Еще одно слово

— Отпусти мою руку! — надменная, высокомерная, быть может, чуть брезгливая интонация в голове Драко на деле оказалась просящей, и даже немного робкой. Где-то потерялось привычное «Поттер», а манерное растягивание гласных больше походило на тихое мяуканье. Он отчаянно хотел, чтобы пальцы вокруг его запястья разжались, костяшки перестали с силой вдавливаться в чуть шероховатую поверхность каменной стены. Откуда взялось отчаяние в этом желании, вместо более логичного требования или хотя бы нетерпеливого ожидания, парень не ответил бы. Его взгляд был сфокусирован на глазах врага, которые сейчас были полностью сосредоточены на чем-то. Зеленые. Глубокие. Притягательные. Он был настолько поглощен этим зрелищем, что в мыслях даже не возникло язвительного комментария по поводу отпущенных гриффиндорцу комплиментов. Наблюдать за Поттером было… Привычно, но сегодня это ощущалось по-новому. Рука, прижатая к стене, уже онемела, но Драко так и не повторил просьбу. Пришедшая было мысль вырваться и потребовать от него отвалить ушла вместе с разрядом тока, пробежавшим по чуть онемевшей коже. «Какое приятное заклинание… » — подумал Драко, прежде, чем осознал, что никто из них палочку не доставал. Его реакция была вызвана едва заметным легким поглаживанием предплечья большим пальцем. Гарри судорожно сглотнул, и было совершенно невозможно оторваться от него — его тело прижимало Драко крепко и жарко, как бывало не раз в их схватках. Но не так. Сейчас правая рука слизеринца отчетливо ощущала биение сердца противника — сильное, частое, а левая была в плену железной хватки. Поэтому Драко и попросил отпустить ее. Или не поэтому? Используя единственный доступный маневр, он уперся ладонью в крепкую грудь наглеца с четким намерением оттолкнуть его от себя. Но вместо этого предательская конечность с силой и совершенно неожиданной для Драко чувственностью огладила рельефную мышцу, задевая кончиками тонких пальцев сосок и ощущая ими отголоски ударов чужого сердца. Резкий судорожный вдох-всхлип сквозь зубы и волна дрожи по телу Поттера заставили Драко осознать, в какой панике он сам в данный момент находился. Реакция собственного тела и, что хуже, пугающее до чертиков желание остаться в такой тёплой близости с врагом — настолько кардинально отличались от всего, что слизеринец привык испытывать к Герою, что он впал в ступор, не зная, какую линию поведения ему выбрать. Мысли концентрировались в подушечках пальцев, пульсирующих метрономом сердечного ритма Поттера, а тело расслабилось, более комфортно устраиваясь между стеной замка и живым горячим телом, позволяя ладони гриффиндорца, не сжимающей ни в чем не повинное запястье, удобнее расположиться на талии Драко. Гарри, за все время душевных терзаний слизеринца так и не оторвавший взгляда от его тонкого скульптурного запястья с трепетно бьющимся пульсом, совершенно неприлично залипший на тонких линиях ладони и чуть выпирающем отростке кости, от нехитрого движения чужой руки наконец отмер. Он перевел глаза на Драко, неосознанно облизывая засохшие губы. И этот взгляд, полный удивления, растерянности, отчаяния и чего-то еще, больного и глубокого, привёл Малфоя к пониманию, что только что произошло что-то чрезвычайно важное в его жизни. И, может быть, не только в его. Талию обжигала лежащая на ней ладонь, кончики пальцев остановились на чуть подрагивающих ребрах, но мощное сердцебиение все ещё ощущалось в них. Хотелось слушать его, приложив ухо к груди, закрыв глаза, растворяясь в этом мерном стуке — настолько умиротворяюще оно звучало. Но слух уловил чужое присутствие, раздражающее сейчас, хотя ещё несколько минут назад оно показалось бы спасительным. Это вернуло Драко в реальность. — Пожалуйста, они же смотрят… Отпусти… Со стороны их столкновение все ещё казалось агрессивным, враждебным, почти привычным. Но стоило бы толпе приблизиться, как их противостояние могло подвергнуться сомнению. Особенно, если в этой группе были слизеринцы — наблюдательные и проницательные стратеги, аналитики и политики, которым одного вида на эти жаждущие растерянные глаза хватило бы, чтобы прочесть всю неожиданную подоплеку. Гарри зажмурил глаза и изо всех сил впечатал Малфоя в стену, будто и правда планировал вышибить из него дух. Податливое в его руках тело стекло по стене, и Драко точно рухнул бы на колени от неожиданности, если бы его левая рука все еще не была прижата к камню. Поддерживая его за талию, Поттер аккуратно отпустил хватку, с разочарованием глядя на свою пустую руку. — Не смей больше раскрывать свой рот при мне, хорек! — Прогремел голос Героя, а потом тепло руки пропало, и он быстрым шагом ушел. Драко ощутил арктический холод и полярную пустоту.

