Hate

      Бельфегор ненавидит свои дни рождения. Он помнит, как в семейном особняке вдруг собиралась толпа народу: важные, высокие джентльмены во фраках и их дамы, разодетые в пышные платья, словно на дворе всё ещё семнадцатый век. Они пили вино, аристократично держа четырьмя пальцами бокалы и выглядели серьёзнее, чем на похоронах. Отец по-королевски важно расхаживал среди всего этого маскарада, и глядя на него никто не смел ни проронить и улыбки.       Их с братом в этот день всегда наряжали в дурацкие яркие рубашки, вплетали в пшеничные волосы диадемы со сверкающими при свете множества ламп камнями. Они сидели вдвоём в конце зала и с грустью, такой, какая только свойственная детям их лет, ждали окончания этого дня.       Вроде бы, это их праздник — но хоть бы кто об этом вспомнил.       Бельфегор ненавидит своего брата. Он всегда и во всём был лучше него. Первым сказал первое слово, первым начал писать, перьевой ручкой выводя прописи на листе бумаги, первым научился держать в руке нож. Сиэль первый, в один из таких скучных праздников, вдруг присоединился к отцу, идя с ним под руку с точно таким же видом хозяина этого места, и оставил брата в его «углу отщепенцев» одного. Толпа важно кивала юному наследнику, дамы подбирали подолы юбок, склоняясь в вежливом поклоне.       Бела толпа так и не приняла.       Бельфегор ненавидит всю свою семью. Их аристократическую помешанность. Их стремление стать элитой в элите. Он знает, что как бы не старался — всегда останется вторым после брата. А значит ему никогда не достичь «королевских высот», на которых стоят его родители.       Он ненавидит их вечную строгость: то, как несправедливо они обращаются с ним. То, как они обходят стороной ласку и заботу, в которых он иногда так нуждается. Он ненавидит их надменный взгляд. То, как подначивает их ссоры с братом отец, то, как закрывает на это глаза мать. Он ненавидит их безразличие. Их чёрствые сердца и загнившие души.       И сам постепенно становиться таким.       Бельфегор ненавидит всё вокруг себя. Он не знает, что такое «любовь» — это слово звучит для него так же несуществующее, как, например, «волшебный единорог». Он привык к холоду по отношению к себе. К холоду, который он отдаёт другим. Он не умеет привязываться. Не умеет ценить.       Всё, что он имеет, он так же легко отталкивает.       Бельфегор ненавидит натягивать на своё лицо маску. Щёки болят от постоянной улыбки, а обветренные губы трескаются к концу дня. В свои неполные восемь, он — король лжи и притворства. И ему верят. Никто из окружающих словно не замечает его лицемерия.       Бельфегор ненавидит чай. Он пьёт только его с самого детства, и вкус заваренной травы приелся до тошноты. Он с удовольствием подмешал бы в чёртов напиток яду и стал наблюдать, как корчатся в агонии его родители и брат после очередного семейного чаепития, но в маленькой пластмассовой баночке, которую он с таким трудом добыл из запертой аптечки, лишь десяток слабительных таблеток.       Они, впрочем, тоже хорошо сыграли свою роль.       Бельфегор ненавидит шум, и с удовольствием перерезает горло служанке, которая голосит как сумасшедшая, обнаружив в гостиной три окровавленных тела. Её крики замолкают. Но не непрекращающийся шёпот в голове.       Бельфегор ненавидит чужих людей. Когда за ним вдруг являются несколько мужчин в чёрном, он относится к ним с презрением, и без страха фарширует их тонкими ножами, оказавшимися под рукой. Он не хочет никуда с ними идти. Он не хочет слушать, куда они хотят его отвести. Он наконец-то свободен — так почему кому-то ещё от него что-то надо?       Бельфегор мгновенно отмечает мальчишку, явившегося за ним после мужчин в чёрном. Он слишком громко разговаривает и легко отбивается от его неумелых атак.       А ещё он тот, кто всё-таки забирает его с собой. В свой мир.       И Бельфегор осознаёт, что не понимает, как и что ему теперь ненавидеть.

