Гнилые души

Джулеке кажется, что с каждым прожитым днём в ней что-то ломается, трескается, как тонкое стекло, как старое полуразвалившеесе здание, что обваливается гнилыми досками. И не просто ломается, нет — эти части чего-то совершенно-хрупкого ещё и въедаются в кожу, впиваются сотней змеинных укусов, крошечными невидимыми глазу песчинками пробиваются по капиллярам к проступившим венам, а оттуда резкими толчками — прямиком в сердце. Каждый день в реальности она ощущает своим неясным сознанием, как семимильными шагами её догоняет та настоящая жизнь, от которой она убегала все свои восемнадцать лет. Она скользит за ней следом, как пугающая иллюстрация из детских книг, как мерзкая абстракция монстра из дешёвых ужастиков, она врывается в её мысли кошмарами, воспоминаниями, видениями, косыми взглядами и даже колкими издёвками. Джулека — как червивое яблоко: только снаружи всё красивое, румяное, яркое, прекрасное, а внутри сплошная и тошнотворная гниль, что мешала ей почувствовать жизнь восемнадцать грёбанных лет. Она почти привыкла — но когда появляется эта Лявьян, её внутренние черви начинают прорываться наружу. Потому что Джулека отчётливо видит за этой до зубовного скрежета идеальной оболочкой таких же мерзких земляных червей и крикливых монстров из детских книг и страхов, как и у неё самой. Только разве что Роуз подобрала себе другую шкуру: подобрее, поэлегантней да может быть поизящней, правильней, пунктуальней. А Джулека от этой лицемерной правильности бесится, так что черви внутри ползают беспокойней обычного да сердце надсадно сжимается, раня душу с каждым разом всё сильнее и сильнее. И именно поэтому Джулека хочет почувствовать Роуз всей своей душой, жизнью и даже своим жалким существованием. Их демоны рычат и ластятся друг к другу в едином алом движении, только Роуз — её оболочка — ещё сопротивляется неизбежному, ещё надеется на своём изъеденном червями нутре вырастить прекрасные белоснежные розы. Роуз же хочет быть для окружающих правильной.