***

Слизеринский принц зарабатывал свою репутацию долго и тяжким трудом. Нет, большинство черт характера из его образа ему даже не пришлось наигрывать, воспитание и замашки все-таки были впитаны с молоком матери, но все же была часть себя, которую он тщательно прятал. Понимая, что права на ошибку не имеет, он скрупулезно продумывал свой каждый шаг. И только один человек мог заставить эту стальную скорлупу спокойствия треснуть. В какой-то момент Драко даже придумал способ, чтобы не поддаваться на его провокации, и даже думал, что избавился от своей ахиллесовой пяты. Но ошибся. Хотя такой подлянки от бравого гриффиндорца он никак не ожидал. Он готов был вытерпеть и отсылки к семье, и гнусное прозвище, и вечную безнаказанность. Но такой обнаженной искренности он не мог предугадать. Не мог от нее защититься. Он еще долго пытался вспомнить, как ему удалось нацепить маску брезгливого пренебрежения перед появившимися однокурсниками. Но и через час, и через день, и через несколько месяцев он никак не мог забыть ту бурю из эмоций и желания, которая обрушилась на него после их неожиданного столкновения. Он просто шел из библиотеки, и даже ничего не сказал Избранному, только скривил рот в подобии презрительного оскала, но тот будто с цепи сорвался. Припечатал его к стене и… Завис. Просто замер, и только спокойное дыхание и легко дрожащие ресницы свидетельствовали, что на него не наложили Ступефай. И вместо решительных действий и должной степени ядовитого сарказма, Малфой смог только смотреть на него и выдать маловразумительную просьбу. Потому что впервые в жизни Поттер, находясь так близко от него, да что там, обратив свое внимание на него, не выглядел угрожающим, не пытался его проклясть или ударить. И вблизи он был… Неописуемым. Они не встречались больше в коридорах, не смотрели друг другу с вызовом в глаза, не пытались задеть острым словом или плечом. Взаимное игнорирование было для обоих самым приемлемым вариантом. Оба понимали, что смотрят друг на друга. И подыгрывали, делая вид, что не замечают. Но стоило гриффиндорцу отвести взгляд на своего рыжего, как слизеринец мягко касался его беглым взглядом. Однако ни разу за все это время Драко не заметил в зеленых глазах того, что застряло занозой в его душе с того памятного столкновения. А так хотелось… Хотелось услышать то, что осталось невысказанным. Хотелось подтвердить хотя бы одну из догадок. Хотелось в конце концов просто ощутить его пульс подушечками пальцев. Хотелось того, чего еще ни разу ни с кем не хотелось. А еще хотелось, чтобы ему это все привиделось, чтобы ничего из этого не случилось. Потому что когда его мысли в очередной раз возвращались к тому, как невыносимо хочется уснуть под мерное дыхание брюнета, как хочется проснуться и увидеть его улыбку, боже да от одного этого дыхание начинало дрожать, он вспоминал, что он по другую сторону. И что возможно именно поэтому их Герой держит под контролем те эмоции, что прорвали оборону в пустом коридоре. Навыки Заглушающих чар совершенствуются с остервенелым перфекционизмом, когда вошло в привычку сначала во снах, а потом и просто в мыслях называть Героя по имени. Рождество проходит дома в постоянном ощущении холодной родительской любви, и Драко каждый день кажется, что он снова в том коридоре, когда Гарри его покинул. А потом случается непредвиденное.

