Берег моря, где нас ласкают волны.

- Ты снова идёшь туда?- уставший голос в трубке мобильника, даже по своему тембру такой же серый и никчёмный, не нужный и раздражающий, как и весь мир вокруг Чимина последние 4 гребных года. На шее Пака - грязные алые метки засосов, фиолетовые укусы и жёлтые синяки. Его костяшки - которые, кажется, давно уже стёрлись об асфальт и барные стойки, о морды мудаков и общественные туалеты дешевых клубов, в которых наливают за то, что ты задницей перед носом посетителей повертишь, обвязаны пожелтевшими бинтами, пропитавшимися кровью очередного ублюдка, что всего лишь хотел свистнуть сигаретку Мальборо Чимина. Пак снова закуривает. На потрескавшихся губах вкус пепла и никотина. Чимин безнадёжно смотрит на серое море, а на его запястьях под полосатой матроской, рубчатые порезы от лезвия, ножа, гвоздей и чего только не касалось когда-то бархатной кожи. Чимин безучастно посасывает сигарету, выпуская в небо дымку белого облачка. Зад неприятно ноет, а шею вообще поворачивать больно. Прокушенную губу щипит табак, а Чимин лишь сплевывает очередной сгусток чужой слюны и спермы. Он - не шлюха. Он потерянный ребёнок, что уже 4й год пытается убить свое все ещё живое тело, но не пытается спасти свою мёртвую душу и лишь больше её в грунтовые воды закапывает. - да, снова.- хмыкает Чимин и бросает трубку, молниеносным движением убирает в карман. Тэхен не будет звонить более - знает, что Чимин скорее мобильный утопит, чем возьмет. "наше любимое место" - рисует пена на серых волнах. Уже холодно, не искупаться, но Чимин разувается и встаёт в холодную воду ногами. Хлопает носом и неторопливо, проваливается в песок, перебирая ногами. Они сюда приходили раньше. Только вдвоем. Только с любовью. Они целовались, а на песке оставались отметины их любви и сердца в песчинках отражались. Чимин сжимал песок в пальцах, а он, как время, сквозь. Чимин распахивал пухлые мягкие губы и лишь шире ноги разводил, натыкаясь шеей на чужие губы. Песчинки помнят тёплые пледы и костёр. А Чимин помнит объятья, жарче, чем солнце и губы нежнее волн. Чимин помнит глаза, цвета ночи, а песчинки - руки в замке и клятвы "навсегда". Но никто тут не помнит, почему рухнул песочный замок вечной любви. Никто из находящихся здесь не помнит, когда волна подхватила и смыла павшую конструкцию. Чимин идёт дальше. Запах... Отчего то тут пахнет Юнги так, как когда-то давно, когда он специально не принимал вечером душ, лишь бы Чимин мог насытится его ароматом и пропитаться полностью своим мужчиной. Неожиданно, повисший нос Чимина впечатывается в чью-то грудь. Пак рычит о разрушенной идиллии, о его потерянной нити мечты, когда заносит кулак и с рычанием почти приземляет его на лице соперника: - какого хера, ублюдок?! Но замирает. Сердце падает в пятки, когда он видит перед собой высокую, худую и очень бледную фигуру. Бледнее, чем он сам.. Силуэт неторопливо поворачивается, а Чимин теряет дыхание во всех 4х годах и стоит больше не сам собой, а лишь тем, что от него осталось. Перед Юнги сейчас, груда пепла от того, кого он когда-то называл своим «Солнышком».. Не докуренный бычок падает из тонких пальцев. Чимин смотрит на Юнги во все глаза, не мигая. Чимин то ли вдохнуть старается больше, что бы ощутить этот желанный запах, то ли наоборот старается не дышать, лишь бы сохранить черные прядки жестких волос между пальцев. Юнги стоит где-то над Чимином и улыбается, как придурок. Так довольно, ведь Чимин вдруг навзрыд, как ребенок и к Юнги ластится в поисках того тепла и защиты от самого себя. А Мин принимает своего маленького, поднимает с песка и к своей груди прижимает. Прячет нос где-то в шее, усыпанной далеко не его метками, но это и не важно… Прошло уже четыре года, но Юнги пришел на помощь избитой душе Чимина только сейчас. Важно ли это? Конечно нет, ведь Юнги все же пришел. Чимин закрывает глаза. Он снова чувствует эти тонкие, но блестящие от слюны губы.. Снова чувствует силу рядом и настоящую защиту. Чимин