***

      Бельфегор ненавидит Варию и дни, которые он прозябает здесь. Он ненавидит тренировки с ножами и леской, еду Луссурии, надоедливого Жадюгу-Аркабалено, приставленного к нему в качестве няньки. Первые дни он сидит в своей комнате, словно запуганный волчонок, угрожающе скалящий маленькие зубки на любое движение в его сторону.       Но появляется Скуало — открывает дверь с ноги, и, увернувшись от доброй половины устремлённых в него лезвий, встряхивает «волчонка» за шкирку и пинком выгоняет к его новой семье. Под его контролем совсем скоро такой образ жизни становится более чем просто привычным: ножи и леска оказываются самым удобным из предложенных орудий, Луссурия готовит очень даже ничего, а Маммон занимает место его Первого Друга. И вообще, оказывается, Вария как никто другой понимает Бела.       Просто кое-кто открыл ему на это глаза.       Бельфегор ненавидит свой подростковый возраст. То, как моментально меняется его характер. Как мир вокруг плещется то слишком яркими, то слишком тусклыми красками. Его бесит, как с ним сюсюкается Луссурия. Его бесит, как от него отвернулись и Леви-А-Тан, и даже Маммон. Он ненавидит даже то, что его всё это бесит.       Единственный, кто может находиться рядом с ним в этот период — это Скуало. Чаще всего грубо, но иногда неожиданно мягко, умеющий ставить Принца на место.       И это Бел ненавидит больше всего.       Бельфегор с первой встречи ненавидит Гокудеру Хаято. Его вспыльчивый характер и недовольную мину. В его глазах он тоже читает призрение и ненависть. Но она такая прямолинейная, не прикрытая маской, что аж тошно. Как-то не честно, по отношению к «королю лжи». Хочется заставить его притворяться тоже, хотя кажется, что Ураган Вонголы вечно будет честен.       Спустя годы, однако, Бел видит, как тот, пряча насмешку, с серьёзным видом отчитывается перед Скуало. Тот стал ему в каком-то роде наставником в политических целях. Стал тем, кто научил вспыльчивого мальчика сдержанности. Теперь и Хаято надевает маску. Но Бельфегор этому не очень доволен.       Он ненавидит, что с этой непонятной маской Ураган Вонголы оказывается так близко к их Капитану.       Бельфегор ненавидит всю Вонголу. Она постоянно мешается под ногами. Ему, им всем, их Боссу в первую очередь. Савада действует слишком правильно. Слишком открыто. Слишком честно. И излучает к своим Хранителям такую невероятную ласку. Такую преданность и доверие. Такую настоящую «любовь», что порой этому умиляется даже Луссурия.       А Белу смысл этого слова по-прежнему непонятен.       Бельфегор ненавидит Франа. Глупый мальчишка в яблочной шапке больше, чем его собственная голова, является на замену Маммона. Только с Маммоном не нужно было нянчится. С Маммоном было весело. Маммон его понимал. А от мальчика-лягушки сплошь одни проблемы. Бельфегор избавился бы от него на «раз-два». Но за спиной свирепо рычит их Капитан, и грандиозные планы приходится придержать до следующего раза.       Бельфегор ненавидит то, что пока рядом Скуало, «следующий раз» может никогда не наступить.       Бельфегор ненавидит приказы. Слушаться их — вот ведь размечтались! Он считает себя выше этого. Свободнее. Но в мафии приказы являются главным связующим босса и подчинённого.       Когда в Варию является Гокудера Хаято, в его руках почти всегда стопки бумаг для будущих заданий. Он не умеет отдавать приказы. Даже взрослый и мужественный. Бельфегор не собирается слушать его. И другие офицеры его поддержат.       Все приказы для Варии отдаёт Скуало. Порой ему хватает даже не пары слов, а красноречивого взгляда, чтобы заставить Принца моментально собраться в дорогу. Если честно, Бел не собирается выслушивать их от кого-то другого.       Бельфегор помнит Скуало тем, кто забрал его из зоны комфорта. Громким и целеустремлённым мальчишкой. Мальчишка вырос в мужчину слишком быстро — за год или два.       Пока Занзас был в Колыбели, именно Скуало управлялся с Варией. Именно Скуало удалось заставить совершенно не похожих друг на друга людей ладить друг с другом, работать в команде. Именно Скуало стал толчком к тому, что Бельфегор проникся Варией. И в результате — привязался к ней.       Но даже не смотря на всё это, Бельфегор не понимает, почему Боевой Командир занимает в его жизни так много места. Почему даже о своём друге — Маммоне — он думает куда меньше.       Бельфегор серьёзно ненавидит его громкий голос. Но знает, что даже Суперби умеет говорить тихо. Так спокойно, что шуметь переставал даже шёпот в голове Принца.       Бельфегор ненавидит его прямолинейность. Но знает, что Скуало не идут маски. Он как-то попытался надеть одну — но Бел забраковал её моментально. Уж больно противно-лживой она была.       Бельфегор ненавидит его манеру всё знать и держать под контролем. Порой кажется, что ему известен каждый шаг его офицеров. Но Бел готов и сам доложить ему о том, что делал и собирается делать. Хоть в письменном отчёте, хоть в устном виде лицом к лицу. Потому что он отчего-то хочет, чтобы Скуало знал всё.       Бельфегор ненавидит то, как критично Суперби относится к нему — почти в любой ситуации Бел у него оказывается виноватым. Но как же забавно раз за разом уходить от его гнева, а после подлизываться, дожидаясь милости.       Скуало невыносимее всех вместе взятых врагов. Но в нужный момент, он оказывается ближе всех.       Его гнев кажется ужаснее, чем самого Занзаса. Но Бел знает, что никто в Варии никогда не испытает его на себе в полной мере.       И сам Бельфегор, отложив весь здравый смысл на потом, не перестаёт думать о том — а есть ли у Капитана человек, с которым он показал бы все свои «обратные» стороны, и как горячи на самом деле его растянутые в холодной усмешке губы.       Бельфегор знает, что, несомненно, ненавидит Скуало. Правда почему-то, совсем по-другому.