***

Гарри постоянно выглядит уставшим и истерзанным. Будто сон и еда не дают ему достаточно сил, если он вообще спит. Ест он едва ли, судя по тому, что слизеринец видит в Большом зале. На одном из сдвоенных занятий они проходят какие-то простенькие ментальные чары — то, что давно уже должны были усвоить на первых курсах, и что-то идет не так. То, что должно было стать простой иллюзией работавшего в паре с Ноттом Драко, превратилось в спонтанный нырок в сознание Поттера в момент концентрации самых напряженных его мыслей. Малфой падает в его кошмары, падает в водоворот омерзительных ужасных картинок, падает без сознания. Ощущая холодные пальцы на своем лбу, он сквозь вату слышит: — Мистер Поттер, нападать на учеников моего факультета неприемлемо! Вы будете отчислены! Директор! — Северус, погодите, я уверен, что всему есть разумное объяснение. Пока мистер Малфой не придет в себя, мы не можем быть уверены, что произошло… В этот момент Драко приоткрывает глаза и видит обеспокоенный болезненный виноватый взгляд Поттера. Глядя впервые за это время прямо ему в глаза, он пытается оправдаться: — Это не нарочно вышло. Я даже не знаю, что именно произошло. Я случайно промахнулся заклинанием. Я не видел, куда направлена моя палочка. Но если я действительно навредил Др… другому ученику, то готов понести заслуженное наказание. Теперь и профессора замечают, что Малфой пришел в себя, и хором начинают интересоваться его состоянием, попутно накладывая Диагностические чары. Крестному Драко первому отвечает на его беспокойство: — Я в порядке, профессор. Я просто упал в обморок. Видимо, нужно более легкомысленно относиться к вашим заданиям и более серьезно к обеду. — Что вы помните? — с сомнением в голосе спрашивает Снейп и пристально смотрит в его глаза. — Ну, Нотт пытался изобразить что-то для меня, а потом у меня закружилась голова и стало трудно сделать вдох. И все. — Драко специально говорит тихо и слабо, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Директор выступает перед другими учителями: — И вы не чувствовали магию другого ученика? — Не уверен, что Тео успел сотворить чары. О чем вы, профессор Дамблдор? Гарри подходит к все еще лежащему Малфою и протягивает ему кусочек шоколада. Упаковка надорвана, но еще добрая половина сладости осталась. Как в бреду, Драко благодарит своего врага на глазах у всего класса, и только его тихий и слабый голос спасает его от последующих насмешек в факультетской гостиной. Он явно еще не в себе. Отломив кусочек, он аккуратно кладет его на язык и прячет остальное в карман мантии, уже заранее понимая, что этот трофей никому не отдаст и сохранит у себя. Еще несколько недель Драко с ужасом вспоминает видения, которые завладели головой и сердцем Поттера. И с каждым днем решимость его только растет. Но они снова игнорируют друг друга, хотя Драко все чаще порывается встретить его взгляд, словить и не отпускать. Ему хочется задать столько вопросов. Ему нужно знать ответы на них. Но еще больше ему нужно, чтобы с Гарри все было хорошо, чтобы он стал лучше спать, чтобы он снова улыбался и… Они встречаются случайно у совятни. — Разве тебе есть, кому писать? — Драко начинает проклинать себя уже где-то на середине фразы. Но, наталкиваясь на пустой печальный взгляд, находит в себе силы продолжить: — Прости, я не хотел, я просто… — Здесь спокойно в это время. И никого нет обычно. — Он развернулся, чтобы уйти, но слизеринец, подвластный какому-то сумасшедшему порыву, хватает его за руку и затаскивает в первый попавшийся коридор. Теперь уже он прижимает запястье несопротивляющегося Героя к холодной стене, и его