«Для чего я жил? Для чего я родился? Я чувствую, для меня предназначено нечто большее в этой жизни, чем волочиться за чужими невестами только из-за скуки и собственной прихоти. Так почему же я потратил лучшие годы, ничего так и не предприняв? Владимир... Лучик света в моих очах, ты должен жить, ибо внутри тебя есть тот огонёк, который позволит тебе выжить в этом мире, а возможно даже и изменить его...»
Декабрьское утро. Розоватое небо, с которого еще не исчезли следы недавно скрывшихся звезд, горело разными оттенками. Тишина вокруг, один белоснежный снег шуршал под ногами. Морозный воздух заставлял содрогнуться любого, кто решался выйти из своей теплой и уютной «берлоги». Онегину было все равно абсолютно на все. Он шел на собственную смерть с непоколебимым выражением лица, но в душе все ныло. Это был день дуэли, на которую Евгения вызвал Ленский, посчитав оскорблением тот танец с сестрой Татьяны, кой мужчина украл у юноши, те слова, вызывающие улыбки на прекрасном лике Ольги. Владимир пожертвовал их дружбой, лишь бы этот обольститель, покусившийся на невинность его «смысла жизни», ответил за свои действия. Онегин шел впереди своего секунданта, сжимая в руке то самое письмо, где безжалостными чернилами так уверенно было выведено каждое слово, выражавшее мнение поэта о такой личности, как Евгений. Дойдя до места проведения дуэли, обговоренное между секундантами, высокий, статный мужчина столкнулся с пустым взглядом брюнета, прожигающим его итак уже измученную душу. Онегин был готов упасть замертво прямо в этот момент. Он никогда бы не смог подумать, что его Ленский будет смотреть таким взором, в котором обычно можно было увидеть страсть и пылкость молодости. И вот они, стоят напротив, направив друг на друга револьверы. Лед и пламень, волна и камень, стихи и проза. Они сошлись. Первый выстрел был за Евгением. Несмотря на участие во множестве дуэлей за своё существование, рука мужчины дрожала. Он не хотел убивать поэта. Его поэта. Положив палец на курок, Онегин начал метаться взглядом по всему, что было вокруг. Куда же стрелять?.. В следующую секунду раздался оглушающий звук. Испуганные вороны вспорхнули с места, желая поскорее убраться оттуда. Жгучая боль от пули, задевшей белоснежную, как мрамор кожу щеки, заставила Владимира малость зашипеть. Облегченно выдохнув, Онегин приподнял уголки губ в улыбке, которую даже не пытался скрыть. Он знал, что дуэли не избежать и был готов поплатиться за неудачную «шутку» собственной жизнью. Не сказать, что смерть не пугала его, но он и не пытался от нее спрятаться. Для мужчины это было, отчасти, облегчением. Евгений не мог больше выносить последствия такого жестокого чувства, как любовь, которое ломает тебя на тысячи осколков, уничтожая изнутри. — Не хотите сказать пару слов напоследок, мой дорогой друг? - томящую тишину нарушил сладостный и тёплый голос брюнета, отвлекший Онегина от собственных мыслей. — Мы явились сюда не для того, чтобы вести беседы. Стреляйте же, прекратите мучить меня, Владимир. Стреляйте, жалкий трус! Иначе, в следующий раз я не промахнусь! Курок спущен. Онегин нашёл точку, которая окончательно вывела из себя поэта. Евгений машинально приложил руку к месту ранения. Упав на колени, мужчина свалился на снег, постепенно алеющий от его собственной крови, и заснул уже вечным сном. Заснул, не держа злобы на вспыльчивого юношу, которого так страстно оберегал.«Так легко... Неужели я никогда больше не увижу этот свет, не увижу столь привычный восход солнца, не увижу... мерцающего и вмиг опьяняющего взора Владимира... Гордость разлучила нас. Прощайте, мой сердечный друг...»
Солнце уже почти было в зените. Своими лучами оно освещало прекрасные черты лица задумчивого Ленского. Наш поэт, не отводя взгляда от жертвы дуэли, впал в какое-то забвение, даже в отчаяние. Его голос колебался, но больше не от печали, а отнадменный взгляд которых недавно был столь добродушен...