снова нужен и снова важен. Прозрачное счастье струится по его щекам из самых глубин его души, а нежные, но сильные руки собственнически говорят о том, что более его никуда не отпустят. Юнги поднимает пухлощёкое личико в своих ладонях и большими пальцами слезы стирает. Снова перед глазами эти манящие губы.. Хочется.. Страсть, как хочется, но пока нельзя. Чимин ждал слишком долго. Гребанные 4ре года, чтобы только прикоснуться к тем губам, от которых так предательски несёт любимой лакрицей и малиновой смазкой. Которые такие его и такие нежные. Чимин привстаёт на носочки и, зацепившись за чужую шею руками, тянется к губам, а Юнги и не против такого прорыва. Юнги крепко оплетает чужую талию и прижимает к себе. Прижимает крепко, а для Чимина сейчас это лучшая награда: кусает губу и смотрит на Мина, как Хатико, только с участью того , кто нашёл в себе силы дождаться. Чимин осторожно смакует любимые губы.. Поцелуй до ужаса ленивый, нежный и неторопливый, когда Юнги потягивает чужой язык собственным пониманием всего происходящего и, заполучив распоряжение над душой Чимина, как и раньше, осторожно посасывает его губы. Чимин от такого готов царапать плечи Юнги своими отросшими ноготками, и просто не может сейчас удержаться от того, чтобы не прикусить чужую губу в порыве ревностного ожидания, когда давит на чужой затылок, желая получить все. Чимин не помнит, как просто на секунды закрыл глаза в нежных столкновениях губ Юнги со своими. Он не помнит, как они оказались в старой занюханной комнатушке общежития, на двери которой висела табличка, гласившая: “пришлите ему прах моей любви”. Зато он отчётливо помнит все происходящее на пружинчатом матрасе собственной юности.. Этот вечер запомнят грязные повисшие стены. Запомнит тишина пыли и гул смерзающейся дороги. Разбуженные от жизни соседи и скрипичный звон кровати. Потушенные лампы и горящие глаза.. Жар двух тел отпечатается на веки в памяти обоих. Чимин, запомнит горячее тело над собой, вжимающее его в белые простыни, от которого так головокружительно пахнет самым любимым человеком на земле. Запомнит власть и нежность, запомнит вкус манящих губ и тихое рычание над ушком. Юнги никогда не забудет дрожавшего тела и тонких пальчиков, что сжимают их белую простынь. Не забудет алых полос на собственной спине и острых зубов на ухе. Не забудет чужой шершавый язык в своём рту и пальцы в замке с выгравированным на них “теперь навсегда”. Юнги зацелует каждую царапинку на пальцах Чимина, разбитые костяшки, содранные в кровь колени, рубчатые порезы на запястьях. Юнги будет один за другим снимать слоями белую ткань бинтов, только чтобы добраться до тех ранений Чимина, проходящих прямо к его сердцу, опасные, ведь через них сокровище Мина могли увидеть посторонние… А Чимин залижет разбитое сердце Юнги, сошьет его прозрачными паутинками слюны и пообещает такое дешевое, но необузданное «я рядом». Стены будут помнить дыхание в унисон и полуночные крики двух влюблённых. Будут помнить саднящую близость и узость кипящего металла внутри. И… тихую музыку, запылившегося пианино. - Ну все. Можно играть - улыбнулся Юнги своему обнажённому парню на скамейке перед черно - белыми клавишами. Старший осторожно закрыл крышку, спустил инструменты на пол и подошёл к возлюбленному, что, не пряча детского любопытства с интересом рассматривал клавиши, к которым не прикасался уже более 3 с половиной лет. Тонкие холодные пальцы Юнги легли на сильные плечи его мальчика, где теперь красовались только засосы Мина. Пак вздрогнул, но лишь отклонился назад и прижался к теплом животу Юнги, целуя куда-то под грудью так, будто сердце пытался губами нащупать. И ведь давно получилось уже найти то, что Мин так тщательно скрывал от мира. А Чимин не удержался и все же прикусил нежную кожу, лизнул и тихо хихикнул. Мин наклонился к Чимину и, приподняв голову того за подбородок, нежно поцеловал… - Я люблю тебя. Ты же это знаешь? - заулыбался Чимин и сжал чужую руку в своей, как котенок