рука лежит у того на талии. И эта близость снова возрождает ту самую атмосферу, теперь Драко не может пошевелиться, рассматривая черты лица, впитывая запах, не в силах отстраниться. Вернув Поттеру легкое поглаживание по запястью, которое прошибло его током, кажется, вечность назад, он осмеливается посмотреть тому в глаза. И снова видит, видит то глубокое и больное, то, что согревает и ласкает, то, название чему не хочется давать, ведь это все еще сильнее усложнит. — Он правда такой? Темный лорд и правда т-т-такой? — Драко не может не содрогнуться, вспоминая ту ненависть, и злобу, и всепоглощающее сумасшествие. — Так ты все же видел… — Расстроенно бросает Поттер и опускает глаза. — Теперь жалеешь меня? Потому никому не рассказал? Смятение и горечь не могут спрятаться под привычной холодной маской. Они проступают горящими всполохами, давая противнику надежду. — Да. И будет только хуже. — Гриффиндорец осторожно высвободился и медленно пошел в сторону спален. — Спасибо за шоколад, Гарри. — Тихо произнес Драко. Если Поттер его и услышал, он не подал виду. С этого момента Малфой был в постоянном раздумье. Уровень резкости с одногруппниками вырос до максимума, и еще немного, и ему придется придумывать объяснение понизившимся отметкам. В одну из ночей, когда во сне сначала он был в нужных и теплых объятьях, а потом увидел холодное безжизненное тело на белом снегу, равнодушно глядящее мертвыми зелеными глазами в сизое от пепла небо, он ясно как день увидел решение. Для себя. Не для семьи или рода, не для слизеринцев или чистокровных. Для Драко Малфоя. Осознав это решение, он выпорхнул из гостиной, широким шагом меряя пустынные коридоры — оставаться в душной спальне было невмоготу. И совершенно внезапно он налетел на кого-то. Чертыхнувшись, он уже приготовился придумывать причину для такого позднего — или раннего — променада. Но необходимости в этом не было. Перед ним на коленях, потирая ушибленный подбородок, стоял Поттер. И дальше все случилось само. Он еще не успел обдумать, ни как он скажет о своих чувствах Гарри, ни чем он сможет помочь ему, ни как они будут с этим справляться, если тот примет его признание. Но слова сами вырвались из горла, и их было не остановить. Единственное, на что его хватило — это использовать Заглушающее. Обхватив лицо Поттера обеими ладонями, он вглядывался в его глаза, пытаясь разглядеть в них то, что такое важное, такое необходимое. — Ну же, Гарри, покажи мне это! Покажи мне! Чтобы я знал, что не сошел с ума, что это правда! — И видимо у него самого в глазах что-то светилось и рвалось наружу, потому что парень в его руках вдруг вздрогнул и закрыл глаза. — Не могу больше! — И глаза его распахнулись, являя растерявшемуся на миг волшебнику такую гамму эмоций, что Драко отвел взгляд. — Ты ведь все сразу понял, еще тогда, да? А знаешь, что самое страшное? Что он у меня в голове. Что он тоже может об этом узнать, что может на этом сыграть. Что из-за меня ты… Не знаю, — теперь и Гарри отвел глаза, глядя куда-то в сторону, — зачем ты это затеял. Но прошу у тебя прощения, что подвергаю тебя такой опасности. Большей, чем твой отец, большей, чем Волдеморт. Но я ничего не могу с этим поделать. Я пытался, знаешь? — И я пытался. — Прошелестел Малфой и, не в силах больше терпеть, обвил руками шею своего врага, крепче прижимая к своей груди. — Тогда я почувствовал что-то, что не мог понять. И пытался понять все это время. Я… Можно? — Он чуть отстранился от Поттера, чтобы положить свою руку ему на грудь. Почувствовав бешеные удары сердца кончиками пальцев, он вдруг совершенно успокоился и смело посмотрел на все