу, ощущая всю его поддержку и то, как ко мне возвращается способность мыслить здраво.
***
— Документы идеальны, а теперь я хочу познакомить вас с дочерью, — женщина передала ребёнка в руки Реджины, и та лишь ахнула и улыбнулась. Глянув на Локсли, она заметила блеснувшие в его глазах слезинки.
Малышка закрехтела, словно собираясь плакать, но женщина вовремя качнула её и поцеловала в малюсенький носик. Маленькая ручка ухватила за волосы и вызвала лёгкий смешок у Робина, он так же склонился над лицом малютки, глядя в её глазки, целуя в щёчки и щекоча щетиной.
— О, Робин, это наша дочка, дочка, рождённая сердцем… — Её Величиство уткнулась в плечо мужа.
— Дай мне подержать Анну… — прошептал он, и жена передала ему ребёнка. Девочка завертелась, словно устраиваясь поудобнее и прикрыв глаза, уснула.
***
— Мне очень страшно, — прошло три дня с тех пор, как я уехала в Бостон, а теперь стояла напротив двери нашего дома в Сторибруке. Чарльз стоял рядом. Он развернул меня к себе лицом и чувственно поцеловал, я почувствовала поддержку, понимание и любовь. А потом протянул руку и постучал в дверь. Сердце упало в пятки, когда открыл мрачный отец, его глаза были красными, то ли от недосыпа, то ли от слёз. Тут до меня дошло, что что-то случилось.
— Анна…
— Папа…
— Мама попала в аварию, мне удалось забрать её домой из больницы… Ничего серьёного, несколько переломов…
— Она ехала за мной? — меня вдруг осенило: она не хотела, чтобы я была одна, она рванула ко мне, а я выключила телофон. — Папа, она ехала за мной?
— Да… — прохрипел он, притягивая меня в свои объятия и я поддалась, а потом, высвободившись, бросилась к лестнице.
Сердце пропустило несколько ударов, когда я увидела маму на кровати. Загибсованные нога и рука, бледное лицо, поникший взгляд, направленный в окно. Боль. Вот что читалось в нем, несравнимая и невыносимая. Внизу были слышны голоса, папа и Чарльз говорили о чём-то, а я сделала шаг в комнату. Совсем беззвучно, а потом с моих губ слетел судорожный выдох, а из глаз полились слёзы. Буквально упав рядом с матерью на колени, я просила прощения, сложив ладони в молитвенном жесте.
— Милая, моё маленькое солнышко, я люблю тебя несмотря ни на что…
— Это я виновата, мама, но я не хотела, я никогда больше не совершу такую ошибку…
— Анна, ты наша дочка, дочка наших сердец, понимаешь?
— Не важно, кто сделал так, что я появилась на свет, я ваша и больше ничья!
— Я так люблю тебя и, боже мой, во что ты одета?
— Я тоже люблю тебя, мамочка…