ластясь к сильному телу ряжом, кажется, тихо мяукая. Юнги усмехнулся, сел на скамью. Чимин привстал и пересел на колени к старшему, немного смущаясь такой «постыдной» близости со своим любимым. Аристократичные пальцы легли прямо на пальчики Чимина, Пак глубоко вздохнул, и Юнги стал играть его руками.. Сказочная музыка пролилась из инструмента… Чимин снова начал задыхаться, как терял кислород всегда, когда Юнги начинал играть. Чимин запрокидывает голову на мощное плечо и, повернувшись в сторону шеи Юнги, целует нежно собственную фиолетовую метку. Юнги, кажется, вдруг зажмуривается, но продолжает играть, умело перебирая клавиши и не отпуская пальцы Чимина из под своих, который тоже ни на секунду не терял темпа мелодии… Юнги закрыл глаза, просто улавливая космическое удовольствие эстетики от ласк со стороны Чимина и этой несказанно музыки, которая проникала в самую глубину тела, оставалась там, не торопясь покидать уютное гнездышко понимания. Юнги сейчас самый счастливый. Но вдруг глаза находят на стене часы, сообщающие о приближении гладкой кромки полуночной были. Чимин как раз в этот самый момент целует все небытие Юнги и его необъятную любовь, нежным прикосновением своих губ, когда Мин вдруг останавливается… Чимин распаивает глаза и непонимающе смотрит на Юнги, чуть хмурясь, в ожидании неких объяснений резкому треску идиллии. - Малыш,.. - шепчет Юнги, разрезая лезвием печали тишину ночи- мне пора идти. И все. Кажется, за окном теперь полное отсутствие звука. Мир застывает, превращается во что-то незначимое, чем и был всегда. А Чимин смотрит на Юнги с явным недоверием, пока в уголках глаз скапливаются слезы боли и отчаяния. Нет… он только нашел… он не должен отпускать. Юнги не может позволить своему малышу плакать. Он прижимает его к своей груди на секунду, а, отстранившись, осторожно целует его в щеки, зацеловывая прозрачную влагу: - Я буду ждать тебя. - докажи.. - лишь шепчет Чимин и приоткрывает пухлых губы, притягивает к себе Юнги, но замирает в миллиметрах, пока буквально требует, сжимая волосы того на затылке. Юнги рьяно припадает губами к губам Чимина, выгибает его на себя за талию, когда горячо выдыхает: - поверь. И поцелуй выходит страстный, такой чувственный, горячий, пылкий. На лбах обоих проступает пот, но парни продолжают страстно вылизывать рты друг друга, полосуя спины и задевая бусины сосков… - я буду ждать тебя. А ты появишься тогда, когда я потеряю надежду на нашу встречу. Я буду на нашем берегу. На берегу, где мы познакомились и проводили нашу жизнь. Я буду ждать тебя на том берегу, где нашу любовь ласкали волны на шершавом песке, где время было бесконечно и где дыхание в унисон. Я буду ждать тебя там, где все рухнуло, рассыпалось песком и просочилось сквозь пальцы, когда ты узнал об аварии. Я буду ждать тебя на нашем берегу. Я люблю тебя, мой Чимин. Тепло… Запах… Губы… Дурман… Страсть… Тело… Поцелуи… Ласка… Все это вмиг рассеялось. Юнги… Только любовь осталась где-то в сердце Чимина. Она плавно заполняла всего мальчика, растворяла в себе и окутывала в тонкие, но крепкие нити мечты… снова собравшейся воедино. В последний момент Чимин рванулся за Юнги. Пытался его схватить, но так и не смог – гладкий образ проплыл сквозь изрезанные руки. Парень Чимина погиб четыре года назад… Автокатастрофа.. Боль… Слезы. Чимин встает с пола на ноги и подходит к окну. Распахивает его и холодный воздух продувает все естество Чимина. Пак смотрит туда, прямо вниз, хочет было сделать шаг, но ветер лишь усиливается. Парень поднимает глаза к небу, стирает ладошками слезы и, набрав полные легкие воздуха, шепчет так тихо, что есть мочи: - Я обещаю, Юнги… я проживу такую жизнь, которую мы и хотели.. Обещаю. Я люблю тебя. Чимин закрывает окно, спешит к ноутбуку и забивает в поисковой строке: «билет на самолет в Париж поездка для влюбленных». Пока загружается, глаза скользят на браслет Юнги рядом с рукой и записка, которой не было… «Исполни все наши мечты. С любовью, твой Юнги».