еще ожидающего его слов гриффиндорца: — Я хочу чувствовать это каждый день — то, как твое сердце бьется у меня под ладонью. Хочу знать, что оно бьется, несмотря ни на что. Хочу, чтобы ты улыбался, глядя зелеными глазами в яркое синее небо, не боясь, что каждая минута может принести смерть. Тебе, или твоим любимым. Я знаю, что, наверное, это невозможно, но, если я могу чем-то помочь, скажи мне. Если я смогу кого-то спасти, дай мне шанс. То, что я чувствую к тебе, дало мне смелости и решимости попытаться изменить мою жизнь. Если тебе это, конечно, нужно… — Драко только сейчас подумал о том, что, возможно, Гарри — это не нужно. Что несмотря на все, чем светятся его глаза, он не доверяет Драко и не намерен впускать его в свою жизнь. — Быть рядом со мной смертельно опасно. И я не могу просить о таком. — Герой требовательно уставился в серые глаза, пытаясь увидеть сомнение или страх. Но видел лишь то, что сбивало все мысли. Что заставляло бабочек в животе порхать, ударяя своими наглыми крыльями по оголенным нервам. — Ты не просишь, идиот! Это я прошу. Впервые в жизни прошу, Гарри. Давай попробуем вместе? — Надежда и опасение переплелись в яркий коктейль эмоций, от чего глаза щипало и жгло. — Вместе что? — Шепотом спросил Поттер, подвигаясь чуть ближе. Нелепость того, что они сидят в медленно светлеющем коридоре на коленях и обсуждают самые важные вопросы в своей жизни, вызывала улыбку. — Быть? Жить? Сражаться?.. — следующее слово погибло в громком вдохе и стремительном объятии парней. Это потом Драко осознает, насколько тяжело быть предателем. Почувствует, как больно принимать ненавистную метку и как страшно видеть любимое лицо в собственном доме, как давно мечтал, только при таких смертельных обстоятельствах. Каково это — умирать, крошиться как старый кирпич, видя смысл своей жизни, надежду всего мира, мертвым на руках у полувеликана, каково желать умереть вместо него, вместе с ним. Каково воскресать, понимая, что Спаситель жив. Каково вновь отдавать свою палочку, чтобы только хоть чем-то помочь… Каково уходить, оставляя на волю победителей свою судьбу.

***

— Драко, куда же ты? — Резкий оклик срывает пластырь с души, и боль расползается по ней, как сукровица на плохо зажившей ране. — Не уходи! Гарри находит его так быстро, как только может вырваться из поздравительных объятий. Сил на аппарацию у Малфоя нет, да и аппарировать некуда. Вход в Мэнор ему теперь заказан. Герой бухается на колени перед блондином, хотя волосы его так испачканы сажей и чем-то еще, что он скорее походит на темно-русого. Он утягивает парня за собой, берет его лицо в ладони и отчаянно вглядывается в глаза: — А как же последнее? Быть, жить, сражаться… — Кажется прошла целая жизнь между этими фразами. И светлеющий коридор еще не разрушенного Хогвартса встает перед глазами, зеленые глаза так же светятся, как в то утро. — Нарцисса простила тебя. Она спрашивала о тебе, когда я умирал в лесу. А Люциус… С ним тоже все решится, так или иначе. Все эти годы было так тяжело. Но мы справились! Вместе! Драко, как же еще одно? — Любить… — слезы текут по грязным щекам, руки сами обвиваются вокруг любимой шеи, а сердце колотится так, что гудит в ушах. Будет еще так сложно впереди — суды, свидетельства, воспоминания в омутах памяти, придется тысячу раз переживать предательство родителей и интересов семьи, давая показания против Пожирателей. Придется бороться с общественным мнением, сражаться за Гарри в жесткой конкуренции рыжего клана и миллиона поклонников и поклонниц. Отвоевывать с боем место в обществе и в сердце Героя. Но он справится. Потому что они все еще вместе.